***
- Что ты знаешь о трансформерах? Голос лязгает сталью и ввинчивается в уши. Больно… - Где находится Оптимус Прайм? Всё тело горит в огне. Больно… Они выкручивают руки, ломают кости, обжигают калёным железом, бьют, загоняя в вены что-то, от чего виски сжимает тугой обруч. Хватит! Прекратите! - Какие знания передал тебе Оллспарк? Нельзя говорить. Он должен молчать. И он молчит. И снова по кругу… Они спрашивают: - Где находится Оптимус Прайм? Что ты знаешь о местоположении автоботов? Больнобольнобольно! Остановитесь! - Какие знания, передал тебе Оллспарк? Он молчит и иногда зовёт их… «Оптимус! Спаси меня!» «Би!» Тело горит. Больно… Над головой раздаётся грохот и взрывы, скрежет металла. Красная оптика над головой. Почему… она красная?.. Так ли это важно? Он уже не помнит. Разбитые губы шепчут: - Хватит… Пусть всё прекратится! Земля дрожит. Люди кричат…***
Он резко садится на кровати и выдыхает. Сэм потирает ладонями влажное, все еще искривленное в судороге кошмара лицо, спускает ноги с кровати. От холодного пола по босым ступням бегут вверх мурашки, но парень не обращает на них внимания, подходя к окну. За толстой преградой особого стекла неторопливо поднимается солнце. Оранжевое, оно постепенно захватывает своими щупальцами-лучами сизые по-ночному небеса. Когда-то ему казалось, что он больше не увидит солнца. Мегатрон спас. Спас, когда Уитвики уже не ждал помощи. Спас, когда все, чего хотел человек - это умереть. Почему кошмары вернулись? Вроде бы давно не давали о себе знать... Ах, да! Великий день, знаменательная дата - заключение договора с автоботами, которые ради этого даже прибудут на базу к своим идеологическим противникам. Сэм... боялся. Не самой встречи, но того, что она может принести. Как глупо. Ему казалось, что он разучился волноваться по пустякам, но одна только возможность вновь заговорить с Оптимусом Праймом лишила душевного равновесия. Так дело не пойдет, нужно успокоиться, взять себя в руки. Лучшее средство - это работа. Кто там у него записан на осмотр? В вотчину Сэма на базе десептиконов, если не идёт операция, часто заглядывают мехи — яркое отличие от автоботов, те в своё время старались не попадаться Рэчету на глаза без острой необходимости и серьёзных повреждений. Умелые воины и опытные солдаты — они очень серьёзно относились к своим повреждениям. Кто знает, какая незначительная мелочь, в бою приведёт к дезактиву? Только здесь Сэм понял, чем по-настоящему отличались автоботы — бывшие гражданские, во многом элита и политики, от десептиконов — бывшие гладиаторы и шахтёры, ремонтники, выживающие в жестоких условиях тяжёлой жизни. Обеим сторонам пришлось учиться сражаться, срочно менять профессию, но десептиконам, в отличии от автоботов, не нужно было объяснять, как выдерживать трудности и буквально выгрызать себе путь к свободе. Когда-то Оптимус Прайм говорил о мире и войне, где виноватыми всегда были идеологические противники, и Сэм не задумывался, что в войне всегда участвует две стороны. А ведь помнится, в школе он знал об этом. И в Гражданской войне всегда нет только плохих и только хороших. В свободное время десы иногда рассказывали ему о Кибертроне. Не о сражениях, искалечивших планету. Они говорили о том Кибертроне, за который воевали. С его закатами и рассветами, безграничным звездным небом и огромными свободными пространствами, необъятными и прекрасными в своей ширине. Воспоминания Оллспарка оживали под веками, стоило Сэму закрыть глаза и вслушаться в механический голос. Сэм лечит повреждённых трансформеров, вытягивает из их брони шрапнель и осколки, спаивает контакты, меняет проводку — выполняет то, что крупным мехам сложно сделать самим. Мелкие десы, как тот, что взломал компьютерную систему США в поисках Арчибальда Уитвики, не настолько чувствительны, и Сэму иногда сложно объяснить то, что он просто понимает благодаря Оллспарку. Он учит молодого десептикона выполнять более габаритную работу — как Рэтчета убили Могильщики, так и Нокаута, прошлого медбея с фиолетовой инсигнией киберлиса, разобрали на винтики солдаты НЕСТа во время сражения в Чикаго. А за столько силиконов лет войны — врачей-ремонтников почти не осталось. Пусть хоть немного, на самом грубом, примитивном уровне, но он передаст те знания, что хранятся в его голове. В любом случае, скучно ему не бывает, ведь работа есть всегда. Активных боевых действий нет, но что починить всегда найдется. - Нет, нет, - бледная человеческая рука легко отодвигает в сторону манипулятор трансформера. Его силы в любом случае не хватило бы, чтобы сдвинуть груду металла, но десептикон послушно следует указанию. - Ну, куда? Смотри, здесь же микротрещины в топлепроводе. Сначала их, потом латать проводку. Где твой сканер, Скад? - Простите, Наставник, я сейчас. Некрупный тёмно-синий десептикон послушно тянется за устройством, его чёрный сородич, находящийся на платформе спиной кверху беспокойно поводит деталями. - А ты не дёргайся, - человек звонко ударяет гаечным ключом по наплечной броне. - В следующий раз будешь аккуратнее. Бой тренировочный, а вид такой, будто тебя шарктикон ободрал. Или скраплет отобедать пытался. Десептикон что-то ворчит в ответ, скрежещет дентопластинами, когда Сэм без особого пиетета пережимает повреждённый шланг. Ранение и правда не слишком серьёзное — на саморемонте полностью восстановится дня за два. Но всем было велено быть в строю и в лучшем виде, что автоматически означает, что лучше поход к Уитвики на быстрый ремонт и работу наглядным пособием для Скада. В противном случае лидер будет недоволен, а это весьма болезненно. У десептиконов очень специфический взгляд на мир и отношение к окружающим. Сэму пришлось потратить значительное время, чтобы вникнуть и понять их менталитет. Тот отличается от привычного автоботского. Мехи с фиолетовой инсигнией уважали силу и власть, но то, что Оптимус когда-то называл жаждой порабощать, на самом деле таковым не было. Автоботы идеалисты: они бросались помогать всем "сирым и убогим", даже