Кровавый орел

Колья вбили в холодную землю на рассвете. Сейчас солнце краснело над горизонтом, ознаменовывая закат собственный и закат великого конунга. Раскаленный диск виднелся как раз между двумя высокими деревянными столбами, к которым сейчас Кетиль привязывал руки Хенрика, рывками затягивая толстые шершавые веревки, сжимая собственные зубы до боли в челюсти. - Нет. Хенрик, нет, - Сигурдссон покачал головой, внимательно разглядывая будто спятившего датчанина. - Тебе нравится разочарование в глазах воинов? Викинги, которые уже не надеются попасть в Вальхаллу, потому что боги о нем забыли, ведь битвы и набеги перестали быть успешными. Отвратительно, - Хансен посмотрел в глаза брату. - Это не повод совершать то, что ты предлагаешь! – сорвался на крик норвежец. - А лучше быть слабым конунгом, который не может пожертвовать собой?! – в ответ повысил голос и датчанин. Викинги стояли ровным кругом, образовывая арену. Арену битвы жизни и смерти, на которой неизменно победит вторая, потому что первая жертвенно преклонила колени. Хансен лежал лицом вниз, вдыхая запах пыльной травы, ни единым мускулом не сопротивляясь действиям брата. Сердце Кетиля ухнуло в желудок, а горло сжало спазмом, когда тот взял в руку остро наточенную секиру и поднял ее вверх. - Сегодня ваш конунг Хенрик во имя будущей удачи своего народа отправится в Вальхаллу! – зычным голосом провозгласил Сигурдссон, тщательно скрывая дрожь за громкостью. – Великий Тюр* сопроводит Хенрика Хансена к ее вратам! Сегодня великие асы получат плату кровью во славу победы! Народ вокруг одобрительно зашумел. Викинги в восхищении смотрели на своего предводителя, который растянулся на земле, натянутый между двумя кольями. - Во славу Одина Всеотца! Во славу Тора! Во славу Тюра! – прокричал норвежец и оглушающие крики людей вокруг него стали напоминать волны, которые вот-вот собьют с ног. За шумом Кетиль не расслышал тихую просьбу казненного. «Начинай. Да не дрогнет твоя рука». От прикосновения секиры, которая рассекла кожу возле шейных позвонков, казненный не дернулся. И не такие раны стойко терпел. Не такие. Рваными движениями лезвия вдоль позвоночника Сигурдссон освобождал место для дальнейших ударов. Викинги молчали. Тишина оказалась еще тяжелее громогласных криков. Первый удар по позвонку и глухой стон в землю. Кетиль крепче держится за рукоять. - Завтра на закате. Я распоряжусь насчет места казни и наточу секиру. - Ты предлагаешь совершать «кровавого орла» твоей же секирой? – тихо спросил Норге. - Именно. Боги оценят самопожертвование. И викинги тоже. Она останется тебе, - Дания подошел ближе к брату и взял его за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. – Обещай сделать все правильно. - Обещаю, - ответил Сигурдссон и закрыл глаза. Сухие глаза будущего конунга, который не боится смерти ни в каких обличьях. Даже в личине брата, распятого его же руками. Обычный смертный умер бы после отделения всех ребер от позвоночника. Может после хруста ломающихся костей при разворачивании крыльев. Не каждый при жизни слышал треск собственных ребер, которые выламывают самым варварским из способов. Хансену «повезло». Он услышал. Хенрик тяжело дышал, когда ему раскрыли грудную клетку. Он все еще был в сознании, когда руки отвязали от кольев, чтобы привязать на них же, только повыше, чтобы ступни не касались почвы. Кровавый орел. Конунг, который воспарил над землей, расправив крылья, возвышаясь прямо к богам. - Мы принесли жертву во славу богов! Да помогут они нам обрести вечный покой в Вальхалле! – новоявленный конунг стоял спиной к распятому, подняв вверх окровавленную секиру. Завтра начнется новая эпоха. *** Под покровом ночи Сигурдссон пробрался к месту казни. Живое сердце все еще билось в открытой груди Дании. Кетиль принялся развязывать веревки на запястьях датчанина, тихо шепча «Сейчас, сейчас», как бы успокаивая не столько казненного, сколько себя. Изможденный несколькими часами висения с выломанными ребрами, Дания сразу же опустился на колени, опираясь руками на землю. - Сейчас будет больно. Потерпи, - Норге взялся двумя руками за край одного «крыла». Дания лишь усмехнулся. Никакая боль сейчас не сравнится с первыми ударами секиры по спине. Потом ничего не чувствуешь, только сплошной поток ощущений, который не выразить ни утробными криками, ни проклятиями. Норвегия аккуратно начал поднимать кожу с костями, прилаживая ее на место. Сначала слева, затем справа. Как закрыть шкаф. - Т-ты сможешь идти? – дрожащим голосом просил Кетиль. В его руку вцепились холодные грубые пальцы, которые просили опоры. Он встал. Великие конунги даже после «смерти» и «восхождения к богам» могут идти вперед. Мелкими медленными шагами они добрались до шатра. Сигурдссон уже приготовил меч и угли, которыми можно его раскалить. Уложив раненного на живот и принялся греть меч. Норге причинил сегодня много боли. И должен причинить еще. И еще. Лучше бы его распяли на глазах викингов. Лучше бы его сейчас прижигали каленным железом по перебитым ребрам. Кожа шипела и спекалась от прикосновений меча, а Сигурдссону казалось, что этим острием его тыкают в самое сердце. «Так надо. Он сам просил. Он просил сделать все правильно» Столетия спустя. - Больно? – Кетиль рассматривал ушибы на спине брата после падения со стремянки. - Жив, цел, орел! Все в порядке, - Хенрик развернулся и щелкнул Норге по носу. Тот в свою очередь прикусил губу и обошел датчанина, чтобы снова иметь возможность взглянуть на его спину. Он провел пальцами по старым белым шрамам по обеим сторонам позвоночника и одними губами повторил фразу «Жив, цел, орел».