Двадцать секунд

Возьми меня на руки, а я возьму себя в руки©

Двадцать секунд. Двадцать секунд, чтобы спиной ощутить прохладную гладь металла. Двадцать секунд, чтобы почувствовать чужие руки, скользящие вниз по животу к пряжке ремня. Всего двадцать секунд, чтобы успеть выдохнуть: - Крис, мы не можем… Двадцать секунд целоваться, жадно, иступленно, захлебываясь воздухом, целоваться, словно опьяневшие на выпускном подростки. Двадцать секунд едет лифт на сорок восьмой этаж. Утро не задалось. Чертов кофе горчил, и запонка провалилась в раковину на кухне. Пришлось менять рубашку, потому что вспомнить, куда он положил запасную пару, Том так и не смог. Раздражало все: и солнце за окном, и щебет птиц, и даже улыбка ведущей утренних новостей, под которые он завтракал каждый божий день уже десять лет как. Но самым ужасным было желание выпить: виски или джина, неважно… чего-нибудь горького, обжигающего горло и притупляющего восприятие. «Ох, черт, - Том закрыл лицо руками, пальцами массируя припухшие веки. – И снова я оказался на исходной». Пять лет, долгих пять лет он не притрагивался к алкоголю. Вначале это было, словно идти долиною смерти, но потом жажда стала проходить. Его отпустило. Наконец-то, почти. Он почти вырвался. А потом – появился Крис: выбивая из колеи, из привычного, отточенного до мелочей расписания. Распаляя жажду. Последние два месяца Том провел, как в тумане. Единственное четкое событие, которое он смог выудить из памяти: они столкнулись лицом к лицу с адвокатом защиты в лифте его офиса, а потом – в кафетерии при судебном зале ожидания. Завязался непринужденный разговор, ни к чему, совершенно ни к чему не обязывающий, и приглашение на ужин – после окончания слушания, конечно. «Конечно, - Том саркастично ухмыльнулся и пригубил отвратный кофе. – Никакого конфликта интересов». И все. Все остальное нужно искать под обломками его, Тома, совести. Где-то там, между первой бутылкой вина за ужином и минетом в гостиничном номере. Даже сейчас, вспомнив об этом, Том почувствовал, как свело скулы от нахлынувшего возбуждения и… стыда. Он не смог вовремя остановить Криса, не смог признаться, что у него были проблемы с алкоголем. Он просто не успел: их служебный роман, не-этичный, не-профессиональный и, в конце концов, не-позволительный, сорвал Тому крышу. Сначала он уговаривал себя, что это просто секс. Ничего серьезного. Крис, так похожий на гей-моделей из журналов, которые валялись в ящике прикроватной тумбы. Крис, такой молодой, самоуверенный, наглый. Крис, такой живой. Настоящий. …Крис, которого не хватало сегодняшним утром, как стакана односолодового, привычно горчащего на языке. Том совершенно запутался в ворохе собственной памяти. Слишком много алкоголя, слишком много секса, слишком много одиночества и мыслей в тесной душевой. Ему хотелось позвонить наставнику из группы АА, но он не разговаривал с Фредди уже три года. Ему хотелось рассказать все Крису, рассказать, пока не поздно, пока… «Пока что? Пока ты не признался ему в любви? Пока он не нашел тебя пьяным у своего дома в восемь утра?» Том нашарил пульт и вырубил телевизор, бездумно уставившись в окно. Двадцать секунд едет лифт на сорок восьмой этаж. Двадцать секунд ты выдавливаешь из себя вымученную улыбку, пытаясь не встречаться взглядами с такими же семью бедолагами, как и сам. Рубашка прилипла к телу, казалось, даже пот пропитался парами алкоголя. Покрасневшие глаза слезились, и Том прикрыл их, не боясь пропустить свой – последний – этаж. Все мы рабы системы, рабы своих желаний, своих пороков. Все мы пассажиры этого лифта в Ад. Не смотреть на незнакомца напротив, постоянно зевающего после бессонной ночи в