je t'aime

Сон Джинёна внезапно прерывается, когда он слышит назойливый рингтон своего будильника. Как утро могло наступить так быстро? Он же буквально часа два назад лег спать, он точно это помнит. Очень неохотно просыпается, отдергивая одеяло. Хотя вырубить будильник, точно признавая, что проснулся, однако дотянувшись до телефона, понимает, что это не будильник. Протирает глаза, садясь на кровати, лениво зевая. На экране всплывает “Придурок” и их совместная фотография с Югёмом. Немного потупив и не понимая в чем дело, отвечает, потому что едва ли мелодия не разбудила весь дом. – Джинён-хён? Ты спишь? Прости, я, наверное, разбудил тебя… Голос младшего заметно дрожал, хоть он и всеми силами пытался это скрыть, но Пак с Кимом дружит уже около пяти лет, так что, он видит и слышит больше остальных. – Что такое, Югём? Ты время видел? – тяжело вздыхая, ложится обратно на кровати, приметив на часах три часа ночи. Ну точно, он лег спать всего два часа назад. – Я… хён, мы можем встретиться? Я знаю, это глу.. Договорить парню не дает брюнет, перебивая его почти сразу. – Где ты? На фоне, по ту сторону трубки, был какой-то шум улицы, и если он действительно прав в своих догадках, то парню очень сильно влетит, за то, что по ночам непонятно где разгуливает. И куда смотрят родители? – На своем любимом месте. Помнишь, я показывал… – он горько усмехается, а Пак чуть ли не давится комком в горле, – Здесь мы часто прятались от наших подростковых проблем, мы верили, что, если заберемся как можно выше, то никто-никто нас не достанет. Даже гребаные проблемы. – Югём, подожди, я сейчас приду, – Пак спешно передвигается по комнате, доставая джинсы и толстовку, прихватывая еще одну с собой. – Только вот, хён, ты вырос из этих “подростковых проблем”, а я вот.. забрался сюда спустя два года, думая, что меня это спасет. Я слишком наивен, да? – еще одна усмешка, полная отчаяния. Джинён уже закрывал собственную квартиру, придерживая телефон плечом, у уха. – Нет, Гём, нет. Младший отключается, что заставляет Пака слегка занервничать и ускорить шаг, та самая крыша через две остановки от дома юноши, и он, не жалея сил, пробегает их за несколько минут. Одному только Киму известно, какой черт его потянул снова на эту крышу, да и вообще, что с ним случилось. Нён искренне надеется, что ничего серьезного, хотя, верится с трудом. Он аккуратно поднимается на последний этаж заброшенного здания, с его последнего визита изменилось, ровным счетом, ничего. – Югём… – почти шепотом, на выдохе, произносит старший, подходя к самому краю, – глупый, тебя разве не потеряли родители? Время три ночи, о чем ты только думаешь! Брюнет соврет, если скажет, что не выражает волнение таким образом, отчитывая юношу с ног до головы. Как и все долгих пять лет. – Их нет дома, снова где-то в командировке, не знаю, не расспрашивал. Беззаботно отвечает Ким, не сводя взгляда с ночных огней города. Джинён присаживается рядом, двигаясь вплотную к парню и кладя толстовку тому на колени. – Ты меня бесишь, знаешь? – Пак шмыгает носом от леденящего ветра, что без спроса забирается под тонкую ткань толстовки, – мне в универ вставать через три часа, и если ты сейчас же не скажешь, по какой причине ты здесь застрял в такое позднее время, я толкну тебя вниз. Ким заливается искренним смехом, смотрит на своего хёна, который, казалось, и не шутил вовсе. – Знаю, но также знаю, что ты единственный, кому я мог вот так позвонить и не услышать отказ. Он принял кинутую толстовку, накинув ее на спину, завязав рукава на шее. Прохладный ночной июньский ветер развивал, осветленные неизвестное количество раз, волосы юноши, Пак не сводил взгляд с профиля младшего, дожидаясь, когда тот продолжит говорить. – Мне кажется, я все сломал, – он