если их об этом не просили. Не удивительно, что им все пытались сесть на шею. Десептиконы себе позволить такого не могли. Они защищали и заботились только о том, что было ИХ. За это можно и нужно драться. Если ты не можешь отстоять СВОЁ, то ты не можешь им и владеть. В этом вопросе десы были непреклонны. Слабый принадлежит сильному. А сильный властвует над слабыми. В этом нет унижения. Ведь по-настоящему сильный разумный, никогда не опустится до того, чтобы истреблять тех, кто принадлежит ему. Кем же ему тогда править? В чем-то примитивная точка зрения, но она делала десептиконов теми, кем они были. Оптимус и другие этого не понимали. Мегатрон был тем, чью силу и власть десептиконы принимали. Он был сильнейшим, а значит достойным ими править. Они принадлежали ему, готовы отдать за него жизнь и все, что он попросит. Поначалу Сэма не трогали именно потому что он ПРИНАДЛЕЖАЛ Мегатрону. Он и сейчас ему принадлежит, просто теперь появились другие причины для уважения. Мегатрон заходит к нему в медбок реже, чем другие, чаще сам Сэм топает в отсек лидера, чтобы залатать в нём дырки. Оно не мудрено – его раны всегда или слишком незначительные или слишком серьёзные. Отрубленный по локтевое сочленение манипулятор тому доказательство. Кончики пальцев касаются тёплого металла, и человек тихо, недовольно шипит, обозначая своё раздражение. - Как можно было так ухайдохаться?! Каркающий, шершавый шёпот тише ветра, но в большом полупустом помещении он прекрасно слышен, особенно серебристому трансформеру. Мех ничего не говорит, лишь иронично поводит целым плечом, наклоняя голову, в конце концов, вопрос был совершенно риторическим. - Справишься? Долгий выдох, тихий фырк служат ответом. Они оба знают, что вопрос не нуждается в ответе, но это их маленькая, важная традиция, помогающая хрупкому человеку не сойти с ума от одиночества. Некое постоянство, за которое можно уцепиться. - Справлюсь, – мужчина отворачивается к стоящему за спиной столику с инструментами, становится видна только часть изуродованного сетью шрамов лица. – У тебя повреждены топливные магистрали, руку придётся собирать заново, но это не будет слишком сложно, – голос от столь долгой речи начинает хрипеть и сбиваться с непривычки. – Управлюсь за пару дней. Хотя мне понадобится помощь Скада. Как ты понимаешь, не с моими размерами собирать тебе новые грабли! Десептикон насмешливо хмыкает, одобрительно протягивая: - Быстрее, чем в прошлый раз. Ты совершенствуешься. Выцветшая смола в глазах на миг вновь вспыхивает янтарем, с губ срывается змеиное шипение, довольное донельзя. Руки, покрытые следами от старых шрамов и ожогов, споро приступают к привычной работе. Теперь привычной. Понятной. И простой. Сэм старается не спрашивать «где» и «кто», не хочет слушать про бои, справедливо полагая, что достаточно навоевался в своей жизни. Однако сложно не замечать следы от пуль, а уж удар плазменного меча Прайма он не спутает ни с чем. В отличии от трансформеров, ему не нужны сканеры или любые другие приспособления, чтобы узнать о повреждениях и неполадках своих пациентов. Подарок Великой Искры – достаточно просто прикоснуться к живому металлу. Когда это произошло впервые, он изрядно удивился. - Иди сюда, человек, - Мегатрон протягивает ему руку, и это не предложение и не просьба, скорее уж приказ. - Посмотрим, что можно с тобой сделать. Сэм забирается на широкий манипулятор и садится - отчасти ему интересно, куда Мегатрон собирается отнести его, отчасти любопытен сам новый корпус этого меха. Почему-то вспомнилось, как он удирал и выворачивался, когда десептикон пытался вырвать из него воспоминания Искры. Как давно это было? Кажется, что в прошлой жизни. Воспоминания потускнели, а страх... Страх вообще долго не живет, особенно по отношению к тому, кто спас тебе жизнь. Руки касаются чуть тёплого металла, и перед глазами проносится вспышка, мелькают чужие-понятные, ставшие родными символы. На короткий миг он - часть системы и знает, где болит, что нуждается в ремонте. Слова сами слетают с губ. - А ты в курсе, что у тебя часть систем сбоит? - Хм? Как ты узнал? Сэм удивлённо смотрит на него, потом переводит взгляд на свои руки, опирающиеся на серебристый металл ладони гигантского трансформера и не знает, что сказать. Как объяснить, что чувствуешь тому, кто вряд ли поймёт, да и поверит ли? - Не знаю. Это странно, но я… кажется чувствую это… С того раза всё и началось. Мегатрон быстро нашёл применение его талантам и знаниям. Сэм не в обиде вовсе, на самом деле. В первую очередь ему самому это было нужно – дело, которому можно отдаваться с головой, дело, где можно применить свои-чужие знания. Оллспарк с лихвой одарил его информацией, но, когда она лежала мёртвым грузом, до конца непонятным, от этого физически начинала болеть голова. Первое время после плена, Мегатрон был единственным, кто говорил с ним. Остальные десептиконы предпочитали игнорировать присутствие человека около себя. Хотя со стороны это больше походило на монолог меха. Тот приходил в отсек, в котором жил Сэм и начинал говорить: обо всём и ни о чём сразу. О своих боях на арене в бытность гладиатором, о том, как впервые познакомился с Оптимусом, тогда ещё скромным архивариусом, Орионом Паксом. Было удивительно слышать, насколько миролюбивым и далеким от военных действий являлся тогда Прайм. Мегатрон рассказал, как начиналась война, какой шлак сидел в креслах Совета Кибертрона, о киберживности, которая в достатке водилась на родной планете. На поверку лидер десептиконов очень много знал. Не только о войне, почти во всех аспектах жизни трансформеров он разбирался на очень и очень высоком уровне. Вот и не скажешь, что вообще-то, он был когда-то шахтёром. Эти разговоры очень помогали вначале, когда знания в голове начали разворачиваться подобно бутонам цветов от солнечного света – подумать только, если бы он проводил больше времени с трансформерами после инцидента в Египте, это случилось бы намного раньше. Прошло немало времени