объятьях молоденькой любовницы. Ни в коем случае не смотреть на спину стоящей впереди блондинки, и на маленькое бурое пятнышко на ее белой блузке: словно ткань прилипла к свежей ране на плече. Не смотреть, как парень рядом нервно отдёргивает манжеты рубашки, чтобы спрятать синяки на запястьях. Не смотреть, но главное – не видеть. Том все еще надеялся, что его не выдадут оттекшие веки и синяки под глазами. Он надеялся, что никто не видел, как он вцепился в дипломат – до побелевших костяшек пальцев, лишь бы унять проклятую дрожь. «Я конченный человек», - в который раз подумал Том и поблагодарил бога, всех известных ему богов, что Крис уехал в командировку. И не увидит его в таком состоянии. Если повезет, он не попадется никому на глаза и просто закроется в кабинете, изучая детали нового дела – и как-то протянет эти шесть часов, шесть часов ожидания, чтобы снова зайти в кабину лифта, закрыть глаза и… …И оказаться в баре, в двух кварталах от офиса, со стаканом виски в руке. Прикусить пересохшие, потрескавшиеся губы, облокотившись о барную стойку и стянув ненавистный галстук. Прикрыть глаза, чтобы не смотреть на собственное отражение в зеркале за спиной бармена. И гонять по кругу надоевшую мысль: «Как быстро я снова упал на дно?» Зазвонил телефон, и на экране вспыхнуло: «Крис Х.» Том уставился невидящим взглядом на это Х, и отодвинул телефон подальше. Мобильный продолжал звонить еще целую минуту, казавшуюся вечностью. «Неужели он так быстро вернулся? – Том сделал глубокий глоток, и вытянул губы в подобии улыбки. – А, впрочем, я не помню, когда он уехал. Я даже не помню, какой сегодня день. Бесподобно». Безысходность. Он не знал, как дать Крису понять, что все кончено. Что с ним, Томом, все кончено – и очень давно. Он бы лег в клинику, но об этом узнают на работе. Он бы упился до смерти, но кто будет платить за содержание матери в доме престарелых? На следующий день он не пошел на работу, сказав, что подхватил грипп. Вранье – еще один вечный спутник алкоголика: ты врешь коллегам, друзьям, родным. Но в первую очередь – врешь себе: что это последний бокал, последняя бутылка, что ты в последний раз просыпаешься от рвотных позывов и пачкаешь ковер у кровати. Пять долгих лет Том пытался изгнать тьму из своей жизни. Пять лет вранья – что больше ни капли. И вот сегодня – он идет в бар в два часа дня, сразу после открытия. Он помнил тот глупый, ну, совершенно идиотский момент, когда он не смог сказать Крису «нет». Это было так безобидно, так нормально. Ведь больше всего на свете Тому хотелось именно этого – выглядеть нормальным в его, Криса, глазах. Хемсворт сидел перед ним в ресторане и выбирал вино к стейкам, заказанным по рекомендации официанта. - Знаешь, Крис, я, наверное, не буду сегодня пить, - промямлил Том, когда Крис спросил, не против ли он чилийских вин. - Да брось, - улыбнулся этот светловолосый гигант, - дело уже закрыто. Мы больше не по разные стороны баррикад. Больше никакой совместной работы. Он протянул меню официанту и озвучил свой выбор. - Но Крис, - Том вздрогнул, когда перед ним поставили винный бокал. На секунду Хиддлстону почудилось, что отражение в бокале оскалилось ему. А, может, так и было – и это была лишь нервная улыбка, которую он смог выдавить на легкий смех Криса. - Том-мать-его Хиддлстон, пай-мальчик до кончиков пальцев. Не обижай меня отказом, - Крис кивнул официанту, продегустировав вино, и тот легкой рукой наполнил бокал Хиддлстона… Это случилось два месяца назад. Том снова пригубил виски. Он съел на завтрак всего ничего, и второй бокал вызвал дискомфорт в желудке. Хотелось спать. Не думать. Не помнить. И снова зазвонил телефон. Второй или третий