Давай меняться

Обед закончился, и дети, едва дождавшись разрешения, выбежали из-за стола первыми. На сладкое каждому из них дали по сочной, спелой груше, и Мано, по праву старшего получивший самую пузатую, с удовольствием впился в нее зубами. Его примеру последовал и восьмилетний Аладар, мгновенно перемазавшись в густом соке; Мано хотел строго сказать ему, чтобы тот вытер лицо и не пачкал новую рубашку, но тут его внимание привлек Дьюла, вышедший из столовой последним. Посмотрев на поедающих десерт братьев, он пожал плечами и с совершенно равнодушным видом спрятал свою грушу в карман. Мано не успел задать вопрос – Аладар это сделал за него: - Ты чего? Не хочешь? - Не хочу, - отозвался Дьюла и сделал попытку уйти, но Аладар мгновенно оказался у него на пути. - Не хочешь – отдай мне! Младшего можно было понять – свою грушу он истребил в несколько укусов и явно хотел еще, а в руке у него остался только жалкий огрызок. Дьюла посмотрел на Аладара, прищурившись, и спросил: - Давай меняться? Мано подавил желание схватиться за голову. Для себя он давно уже уяснил – когда Дьюла предлагает меняться, лучше всего в ответ послать его к черту: неизвестно каким образом средний брат умудрялся все время оставаться в выигрыше, хотя был как будто совершенно честен и никогда не пытался обмануть. Аладара стоило остановить, но Мано не успел этого сделать: прежде чем он успел хоть слово сказать, младший живо и доверчиво спросил, пожирая взглядом грушу, которую Дьюла словно бы невзначай продолжал держать перед его глазами: - А что хочешь? Дьюла состроил задумчивое выражение лица, точно не продумывал ответ заранее, и выдал наконец: - Я тебе грушу, а ты мне свою порцию шоколада за ужином. Идет? В Аладаре возобладал на миг здравый смысл. - Шоколад вкуснее! – уверенно заявил младший, отступая. Дьюла вовсе не показался расстроенным – с прежним безразличным видом он заявил: - Ну, как хочешь. Груша исчезла в его кармане, и он развернулся, чтобы удалиться. Мано радовался за рассудительность младшего брата всего секунду – когда Дьюла почти скрылся в дверях, Аладар кинулся за ним. - Стой! Я согласен! Дьюла тут же замер и обернулся. - Согласен? - Да! – выпалил Аладар и протянул ему раскрытую ладонь. – Давай грушу. - Шоколад за ужином, - напомнил ему Дьюла, прежде чем отдать заветное лакомство. Аладар вцепился в грушу мертвой хваткой и убежал тут же, боясь, видимо, что брат передумает; когда его шаги стихли за углом, Мано обратился к Дьюле с укоризной: - Он же маленький. - Ничего не маленький, - возразил тот, довольный собой донельзя. – Помнишь меня в его возрасте? Мано вздохнул. Четыре года назад, когда Дьюле было восемь, а ему самому – десять, брат предложил ему половину коробки конфет за воздушного змея; конфеты были чудесные, и Мано, не осознавая еще, что сласти быстро кончатся, а змей перейдет в чужую собственность навсегда, простодушно согласился. Тогда он едва не получил от матери трепку, когда открылось, что конфеты были на самом деле предназначены гостям, прибывшим в Красную Горку на празднование именин отца, и украдены с кухни поваренком, который отдал половину заметившему его Дьюле, чтобы тот его не выдал. Сам же Дьюла и помогал Мано прятать улики; удивительно, но после всей этой истории Мано не ощутил к брату ничего, кроме горячей благодарности. - Когда-нибудь тебя поколотят, - сказал Мано, не веря всерьез в действительность своих слов. – Аладар вырастет и поколотит. Дьюла только улыбнулся ему и вдруг вытащил из кармана еще одну грушу – огромную, крупнее даже, чем та, которую только что съел Мано. - Откуда? – изумился Мано. – Украл, что ли? Дьюла неподдельно оскорбился: - Украл? Я?.. Это Флора со мной поделилась. Флора, десятилетняя дочь кухарки, иногда помогала матери на кухне; Мано давно заметил, что она строит Дьюле глазки, но не предполагал, насколько далеко ее любовь к нему готова зайти. - И не стыдно тебе? – вопросил он, не надеясь, впрочем, всерьез пробудить в брате совесть. - Чего вдруг стыдно? – фыркнул тот. – У нас с ней все честно. Я ей должен остался. - И что ты ей должен? – осведомился Мано, поднимая бровь. Дьюла вздохнул: - Пообещал, что достану ей шоколад. Хоть четверть вечерней порции… - Четверть? - Четверть, - подтвердил Дьюла и вдруг спросил с беспокойством: - Как думаешь, она меня за это поцелует? Вся бравада слетела с него молниеносно, точно ее и не было: теперь он неуверенно косился на себя в зеркало, висевшее у Мано за спиной, и казался младше своего возраста – его невысокий рост и хрупкое сложение неизменно производили на окружающих обманчиво беззащитное впечатление, и заставляли взрослых относиться к Дьюле с преувеличенным вниманием и даже сочувствием; Мано, впрочем, был далек от подобных иллюзий и предчувствовал, что туго придется тому, кто, когда Дьюла сам станет взрослым, будет вести с ним дела. - Все у тебя получится, - сказал он со вздохом. – Я думаю, ей нужен будет только повод. - Вот и я так подумал, - ответил Дьюла, успокаиваясь, и поднес грушу ко рту, но вдруг остановился, когда увидел, что Мано продолжает смотреть на него. Конечно же, он расценил это по-своему. - Хочешь меняться? - Да катись ты, - отозвался Мано и поплелся в класс, помня, что учитель математики не любит ждать. Вслед ему пролетел по коридору негромкий, задорный смешок.