прежде чем Сэм начал отвечать и как-то участвовать в этих разговорах. Хотя, конечно, когда только смог говорить, первое, о чём он поинтересовался была причина столь необычного поведения Лорда десептиконов. Ответ был очень… десептиконский. Струйка крови щекочет кожу, стекая по щеке, раны снова открылись, или он просто расчесал их, в любом случае, они скверно заживают, адски болят и чешутся. Не так плохо, как было, на самом деле, но эта боль ничто по сравнению с тем, что терзает душу. - Зачем? - голос хрипит и не слушается, сорванный шёпот самому себе кажется карканьем полудохлого ворона. Стыдно, раньше он не ценил умение говорить. Горло першит и дерёт - удивительно, как он вообще может что-то сказать, но узнать ответ почему-то очень важно. - Прихоть. Мне показалось, что это будет забавно. Мегатрон смотрит на него, чуть сузив алые линзы. Его новый вид непривычен, но так же, как и прошлый, величественен. Сэм до сих пор помнит то, своё самое первое впечатление: яркое и обжигающее восхищение обледеневшим гигантом, смешанное со страхом, стоило только представить, как эта махина обрушивается лавиной неукротимой ярости. Даже вспоминая слова Оптимуса, он не мог не восхищаться. Это потом, когда разгорелся бой, когда зазвенели над головой пули, страх стал основной эмоцией, а в первый момент всё было по-другому. У Сэма вырывается нервный смешок - такой же хриплый и сорванный, как все его слова. Ну что ж. Он хотел знать ответ - он его получил. Честный и прямолинейный. Впрочем, что бы он не говорил, Мегатрон никогда не лгал - если кто-то из людей превратно понимал его слова, то были не проблемы лидера десептиконов. Забавно, что он понял это только сейчас. И, в любом случае… - Спасибо. Впрочем, на лидера десептиконов частенько находит что-то – он приходит в ремотсек под конец дня, когда там остаётся один только Сэм, и они разговаривают. Если, конечно, это можно назвать разговорами… сорванное горло не даёт много болтать. Но ему нравится. Сэм благодарен. Для него давно не секрет, что он перестал меняться – Оллспраск что-то сделал с ним, не только наградил огромными массивами информации, но и изменил его самого. Он больше не стареет. Уитвики осознал это далеко не сразу, но, когда осознал… Пожалуй, если бы остались живы родители, он бы переживал намного больше. Но сейчас по-настоящему важных людей, чье мнение имело бы значение, в его жизни не существует. Поэтому пришлось принять себя новым, таким, какой есть. И смириться. С тем, что он с каждым годом всё дальше будет от обычных людей. Быть может, это к лучшему – родная раса изрядно его разочаровала. Десептиконы же о нём заботились, пусть весьма своеобразно. Вспомнить хоть, как у него появился любимый гаечный ключ, от которого стараются удрать все остальные, но никогда не уворачивается Мегатрон. В дверь его отсека кто-то бесцеремонно барабанил, видимо подрабатывая будильником. Сэм с трудом поднимается с кровати на заплетающихся ногах, не разбирая дороги и не открывая глаз, зевая, идет открывать дверь. Вчера он весь день и всю ночь латал пострадавших десептиконов — те нарвались на СЛТ и едва не погибли полным составом, так что теперь всё, о чём мечтает Уитвики, это хорошенько выспаться. Желательно без снов о тонкой проводке, чипах и прочем, что не могут наладить сами мехи. На пороге ожидаемо стоит десептикон: из вчерашних. Его друга с едва не пробитой камерой искры Сэм чинил одним из первых. - Эй, белковая мелочь, - голос у меха, для засыпающего на ходу человека, чрезмерно громкий, но сил нет даже на то, чтобы послать заразу к Юникрону в задницу. - Мы собираемся наведаться к людям, тебе чего-нибудь надо? Сэм честно пытается понять, чего от него хотят, но мозги спят слишком крепко, реагируя на внезапную побудку скрипом и неоднозначными посылами, озвучивать которые сейчас попросту лень. Где-то среди них завалялся список необходимого, и он гораздо больше, чем то, что озвучивает Сэм. Но именно об этом он мечтал последние несколько дней: - Кофе, шоколад и гаечный ключ, - и прежде, чем десептикон успевает что-то ещё спросить или сказать, захлопывает дверь и идёт досыпать. Его сейчас из кровати даже Мегатрон не выкинет. Только вместе. В мечтах он уже обнимает большую банку с долгожданным кофеином и закусывает его шоколадом. Самое интересное, что все затребованное он в итоге всё-таки получил, кокетливо перевязанное синей ленточкой. Косплеили автоботов, что ли? Пожалуй, Сэму нравилась его новая жизнь. И оставалось только одно дело, которое давно следовало закончить… Десептиконы проверяли безопасность, доводили до ума защиту и готовились к неожиданностям: мирный договор был нужен им так же, как и автоботам, что не мешало фракции быть настороже и приводить базу в полную боевую готовность. История жизни на Земле научила их, что людей нельзя недооценивать. Нестандартное мышление белковых не раз приносило большие неприятности. База десептиконов находилась глубоко в горной местности, до ближайшего поселения людей даже по воздуху полчаса лёту и это, признаться, изрядно нервировало – случись что, уходить отсюда под обстрелом будет не просто. Однако Прайм, как никто другой, понимал необходимость заключения мирного договора. Ныне на орбите Земли находился Кибертрон и по всем предварительным расчётам, так всё и останется, если не до скончания времён, то на очень долгий срок. Долгий даже для трансформеров. Их родная планета требовала восстановления. Кибертронцев после разрушительных войн осталось мало. Тех, кто помнил бы планету прежней - еще меньше. Мехи нуждались во всех ресурсах, пусть даже для этого придется заключить договор с теми, кого раньше люто ненавидел. Этот договор был необходим обеим фракциям. В условленной точке Оптимуса и его команду уже поджидал Мегатрон, внушительный и какой-то... спокойный. Оптимус не видел его таким с тех самых пор, как началась проклятая война. Представители людей, выбранные, как свидетели этого эпохального события, изрядно нервничали. Их пугали роботы, пугало инопланетное