раз? Том прикрыл глаза. Воспоминания накатывали волна за волной: о том, как они впервые оказались в гостиничном номере, оба – слегка навеселе, как смеялись, неловко высвобождаясь из своих адвокатских костюмов. Как Крис в нетерпении прижал Тома к стене, как жадно впился в его губы, обдавая тяжелым, с примесью алкогольных паров, дыханием. Том помнил, как его вело: как он опустился на колени, вспотевшими ладонями шаря по поджарым бедрам, стаскивая нижнее белье Криса. Как он заглатывал его член, задыхаясь, давясь, но все равно продолжая брать настолько глубоко, насколько позволяло сводимое спазмами горло. Как они продолжили – уже на кровати: Крис заводил его руки, лишая возможности двигаться, и целовал, почти кусая. Он то наваливался всем весом, то почти не касался, двигаясь на согнутых локтях и с удовольствием наблюдая, как извивался под ним Том, пытавшийся выжать максимум из каждого их движения. А потом они стояли вместе под душем. И Том думал, что не может быть более счастливым, чем когда Крис охрипшим, сорванным голосом называет его «мальчиком», хотя это Том старше Хемсворта на восемь лет. Сейчас Том хотел бы стереть эти воспоминания из собственной памяти. Он их не достоин – ведь это он так бездарно все просрал. Опять зазвонил телефон. Но Том не хотел знать, кто пытался достучаться до его опьяненного разума. Он собирался заказать восьмой бокал, как вдруг сзади раздалось это знакомое хриплое: «Том?» Хиддлстон почувствовал, как спину прошила ледяная волна ужаса: как Крис узнал, что он здесь?! Хемсворт стоял посреди бара, с недоумением разглядывая осунувшееся лицо Тома, трехдневную щетину и какой-то бесформенный свитер, пришедший на смену деловому костюму от Форда. - Крис? – язык заплетался. – Что ты тут делаешь? – Том смерил его взглядом и отвернулся. – Тебе лучше уйти. Неловкая пауза. - Шутишь? – рука Криса легла ему на плечо. – Ты же пьян вусмерть. Поехали домой. Том промолчал, потянувшись за стаканом. Но более быстрый – и трезвый – Крис забрал его из непослушных пальцев Хиддлстона и отдал бармену: - Моему парню хватит. Вот деньги, - он расплатился и повернулся к Тому. – Поехали домой. Проигнорировав невнятный ответ Хиддлстона, он подхватил его под плечи и поставил на ноги. Поняв, что Том уже не в состоянии идти сам, Крис забросил его руку себе на плечо и почти выволок Тома из бара. … Из такси Хемсворт, в прямом смысле слова, выносил его на руках. Он пытался не смотреть на Тома: тот то невнятно что-то бубнил, то всхлипывал. А когда за ними закрылась дверь квартиры, Том упал на диван и расплакался, спрятав лицо в ладонях. Не отнимая рук от лица, Хиддлстон сдавленно прошептал: - Я не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии. Уйди… Пожалуйста. Это была жуткая тишина. Он не поднимал взгляд на стоящего перед ним Криса, он даже не открывал глаз, пока не услышал, как Хемсворт развернулся – и как за ним хлопнула дверь в прихожей. Впервые Тома посетила отчетливая мысль о самоубийстве. Это было просто слишком – то, что Крис видел его таким. Слезы все еще текли по лицу. Шатаясь, Том прошел в ванную комнату, где его вывернуло над унитазом. Спустя пять минут он вырубился рядом с ним. Том не помнил, как добрался до кровати. Но когда очнулся, первое, что заметил – это какое-то движение. Он был не один. Когда он смог, наконец, открыть глаза, взгляд сфокусировался на Крисе, протягивающем ему стакан с жидкостью: - Пей, это обычный алкозельцер. Не бог весть что, но без рецепта мне ничего другого не дали. Приподнявшись на локте, дрожащей рукой Том принял стакан и кивнул Хэмсворту, пытаясь не встречаться с ним взглядом. - Как ты вошел? - Ключи, пришлось достать их, чтобы