Вместе поверили в любовь...

Судорожно открываю дверь в квартиру и включаю свет в прихожей. Руки трясутся от неимоверной тяжести пакетов с долгожданными продуктами, и я спешу освободить их. Медленно прохожу рядом со спальной комнатой и замечаю женщину, которая укачивает годовалого ребенка, а рядом расположились еще двое, но немного постарше. Дети сладко посапывают на расстеленной кровати, а женщина время от времени поглаживает их спины. Я улыбаюсь сама себе уголками губ и иду на кухню, дабы разложить купленные продукты питания. — Все уже уснули, — слышу я за собой нежный шепот той самой женщины. — Спасибо вам, Лидия Ивановна, что присмотрели, — говорю я, оторвавшись от своей работы, и тихо подхожу к ней поближе. — Ты что-то бледная совсем, все хорошо? — спросила Лидия Ивановна, разглядев мое лицо, словно до мелочей. — Все хорошо, — кивнула я и взяла в руки второй, еще не разобранный пакет. Женщина молча следила за моими действиями. Не решаясь заговорить. А говорить то не о чем, если подумать. Все и так ясно. — Миша капризничал очень, чуть близнецов не разбудил, — рассказывала она уже через пару минут, присев на стул и наблюдала за моими действиями, — в последнее время вы с ним совсем не видитесь… Соскучился он по тебе, Алинка. — Что ж поделать, сама жутко соскучилась по ним. — Ох, работаешь-работаешь, а получаешь копейки, доченька, — ласково пожалела она. — Я, наверное, пойду уже. Поздно. Я грустно кивнула и проводила ее до лестничной площадки. Затем зашла в ванную и принялась развешивать детские ползунки на сушилку. Вот уже который год мы с Лидией Ивановной живем рука об руку, словно одна семья, являясь лишь соседями. Иногда посторонний тебе человек оказывает помощь и становится родным. А близкие по крови отворачиваются, будто и не знакомы. Тяжело такое признавать. Так и Лидия Ивановна природнилась, когда стала помогать в воспитании деток, в то время как родители отвернулись от собственной дочери. Безусловно, очень трудно принять дочь сразу с двумя детьми без отца, но и бросать дочь на произвол судьбы — бесчеловечно… Я закрыла глаза от резкой боли в голове. Мигрень застал в самый неподходящий момент. Голову словно куда-то уносит. В глазах все плывет. Одной рукой держусь за ручку двери, а другой за голову, пытаясь нормализовать свое тело. Но меня будто заносит, поэтому опираюсь о дверь и скольжу по нему до пола. Медленно сажусь на холодный кафель и, отпуская ручку двери, стараюсь сохранить равновесие. Откинув голову назад, погружаюсь в воспоминания молодости. Да, молодости. Мне всего 22 года, но за эти 3 года я постарела чуть ли не на 10 лет. Эти времена сейчас казались сном. Волшебным сном, где была счастливая и беззаботная жизнь с мечтами о богатом будущем… Всплеск в глазах и передо мной лучшие моменты: выпускной, первая любовь, мечты и надежды, которые не оправдались. ***  — Я тебя очень сильно люблю и никогда не брошу, слышишь? — шепчет в ухо молодой шатен, крепче и крепче обнимая девушку, не желая больше ни о чем думать. — Я тебя тоже.очень сильно люблю, — повторяет зеленоглазая девушка, прикрыв глаза. *** Вновь всплеск и перед глазами уже не счастье: Ссоры, крики, плач и расставание с любовью, даже не подозревавшей о беременности. Снова ссоры, крики…и расставание, но только с родителями, которые заставляли делать аборт. Тяжелые роды, больница, дом… Близнецы, плач и истерика… Плачут дети, которые хотят есть, и плачу я, от того, что мне нечего им дать… Отдаю последнее, чтобы их прокормить и успокаиваюсь. Они больше не плачут, им хорошо и тепло, но лишь на пару часов. Плачу взахлеб, душа себя подушкой, чтобы не разбудить детей. Камень, который образовался в сердце, давит, и делает все больнее… Все в один голос твердят: «Зачем ты родила вообще?! Надо было слушаться родителей! Ты же не прокормишь двоих, дура!»  — Мама. — слышу я жалобный голосок своего дитя и поднимаю голову. — Ты чего не спишь, солнышко? — говорю я нежно и поднимаю на руки голубоглазое чадо. Кладу ребенка на кровать, рядом с его копией и тихо глажу его по голове, смотря на его глаза, цвета море. Такие же бездонно глубокие и настоящие глаза, как и у их отца. Все, что осталось у меня от него, двое детей, словно две капли воды похожие друг на друга. И обе копия папы. Дождавшись, пока ребенок уснет, выхожу обратно, но уже в прихожую. Вижу перед собой ожидаемый беспорядок из игрушек и начинаю убирать. Замечаю свое отражение в зеркале и выпрямляюсь, подойдя ближе. Томный взгляд, видится через огромные мешки под глазами. Эти зеленые, изумрудные глаза уже не те сверкающие огоньком, сейчас в них лишь пустота, только оставшийся пепел от бывалого огонька. Кожа лица не такая упругая, какой была еще три года назад. Явная сутулость прибавляет мне еще пару лет. Это тело в зеркале уже и не назовешь девушкой в самом рассвете сил, скорее сорокалетняя женщина с кучей проблем. Медленно присаживаюсь на старое, обшарпанное кресло и осматриваюсь. Вокруг ни души, ни одного звука, лишь за окном, иногда слышатся проезжающие машины, даже городская суета утихает с наступлением ночи. Мой взгляд падает на настенные часы, которые висят прямо над детской тумбочкой, наполненной вещами для детей от различной одежды, до присыпок. Время 2:46. Пол ночи уже прошло, скоро настанет новый день и все заживут, засуетятся. А я наконец-то за последние долгие месяцы этот день проведу дома, без излишних хлопот… Аккуратно ложусь на кресло и устраиваюсь удобнее, глаза сами собой закрываются, унося меня в царства Морфея… *** — Мам… — начинает медленно и тихо девушка, опустив голову. Она все еще надеется на понимание, что вряд ли произойдет. Одной рукой она придерживает слегка округлый животик, а другой крепко сжала подол летнего платья, — врач сказал, у нас близняшки. — Близнецы? Двойня?! — завелась женщина 40 лет, посмотрев дочери глазами, будто хотела убить на месте, — и ты это радостной новостью считаешь?! Говорила я тебе, не связывайся с этим Михаилом, не надо с богатенькими сыночками гулять! Говорила! А ты что? Из дома сбегала на свидание с ним! Вот куда сбегала, туда и иди сейчас! *** Окончательно просыпаюсь только тогда, когда слышу хлопок входной двери и вижу Лидию Ивановну. Взгляд автоматически падает на настенные часы, и я ужасаюсь: время уже 8 утра. — Доброе утро, Лидия Ивановна, не стоило приходить, я же сейчас свободна, — стеснительно улыбаюсь. — Свободна она, —причитала Лидия Ивановна, — ты и так исхудала вся, а эти трое, — она погладила по голове Артема, одного из близнецов, — умеют выносить голову. Давайте, дети, собирайтесь, гулять с вами пойдем! — теперь она обращалась к детям. Я лишь улыбаюсь, не смея противостоять… Да и права она. Работы дома хватает, а трое детей занимают всё мое время. А сейчас и с работы уволили… *** — Мам, я, кажется, рожаю, — томно дышит в трубку девушка, в поисках помощи. Она в панике. — Что? А где же твой Михаил?! Сбежал?! Вот и страдай! Я тебе не мама, поняла?! Удочерили мы тебя только из-за отца твоего, покойного! *** Звонок в дверь отвлекает меня от мытья посуды. Бросаю взгляд на настенные часы, слишком рано для возвращения детей с прогулки. Может, соседи, что вряд ли, меня здесь никто за человека и не считает. Распахиваю дверь и вижу перед собой невысокую девушку. На ней дорогие туфли бежевого цвета, обтягивающее на талии синее платье с вырезом у ключицы, длинные волосы спадают с плеч… Остановившись на лице, я замираю. Больно знакомое лицо и смотрящие так безобидно, глаза ударяют меня прямо в сердце, а ее маленький ротик ждет разрешения расплыться в виноватой улыбке. — Ты?! — только и могу я выговорить, тело будто не подчиняется мне, а ноги свело в судороге. — Я, Алин, я, — кивает Яна, даже не шелохнувшись, но в голосе чувствуется дрожь. Меня словно перебрасывает на полтора года назад волнами чувств.: *** — Ты не можешь бросить этого ребенка, неужели в тебе нет ни капли материнских чувств, ты только погляди на него! — чуть ли не плача говорит Алина, наклоняясь к ребенку, лежащему на кровати роддома. — Хочешь, забирай его себе? Пару красных купюр врачу и его родила Морозова Алина Андреевна. Мне он не нужен. — в голосе Яны холод, больше ничего, но такие слова заставляют Алину затвердеть. Она не ожидала от подруги такого.