смотрит на старшего, пытаясь собраться с мыслями, – Мы дружим пять лет, и… ты единственный человек, который всегда принимал меня вот таким вот ребячливым, даже, когда ты ворчишь, ругаешься или обещаешь меня убить, я знаю, что ты принимаешь меня любым. Ты практически никогда не говоришь об этом, но я просто это знаю. Это и есть настоящая дружба, верно, Джинён? – к концу монолога, вопрос Кима произносится чуть дрожащим голосом, и Пак не знает, спихнуть это на холодный ветер, или это Югём в шаге от того, чтобы заплакать. – Конечно, ты принимаешь меня таким, какой я есть, я принимаю тебя таким, какой ты есть. Старший слегка насторожился, подыскивая нужные слова для ответа, стараясь тем самым не спугнуть Кима, не сбить его с мысли. Младший хоть и выглядит всегда беспечным, но на деле он очень аккуратен во всем, в своих мыслях, словах, действиях. Но, кажется, Джинён говорит что-то не то, так что Югём срывается на плачь, прикрывая лицо ладонями. – Мне так сложно, хён, прости меня, я это сломал, я все сломал, я не хотел, мне правда так жаль, – Пак на свою сонную голову начинает паниковать, не понимая, что происходит, он кладет руку на плечо Кима, а тот делая глубокий вздох, убирает руки от лица, вытирая резко хлынувшие слезы с глаз и щек, переводя взгляд на старшего. Ночь прекрасна тем, что единственный источник света – это луна, не считая уличных фонарей, которых здесь и не было. Так что Пак с трудом мог разглядеть наизусть выученные черты лица младшего, карие глаза блестели от слез, и это заставляло Нёна чувствовать вину. – Джинён, я люблю тебя, и я больше не в силах это держать в себе. Я не могу выносить эту боль, скрывать эти чувства просто невыносимо, особенно, когда я вижу тебя с кем-то другим, особенно, когда я понимаю, что мы не можем быть вместе, никогда не сможем. Джинёну всегда хотелось защищать Югёма, от всего и всех, но защищать нужно было от самого себя. Это он – причина, почему Югёму так плохо и больно сейчас. – Я тебе противен? – он неуверенно дотрагивается своей горячей ладонью до замерзших пальцев Джинёна, создавая приятный контраст, делясь теплом, которого у Кима итак катастрофически мало. Пак замешкался, не потому, что Гём ему действительно стал противен, а потому, что он не знает, что сказать. Банальное “нет” здесь будет смотреться слишком сухо, ему все-таки, в чувствах признались. Джинён не считает, что их дружба действительно сломана, но сказать об этом что-то не позволяет. Впервые он так сильно рассеян и потерян, он смотрит в такие грустные, отчаянные глаза Кима и не находит никаких решений, никаких объяснений. Пак сжимает теплую руку младшего, позволяя себе согреться чужим теплом, несколько иначе подарив свое. Он придвигается к лицу юноши, мягко и нежно касаясь своими губами чужих, вовлекая в аккуратный, служащий ответом на все, поцелуй. Ким подхватывает инициативу не сразу, лишь погодя, сжав ладонь Пака сильнее, целует в ответ, первым отстраняясь через секунду же. Югём не успевает открыть рот и спросить хоть что-нибудь, как Пак накрывает его губы ладонью, легко улыбаясь. – Ты намного прекраснее, когда молчишь. Убрав руку от лица парня, двигается к нему совсем близко, кладя голову на чужое плечо. Ким не решается, что-либо сказать, принимая, что сейчас какие-либо слова действительно излишни. – Сегодня Сеул по-особенному сияет. – Да ну, хён, по-моему, сегодня по-особенному холодно, или… ах, нет, это просто ты рядом, не сразу заметил, прости… Ай! Ну бить-то за что? – В следующий раз скину с крыши. – Любовь зла, полюбишь и коз.. Ай! Да молчу я, молчу! Югём опускает взгляд с города на Джинёна, понимая, что нерешаемых проблем нет, за исключением, наверное, самого Джинёна. Он навсегда останется главной и любимой проблемой Югёма.