войти вчера, помнишь? – Крис кивнул на связку, лежавшую на столе. Том долго пил из стакана, морщась. Каждое резкое движение отзывалось головной болью. Когда стакан опустел, Том еще две минуты молча сжимал его в руках. Он просто не знал, что сказать. - Крис… - Ничего не говори, - попытался оборвать его Хемсворт. - Нет, - Том покачал головой. – Дай мне сказать. Я не хочу, чтобы ты тратил на меня своё время. Я алкоголик, Крис. Я был в завязке пять лет, но в итоге сорвался, - Том зло усмехнулся. - Наверное, не бывает бывших алкоголиков. Крис побледнел и вскочил с края кровати, на которой сидел: - Черт, - кулак впечатался в дверной косяк; раздался жалобный треск. – Черт-черт-черт, это же я заставил тебя пить со мной. О, черт, Том, мне так жаль! Если бы я только знал… Том скривился: - Если бы ты знал, разве ты бы пригласил меня в тот ресторан после процесса? Крис недоуменно уставился на него: - Что ты хочешь этим сказать? Том только покачал головой. Закрыл глаза и опустился обратно на подушку: - Просто уходи, Хемсворт. Крис замер посреди комнаты, сверля взглядом не реагирующего на него Тома. А в следующее мгновение – он опустился на кровать возле Хиддлостона и сжал его руку в своей. Том беспокойно взглянул на парня, но не попытался отодвинуться. - Послушай, - голос Криса был совершенно спокоен, - ты не должен проходить через это один. Просто разреши мне помочь, позволь быть рядом – вдвоем мы справимся, я уверен в этом. - В тебе говорит жалость, - пробормотал Том, не поднимая взгляда. - Ничего подобного, - раздраженно отмахнулся Крис. – Ты не единственный человек, который проходит через подобное, Том. И я не понаслышке знаю, как важно не замыкаться от других, скрывая свою проблему. Я не жалею тебя, Том, не бойся. Я твой друг и я хочу помочь. «Друг?» Скольких друзей он уже потерял на дне бутылки. И сколько "друзей" отвернулось от него. - Друг? – выдохнув, Том закусил губу и посмотрел на Криса. Он больше не выдержит этого… И Хемсворт будто почувствовал, прочитал все в его взгляде: он схватил Тома за плечи, подрывая его с подушек и заключая в объятья. Прижав Тома к себе так сильно, будто от этого зависела чья-то жизнь, Крис прошептал: - Я не уйду, Хиддлстон. Даже не надейся. Он повторял это раз за разом, гладя Тома по голове и плечам, коротко целуя разгоряченное лицо и вспотевший лоб. А Том боялся дышать, боялся открыть глаза и спугнуть это наваждение. Но это не было наваждением. Это не было сном. Двадцать секунд едет лифт на сорок восьмой этаж. Двадцать секунд – этого достаточно, чтобы поцеловать его в щеку под бесстрастным взглядом видеокамер; этого достаточно, чтобы сжать его руку в своей руке и сказать, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете: - Спасибо, Крис. Я так сильно люблю тебя. Чтобы избавиться от зависимости, нужно желание. Это болезнь, и выздоровление подразумевает изменение мышления и сознания. Чтобы избавиться от зависимости, необходимо понять, что существуют вещи привлекательнее сиюминутного порыва, что есть люди, которые тебя любят, и есть будущее, ради которого стоит меняться. Нельзя пройти эту жизнь, ни разу не оступившись, - Том знает это, как никто другой. Но даже соскальзывая в пропасть с обрыва, ты заслуживаешь руку помощи. Заслуживаешь не быть одиноким. Заслуживаешь второй шанс. Это было непросто. Но просыпаясь по утрам, первое, что Том видел – это сонное лицо Криса, лежавшего рядом. Он был его двадцатисекундной влюбленностью в лифте. Он был тем, из-за кого Том чуть не упал, но он был и тем, кто помог ему подняться. Он был его вторым шансом. Том закрывал глаза и улыбался – каждое утро. И повторял – про себя – каждое утро: «Спасибо».