вооружение, способное единственным импульсом стереть всю группу с лица земли. Кейд так и вовсе жалел, что позволил себя уговорить на это сомнительное мероприятие. Ну не военный он, фермер, вынужденный взяться за оружие, чтобы защитить дорогих ему людей. И только полковник Леннокс почти спокоен – десептиконами его давно уже не напугать. - Прайм, - приветствует Оптимуса лидер десептиконов. За его спиной двое: Саундвейв, не пойми каким образом уцелевший после Чикаго и неизвестный молодой мех – новое поколение. Ровесник Бамблби, но уже весьма потрепан. - Мегатрон, – возвращает вежливость автобот. – Ты далеко забрался, – замечает он, как бы между прочим. - Как всегда категоричен, Прайм, - будь Мегатрон человеком, он бы усмехнулся. - Иногда стоит присмотреться, чтобы увидеть истинную ценность. Оптимус вынужден признать, что Мегатрон прав: убежище отлично скрыто, а огромные свободные пространства позволяют установить мощнейшую защиту, не оглядываясь на людей и их потребности. Все, как любят десептиконы. А вот внутри базы их всех поджидает сюрприз: рядом с встречающими делегацию автоботов и людей десами, стоит беловолосый человек. Простая, добротная одежда, клетчатая рубашка с закатанными рукавами. Лицо покрывает множество шрамов, длинных и коротких, рваных и вырезанных с филигранной точностью. Вместе они складываются в причудливую картину-сеть. На поясе висит увесистый гаечный ключ, а по соседству - коммуникатор. Человек стоит, сложив на груди руки, шрамы убегают под рукава, подобно перчаткам-паутинкам. Он перебрасывается фразами с носителями фиолетового знака, но глаза цвета выцветшей древесной смолы внимательно наблюдают за автоботами, цепко выхватывая любую мелочь, фиксируя каждое движение. Десептиконы ведут себя тихо и к человеку, на удивление Оптимуса, относятся доброжелательно... с уважением? Никому в голову не приходит повысить на него голос или пройти мимо, не заметив. Они смотрят на него так... Как на равного. Он в самом деле равен им? Увидев этого человека, всю дорогу кого-то высматривающий полковник расцветает улыбкой и будто начинает светиться. - Малыш! - он резко шагает вперёд и с удовольствием заключает его в объятия. Со стороны движения кажутся резкими и грубоватыми - так отец приветствует сына, но на самом деле они предельно аккуратны. "Малыш" напоминает фарфоровую статуэтку, кусочки отколоты, часть из них была приклеена мастером, возвращена на место, но... от этого фигурка становится более хрупкой. С ней нужно обращаться бережно. Поэтому полковник выпускает парнишку из объятий, одной рукой сжимает узкую ладонь, а второй - ерошит жестковатые белые волосы. - Рад видеть тебя, Билли, - хриплый, чуть каркающий голос плохо вяжется с искренней улыбкой, с морщинками у глаз, но полковнику достаточно этой короткой фразы. Малыш постарался, сказал, хотя предпочитает обычно отмалчиваться. - Полковник Леннокс, - Прайм с интересом всматривается в неизвестного ему мужчину. - Вы знаете этого человека? У военного странная реакция на невинный с виду вопрос. Его передергивает, как будто кто-то пустил ток по полу. Во взгляде появляется удивление, за ним - разочарование, а после приходит горечь. Уильям не верит своим глазам — он всего от жизни ожидал, но такая картина существенно перетряхивает его устоявшееся мировоззрение. Когда, через некоторое время после инцидента в Гонконге с вынырнувшим из небытия и тут же испарившимся Праймом, с ним связался Мегатрон, Леннокс подумал, что рехнулся — да он бы в ожившего Айронхайда поверил скорее, чем в десептикона, принёсшего полуживого мальчишку к нему на порог. На ум пришли все варианты: от шизофрении до провокации давних противников. Уильям начал искать Сэма почти сразу же, как тот пропал, несмотря на то, что сам находился в непростой ситуации как бывший член НЕСТа. Могильщики рыли носом землю в поисках трансформеров, люди засветившиеся в дружбе с пришельцами попадали под подозрения первыми. Их личные дела перетряхивали, докапывались до каждой мелочи - Леннокс не хочет вспоминать, сколько весьма неприятных часов пришлось пережить им с Сарой в допросных, именуемых "комнатами для бесед". Но, смотря на окровавленный кусок мяса, оставшийся от некогда весёлого, немного неуверенного в себе, но очень доброго ребёнка, спасённого отнюдь не друзьями, у полковника образовалось много интересных, но большей частью нецензурных вопросов, которые хотелось задать носителям алого знака. Очень много и очень нецензурных. Оставляя Сэма с родителями, Леннокс верил, что мальчишка в безопасности. Верил, что автоботы защитят его. Как-то не сходится эта уверенность с пятном крови, растекшимся по крыльцу из-под тела... человека. - Мальчик будет жить. - Говорит старенький, но крепкий мужчина-врач, живущий по соседству. Он давно отошел от практики, но для Леннокса всегда делает исключение. Все же тот бывший подчиненный, как-никак, и почти ученик. - У него сильная воля, но период восстановления будет долгим. Врачи бывшими не бывают, как и солдаты. Этот старик когда-то натаскивал самого Билли, отпаивал коньяком после первой операции. Ему не нужно говорить, где мальчишка приобрел страшные раны - он понимает и качает головой, с жалостью смотрит на лежащего на операционном столе ребёнка; для него и Леннокс сущий мальчишка, но Билли хоть может за себя постоять, а этот… Уильям тогда неделю не спал - вытаскивал Сэма. Больше всего пострадали ноги и рёбра - мучители отчего-то не спешили ломать мальчику руки. На что-то надеялись? На знания Оллспарка? Тогда Мегатрон, вскоре после того, как прошёл самый опасный пик, вернулся за Уитвики, забрал - и Леннокс вынужден был отдать друга десептикону, слишком опасно тому было оставаться у полковника. Могильщики всё ещё рыскали рядом с ним. Отдавать не хотел, но выбора не было. И вот теперь он слышит этот чёртов вопрос от чёртова Оптимуса Прайма. Пока Сэм бредил у него дома - он звал автоботов. Два имени сорванным голосом до сих пор иногда слышатся во сне. И сейчас Оптимус, тот, ради которого умирали, рисковали жизнью и - самое большее - молчали под хруст костей, спрашивает: "Кто это?" Если бы это было возможно, он бы Прайма ударил. Вот сейчас, со всей силы, так чтобы до него дошло, что он сейчас сделал! Его бы даже толпа десептиконов не смутила, да и те, скорее всего, если то, что он успел увидеть - правда, лишь поддержали бы и добавили. Возможно даже ногами. Схватил бы и затряс со всей силы, чтобы выправить его механические мозги, чтобы этот остолоп наконец-то прозрел... Да только бестолку. Весовые категории, разные, чтоб их вертело в чёрной дыре! Ах, да... ещё мирный договор. Чтоб и его тоже... На запястье ложатся бледные пальцы, что отрезвляют лучше ушата холодной воды. Рука у Сэма чуть шершавая из-за мозолей, а шрамы бугрятся змеями. Удаётся довольно спокойно спросить в ответ: - А ты, разве нет? Оптимус мгновение смотрит на стоящего за спиной полковника человека, хмурится, явно ищет что-то в архивах баз памяти. А чужие, прохладные пальцы на запястье, Леннокс чувствует, подрагивают. В ответе автобота нет сомнения: - Я впервые вижу этого человека, - Пальцы сжимаются крепче, возможно, останутся синяки, но это беспокоит Уильяма в последнюю очередь. - Представишь своего знакомого? И он уже открывает рот, чтобы высказать трансформеру всё, что он о нём думает, когда за его спиной раздаётся смешок. Абсолютно точно - от нервов, но вряд ли кто-то из автоботов это понял. - Не отвечай. Мне интересно, как быстро он меня узнает. Что собирался ответить на это лидер автоботов, так и остаётся неизвестным - его очень вовремя отвлекает Мегатрон: - Прайм, кажется, ты пришёл сюда не просто так. Мирный договор тебе уже не интересен? Десептикон скалится и насмешливо смотрит на своего оппонента, Леннокс ему почти благодарен. Но только "почти", ибо желание убивать всё ещё сильно, как никогда. - Прекрати, - Сэм дёргает его за рукав. - Ещё немного и ты начнёшь дымиться, - в его голосе весёлая насмешка, и будто ничего не напоминает о моральной пощёчине, что отвесил ему красно-синий трансформер. - В отличии мехов, у тебя нет проводки, которую я могу поменять, - фыркает. И снова дёргает за рукав - как маленький ребёнок. Требует: - Расскажи мне, как у тебя дела. Я редко выхожу отсюда и почти ничего не знаю. Как Аннабель? Уильям поворачивается к другу. Да, конечно, он расскажет. Он знает - трудно уходить далеко от базы десептиконов, столь удалённой от жилой местности, а десы, в отличии от автоботов, редко берут человека на задания - опасно, не рационально. Сэму это и не нужно, он не любит большие скопления людей, после Могильного ветра не может долго находиться среди них. А уж оказаться в толпе, где каждый норовит случайно задеть, толкнуть, пройти мимо, да и просто бесцеремонно вторгнуться в личное пространство - воплощенный кошмар. - Представляешь, моя дочь разбила носы всем окрестным мальчишкам... - с гордостью, послушно начинает рассказывать он. Улыбка невольно набегает на лицо, стоит только вспомнить возмущенные вопли директрисы школы и довольную мордашку дочери. Рядом беспомощно топчется Кейд Йегер. Фермер-механик давно уже потерял нить разговора, он отчетливо видит, что происходит нечто странное, но не может понять, что именно. У каждого здесь своя роль, и только у него ее нет. Какого чёрта вообще, гражданский забыл на этих переговорах, когда в любой момент может начаться стрельба? Ах, да... Прайм притащил. Как на него похоже. Пожалуй, Мегатрон был… разочарован. Давний противник, совсем не оправдал его ожиданий. Он долго ждал возможности посмотреть на эту, эпохальную во всех отношениях, встречу. Моделируя различные варианты развития событий, он каждый раз задавался вопросом, как Прайм поведёт себя, увидев своего друга среди десептиконов, что скажет или не скажет ему? Зная Прайма, можно было предположить что угодно, вплоть до открытия огня и нового начала боевых действий, но на такое он точно не рассчитывал. Прайм мальчишку просто… не узнал. Ни в начале, ни в конце. И это, несмотря на поведение того человека – Леннокса. Какой… позор. Действительно. Прайм сам унизил себя. И даже не понял этого. Неприятно осознавать, что совершенно не знал и не понимал того, кого привык считать сильнейшим и достойнейшим из противников. У Мегатрона странный взгляд — Оптимус понимает это далеко не сразу. Старый враг щурит алую оптику и следит за каждым движением, пока они договариваются об условиях мира, как и всегда — привычно. И вместе с тем, будто чего-то ждёт от него. Какого-то... действия? слова? Нет-нет, а взгляд его соскальзывает на стоящего неподалеку седого мужчину, что встретил их тут и так странно вёл себя. Проходит совсем немного времени, прежде чем Прайм замечает кое-что ещё, что удивляет и поражает до глубины искры: между ним и этим человеком постоянно находится кто-то из десептиконов. Ненавязчиво, всегда с вопросом или предложением, со своими ремарками к тому или иному пункту договора, оттесняют мехи мужчину в свою тень. Они будто... защищают его... от него, Прайма. Десептиконы... обеспокоены. Они словно боятся, что он нападёт на него. Или схватит. Или сделает что-то, что навредит этому человеку. Это так дико, что не укладывается в недрах процессора. Десептиконы никогда не считали людей достойными своего внимания. Низшие существа, ошибка природы. И то, что эту "ошибку" сейчас защищают... Может, не так уж не прав был Прайм, считая, что даже в Мегатроне сохранилось что-то хорошее? А человек на него не смотрит. Он беседует с Ленноксом, если напрячь аудиодатчик - можно услышать хриплый, чуть шелестящий смех. От него вздрагивают ломко плечи под широкой рубашкой. Человек хрипит и говорит очень тихо, слишком тихо - что-то с голосом? Леннокс послушно наклоняется, чтобы услышать. Ему не трудно, наоборот... приятно? Приятно беседовать с этим странным человеком? Они знакомы? Каждая минута наблюдений порождает все больше вопросов. Волосы человека белые не от краски, это седина... Прайм достаточно провёл среди людей, чтобы понимать что эта седина не естественна. Сколько ему лет? Тридцать? Возможно не больше сорока, ровесник Кейда. Сказать точно не дают шрамы на лице. Эти шрамы тоже странные - напоминают что-то. Что-то привычное. Прайму кажется, что он уже где-то видел подобное. Среди сотен скаченных из сети людей картин. Или в другом месте? Мысль ускользает из процессора, вытесненная новыми предложениями десептиконов. Мегатрон хорошо подготовился. И, либо у него в стане появился гениальный аналитик, либо с этим договором ему кто-то помог со стороны. Уж больно не типичны некоторые моменты для варлорда. Кто бы ни подсказал ему эти варианты, он не просто знал автоботов - он проник в их суть, предугадав возможную реакцию. Когда мирный договор был, наконец, подписан, все положенные по этикету ритуалы проведены, и делегация автоботов и людей собралась покидать удивительно гостеприимную для них ставку десептиконов, Сэм не выдержал. Он всё же спросил, ведь это было так важно для него. - Хей. Оптимус Прайм, скажи мне, быть может, ты всё-таки узнал меня? И Оптимус ответил: - Я никогда Вас не знал. Оптимус сказал: "- Я никогда Вас не знал." И Прайма захотелось убить. Потому что мальчишка может и не дёрнулся, остался спокоен, лишь выгнул бровь, но Лорд Мегатрон как наяву услышал, как рвутся со звоном тонкие, хрустальные узы, что ещё оставались между этим человеком и трансформером. До этого момента Сэмюэль Уитвики всё ещё верил в Оптимуса Прайма - не отдавая себе отчёта, где-то глубоко в своём сердце. Жизнь потрепала мальчишку, но даже Могильный Ветер не смог вытравить из человеческой души надежду. Что его найдут, помогут. Спасут. Теперь - от самого себя. Оптимус позовет по имени - и Сэм сможет стать прежним собой, вернуться к той жизни, ради которой молчал перед своими палачами. Обманывая себя, Сэм верил в Оптимуса Прайма. До этого момента. Когда Прайм сам разорвал их последнюю связь. И мальчишка вымученно улыбнулся - ту муку на лице кроме десептиконов увидел лишь один человек, но Уильям Леннокс будет об этом молчать. Шрамы стали более отчетливыми, когда перекосило в усмешке рот, на секунду глаза вспыхнули и тут же погасли, сохранив выжженное, пустое спокойствие. Наигранное, разумеется, но кто посмеет упрекнуть? - Ну, значит и я, никогда не знал тебя. Ему станет легче, Мегатрон в этом уверен - пройдёт время и боль отпустит мальчишку, но сейчас предательство слишком ярко и больно бьёт в сердце. Главное, чтобы теперь автоботы спокойно ушли. Ни слова больше, человеческий разум такой хрупкий и ненадежный. Особенно когда летит к чертям так долго державший якорь. Но... Жёлтый разведчик неожиданно дёргается вперёд, и бывший гладиатор обречённо пригашивает оптику: не повезло. - Сэм? - и в голосе столько неуверенности, что это почти похоже на дроновский писк, которым разведчик общался до возвращения голоса. Звуки скачут, то взмывают вверх, то опадают вниз, подобно волнам. Он не уверен в себе, этот глупый юный автобот, но не спросить не может. В конце концов, именно из-за Сэма он когда-то отказался подчиниться Прайму. И уже поэтому, по мнению Мегатрона, заслуживает ответа. А Прайм деревенеет. О да, такое он уже видел. Пару раз, когда удавалось задеть за живое. Оптимус оборачивается. - Сэм? А Уитвики молчит. Молчит минуту или две, задумчиво рассматривая трансформеров. Препарирует их взглядом, решая, дать волю своей обиде или нет. Потом вздыхает - почти демонстративно, тянет руку из кармана - там отцовские часы, всё что осталось от семьи. Ещё с минуту смотрит на циферблат. Дел запланировано много, а времени так мало, причем большая часть, как оказалось теперь, потрачена впустую. Выдыхает, с болью и кривой улыбкой, протягивает, тихо, хрипло, перекатывающимся, как змеиная чешуя при движении рептилии, шелестом: - Вы на этой базе - шесть с лишним часов. Помнится, при нашей встрече с Мегатроном несколько лет назад, я напоминал бифштекс, подготовленный к жарке. И совсем не мог говорить. - Теперь мальчишка улыбается воспоминаниям тепло. Кошмары не ушли из его снов, но стали не такими частыми гостями. - Но это не помешало ему узнать меня за минуту. Прайм снова недоверчиво спрашивает: - Сэм? Он не верит. Мегатрон это отчётливо видит. И отчасти понимает чувства Прайма. Сэм-друг автоботов, и Сэм-помощник десептиконов - совершенно разные люди. Не только внешне. В помощнике чувствуется надлом, которого не было в прежнем Уитвики. Но ощущается и сила. Та самая, к которой тянулся Прайм. Она-то осталась неизменной. Сэм? Это Сэм?! Оптимус смотрит и не верит. Это точно Сэм? Быть может, Бамблби ошибся? Но нет... Теперь, когда страшная догадка прозвучала, Прайм и сам видит: да. Действительно – похож. Волосы поседели, глаза выцвели, из них ушла чайная насыщенность, оставив после себя пленку светло-коричневого цвета; лицо и руки покрыли шрамы – теперь Прайм понимает, на что они похожи – швы трансформации – и именно из-за них возраст смазался, не определить наверняка. Голос охрип, как у старика или.. нет, это не возраст; так хрипят если очень-очень долго кричать. На пределе сил и возможностей, когда уже не можешь, но продолжаешь, срывая горло… звать? Просить? Кого? И движения изменились – сколько раз надо было ломать кости, чтобы настолько... Осторожно, как будто ступая по тонкому льду... Как будто страшно сделать следующий шаг, и ждешь подвоха от собственного тела. Бамблби смотрит больным взглядом, Леннокс отворачивается, Кейд и вовсе в шоке – он о Сэме только слышал. Трудно соотнести мальчишку, мелькавшего на экранах, с этим молодым стариком. Но почему он в таком состоянии? Кто всё это сделал? Десептиконы? Нет. Будь так мальчик бы не чувствовал себя свободно с ними – спокойно, а Леннокс бы не был… полковник ведь рад. Он действительно рад видеть Сэма и почти не обращает внимания на десептиконов – привычно? Верит в безопасность друга? И… ещё момент: их отношения с Мегатроном. При встрече, они кивнули друг другу как равные. Прайм не придал этому значения поначалу, но сейчас, если задуматься, это выглядело… не правильно? - Сэм? Голубая оптика расширяется, и на фейсплете автобота так ярко проступает удивление, что Сэму большого труда стоит не запустить в него гаечный ключ. Не поймут-с. Да и, десы могут расстроиться, они похоже стали считать, что этот жест принадлежит только им и применяться может только к тем, о ком по-настоящему заботятся. К тем, чьи внутренности знаешь лучше, чем свои, чья искра трепетно пульсировала где-то там, почти под самой ладонью. Жест не для всех, только для СВОИХ. Что можно было ответить на этот вопрос? Сколько всего хотелось сказать, выплеснуть, прокричать. Возразить, облить ядом, копившимся внутри, от которого становилось больно и холодно. Обида слишком сильна, слишком долго она зрела в груди, чтобы вот так просто избавиться от нее. Но выжженная пустота души сильнее, и рот рождает самые обыденные слова: - Здравствуй, Оптимус, я тоже рад тебя видеть. – Хрипло и с сарказмом протянул Сэм. Не удалось удержаться от шпильки: – Давно не виделись, старый друг. Прайм поражённо молчит, и от этого молчания, лишь сильнее сводит зубы. Поднимается жгучая ярость и обида, колышется в груди боль. Хочется ужалить посильнее, побольнее ударить словами — так, чтоб вывернуло проводку, сжало камеру искры. Сэм не садист и никогда не замечал за собой привычки бить лежачего — а именно этим будет то, что он сейчас скажет, если позволит своей обиде вырваться наружу. Рука ложится на стекло старых часов. Отец всегда так делал, когда Сэм слишком доставал его... Успокоиться, Боже, ему бы сейчас просто успокоиться, загнать жгучие слова поглубже, связать молчанием рот. Только бы не сорваться в позорную истерику. Только не здесь и не сейчас — не перед автоботами. Десы-то поймут; у трансформеров вообще прекрасный слух, даже через стальные переборки слышно как он кричит по ночам, зовёт... Именно они вытаскивали его посреди ночи в лазарет, потому что: "приспичило проверить вооружение, немного перестарались — посмотри, что там с закоротившей платой/искрящей проводкой/по-моему-я-сорвал-пару-тяжей". Это и смешно, и глупо. Но он был искренне благодарен мехам, потому что они вытаскивали из очередного черного, липкого, как болото, кошмара. Десы поймут. Автоботы... это уже не важно. Он просто не сможет себя простить, если разревётся здесь и сейчас. Кончики пальцев проводят по кожаному ремешку, поправляют застёжку. Молчит. Но нет. Не получается. Обида, в чем-то детская, иррациональная, на присутствие "лишнего" человека поднимается, и дышать через нее получается с трудом. Медленно он поднимает глаза на ошеломлённого Прайма, переводит взгляд на человека у его ног, и горькая обида вплетается в шелестящие слова: - Я смотрю, ты нашёл себе нового друга, Прайм? - Он запускает пальцы в волосы, тянет, но боль не отрезвляет. Боже, только бы не наделать глупостей! Но так хочется ударить побольнее. - Быстро же ты, однако... - Поднимает взгляд и смотрит прямо в голубую оптику. - Скажи честно, ты хоть раз вспомнил, что такой человек, по имени Сэм Уитвики — был с тобой знаком? Может, даже помогал вам. Как умел, но все же... - Мы думали, ты погиб... - И теперь голос Прайма хрипит статикой, срывается на скрип и скрежет. - Врешь. - Безжалостно отрезает парень. - Ты обо мне, даже не задумывался, пока Леннокса не увидел. Оптимус вздрагивает, как от удара. Значит, всё-таки правда? Не вспоминал? - Я думал, ты погиб. – Эти слова как оправдание, как щит, за который прячется лидер автоботов. И это смешно. Оптимус - и прятаться, Оптимус - и оправдание. В одном предложении не вяжется, не осознаётся. Прайм никогда не скрывался, если мог дать бой. Смешок вырывается сам собой, еще более хриплый чем обычно, царапает сухие губы наждачкой. - Хорошее оправдание, не так ли? В своё время меня это не остановило, хотя я не «думал» - я «знал», что ты мёртв. Своими глазами видел, как ты погас. И всё же не бросил. Ты не представляешь, как трудно было продолжать тогда говорить, кричать о вашем праве жить на Земле, просить оставить в покое, дать существовать. Но я не мог... я ведь никогда не бросал своих. – Сэм прикрывает глаза. – А там... я каждый день звал вас… и молчал, пока Могильщики ломали мне кости, резали по живому... Они спрашивали, спрашивали, спрашивали, не переставая… Их вопросы до сих пор мерещатся в кошмарах. Но я молчал. Только звал вас. Говорить больно, горло тянет, но, наверное, это хорошо, что так получилось. Выговорится. Некоторые раны нужно вскрывать, пускать кровь, чтобы не получить общего заражения. С губ льется кислота и яд, а на душе становится... нет, не легче, но спокойнее. Обида корчится, клокочет зловонными пузырями, лопается, оставляя после себя слегка болезненную пустоту. - Чёрт. – Выдохнуть. Как же хочется кофе. – Мне родителей больше всего жаль, понимаешь, Оптимус? Ладно я, дурак малолетний, по глупости влез в ваши разборки. Не понимая до конца всей опасности, масштабов и прочего,.. но по своей воле. Сам. За что в итоге и поплатился. Это был мой выбор, и я за него заплатил. Родители, ни в чём не были виноваты. Их убили…убили только за то, что я был связан с вами. Что когда-то отец добавил пару тысяч на покупку машины, а мама позволила желтому камарро поселиться у нас в гараже. Они любили путешествовать, хотели устроить второй медовый месяц... Вместо слов - прерывистый вздох. Как объяснить то, что близко тебе, но не поймет он? Рука снова ложится на отцовские часы. Он их очень любил. Добротные, хорошие часы, пережившие очень многое и прежнего Сэма в том числе. Надежные, верные... Напоминание о нервном смехе матери, грубоватом голосе отца и даже глупом Моджо, который так и не смог слезть со своих таблеток. Прайм молчит. От него физически веет шоком и виной, сожалением. От этого тянет плеваться. Вина автобота оседает на языке полынной горечью, скрипит песком на зубах. От того, что Оптимус признал свою вину, вопреки ожиданиям, легче не становится. - Мне Мегатрон, когда вытащил, признаться, показался глюком, - Сэм нервно рассмеялся. - Я сначала вообще понять ничего не мог - не соображал просто. Что не так, почему оптика красная, и почему меня должно это беспокоить? Впрочем, мне тогда всё равно было - умереть хотелось сильнее. - Уитвики фыркает, качает головой, словно насмехаясь над самим собой. - Потом ничего. Очухался. Понял, что не глюк. Привык. С десептиконами намного проще, знаешь? - Улыбка выходит кривоватой, но искренней. - Теперь ты с ними? - Ага. - Снова такая же улыбка, только чуть шире. - Они намного честнее автоботов. На мой взгляд. Оптимус отшатывается, как от пощёчины, а сзади что-то пищит-скулит Би, совсем как тогда, в Египте, когда умолял Сэма не умирать. На поясе щёлкает коммуникатор - снова кто-то загремел в ремблок. Учитывая толпу лишнего народа, этот кто-то пришёл с другого входа, и потрепали его знатно. Опять. Через два дня после общей профилактики, на которой серьезных отклонений не выявлено. Быть кому-то битым. Что ж, вот и работа нашлась. - Извини, Оптимус, - Сэм щёлкает по кнопке вызова. - У меня появились дела. Повернувшись к Ленноксу, крепко, насколько может, обнимает его. - Был рад тебя увидеть, друг мой. - Береги себя, Малыш. - Уильям снова ерошит ему волосы. - Мы ещё увидимся. - И это почти обещание. - Прощай, Прайм. До свидания, Би. На разведчика смотреть больнее, чем на Оптимуса. Сэм выходит и чувствует на своей спине чужие взгляды, тяжелые, пристальные. Идти под ними нелегко, но необходимо. Вот и всё. С прошлым покончено. Дороги назад больше нет. За спиной тихо появляется Скад - это хорошо, возможно, понадобится его помощь, кто знает, с чем пришёл пострадавший. Только смотрит молодой дес, как-то странно. - Наставник, ваше лицо... Сэм хмурится и проводит рукой по щекам - мокрые. Надо же... а он думал, что давно разучился плакать. В Могильном ветре его слезы вызывали смех, вот он и... - Это ничего, Скад. - Вода, всего лишь вода. - Пройдёт. Не думай. Сэм вытирает лицо рукавом и упрямо шагает вперёд. Ведь когда закрывается одна дверь, всегда открывается другая, правда? Вслед уходящему человеку смотрит Кейд. Кому принадлежит эта спина? Мужчине? Мальчишке? Сложно сказать. Поседевшему, изломанному, прошедшему ад и вернувшемуся. Изменившемуся. Он много слышал о Сэме Уитвики. От людей военных, из газет и отчётов, пара кадров по телевизору, однажды сумел выудить подробности у Би. Уходящий к десептиконам человек был одновременно похож и не похож на него. Он стал серьёзнее, циничнее, в чём-то откровенно злым, или скорее обиженным. То как он насмехался над Оптимусом, с сарказмом вопрошая, вспоминал ли тот о нём - за теми словами крылась боль и обида. Память о том, что уже не вернуть, об отношениях, полных доверия, что были потеряны, стала для Сэма худшим наказанием. Возможно, однажды время все же сумеет вылечить его. Время и, как бы дико это ни звучало, Мегатрон и его десептиконы. Ну а для него, это будет примером того, как всё может закончиться. Быть может, именно это и хотел сказать ему Сэм, своим молчаливым взглядом? После того, как за Сэмом закрылась дверь, Оптимусу ничего не оставалось, кроме как покинуть базу десептиконов. Многозначительный взгляд Мегатрона недвусмысленно напоминал о том, что терпеть посторонних на своей территории больше необходимого, он не намерен. И уходя, Оптимус понял, что есть вещи, которые нельзя изменить. Есть ситуации, когда ты безбожно опоздал. И этого не исправить. - Почему вы не сказали, что он выжил? - Спросил он полковника Леннокса, по закрытой связи, когда они покинули базу десептиконов. - Я бы ответил, если бы ты спросил. И это было больше тысячи слов и оправданий. «…если бы ты спросил…» Прайм долго смотрел в спину уходящего друга. Сильного воина. Верного друга. Ушедшего товарища. Медблок встречает тишиной, здесь всегда тихо. Это особенная тишина, спокойная, уютная, мирная. Человеческий мальчишка потратил много времени, чтобы создать и удержать тут такую атмосферу. Мегатрон знает это и ценит. Сэм перебирает инструменты, проверяет оборудование, пересчитывает медикаменты и реагенты, и специально не поворачивается к двери. Он никогда не закрывает их - перекрытые помещения нервируют, вызывая к жизни старые страхи. Сэм не поворачивается, но знает, кто стоит там. Когда надо, десептикон передвигается совершенно бесшумно. Тихий шаг плохо вяжется с его размерами, что только на руку бывшему гладиатору. Он долго смотрит на слегка сведённую спину – человек устал, сегодня был длинный день и он весь день провёл на ногах, его шрамы наверняка уже сводит судорогой, но продолжает игнорировать боль. - А ты неплохо держался, мальчишка. Мегатрон один из немногих, кто точно знает, чего стоил разговор с автоботами седому мальчишке. - Всё в порядке. - Сэм по-прежнему не поворачивается к нему. - Это больше не болит. В медблоке повисает долгая тишина. - Они будут искать встречи с тобой. - Замечает лидер десептиконов, как бы между прочим. - Будут. Сэм это понимает и сам. Автоботы ушли, ошеломлённые и разбитые навалившимися на них новостями, но... они очень скоро отойдут. И вот тогда, тогда ему придётся выдержать весь их натиск. Десептиконы сделают все, чтобы не подпустить своих бывших врагов к человеку, но вечно прятаться не получится — Кибертрон требует восстановления, знания Оллспарка пригодятся как никогда — и рано или поздно они пересекутся. Что они скажут ему тогда? Что сделают? В чём попытаются убедить? Попробуют забрать от Мегатрона и его фракции? Однако... - В любом случае, у меня есть гаечный ключ и знания, как правильно откручивать шлем нерадивым мехам. Больших трудов применить и первое, и второе по назначению не составит... Мегатрон фыркает вентиляцией. - Действительно… Сэм улыбается. Да, действительно. В конце концов, не так уж и важно на какой он теперь стороне. Важно то, что его больше никогда не бросят. И не забудут. А через три месяца, десептиконы притащат ему на стол полуживого, разбитого Бамблби, влезшего в неприятности, разругавшегося с Оптимусом и, по слухам, пославшего бывшего командира дальней дорогой.