Дым

Евгения Мурашова считала это крахом. Абсолютным. Нет, казалось бы, что плохого в курении сигарет, когда тебе давно не семнадцать и даже не восемнадцать? Но, тем не менее, именно в момент когда дым покидал лёгкие девушки Евгения Валерьевна решила, что ниже падать просто некуда. На самом деле всю жизнь преследуемая комплексом отличницы, Мура никогда не курила. Ну если не считать того досадного момента когда в семнадцать её бросил, так называемая «первая лубофф». На вечеринке. При всех. И тогда выкуренная сигарета была наименьшим из её проступков. Однако сейчас всё куда серьёзнее глупой подростковой драмы. Стоя, между лестничными пролётами Женя выкуривала сигарету в открытое окно. Да, нарушая больничный устав. И да, дым завораживал. И что немало важно отвлекал. Отвлекал от того грёбаного факта, что в операционной находились Батя, Бизон и… и да, Кот. Просто охереть… Нет, Женя не терзалась с ума сводящими мыслями о квалификации врачей, нехваткой медикаментов, позднем прибытии. То есть они конечно витали в её голове, но это стало стандартной схемой беспокойства. Они так живут. Это их выбор, их профессия. С этим уже смирилась. Нет, Женя не терзала себя чувством вины. Нет её вины в том, что выполняя приказ она с Умой и Физиком помогали заложникам выбраться из пещер. Нет, она не виновата в том, что тектонические плиты оказались неустойчивыми и произошёл обвал, оползень, землетрясение или, Господи прости, как это называется? И уж она точно не должна чувствовать себя виноватой в том, что её не было рядом с ними в этот момент? Она не владеет телепортацией, окей? Нет никакого повода для беспокойств. Тогда какого хрена она стоит и курит вторую долбаную сигарету, рискуя быть отправленной домой. Они всё это уже проходили и без сигарет. Раньше она была вполне сильной и волевой и… и без вот… этого. Без дыма наполняющего лёгкие. Курение убивает. Но есть призрачный шанс, что ей на секундочку станет легче. Не становится. - Мура, заканчивай и поезжай домой, - произносит Багира спокойным командирским голосом. Как будто никого не теряет.Мурашова тяжело вздыхает, выбрасывает второй окурок в окно (не испытывая при этом ни капли вины), и хочет уже клятвенно заверить, что не собирается больше курить в больнице (соврёт), лишь бы её не отсылали домой, когда… - Все операции прошли успешно. Бизон, Кот и… и Батя будут жить, - произнесла Кошкина чуть более мягким тоном. Женя усмехнулась этой заминке на союзе «и». Но в ответ сказала лишь: - Будешь? – и протянула пачку сигарет. Багира не отказалась… Они выкурят. Всю. Долбанную. Пачку. И не скажут друг другу ни слова. Женя всегда воспринимала Багиру, как своего личного Йоду. Наставника, с которым могла поделиться своими опасениями. И, о да, сейчас больше всего ей хотелось спросить у Кошкиной: «что же теперь делать»? Однако дело в том, что… Багира сама не знает, что делать. Пожалуй, именно поэтому они выпускают дым из своих лёгких. Потому что делать им больше нечего. Конечно, можно пойти по коридорам больницы найти Лесю и спросить у неё что делать с… с этим… …Стрессом… …Боже, какое узкое это слово. Однако Женя даже не рассматривала эту мысль, как идею, потому что… У Умы свой способ справляться со стрессом. Доводить до стресса всех остальных. Поэтому у них с Маргаритой Степановной пачка сигарет только на двоих. И безумная любовь к трём мужчинам… на троих. Мура всё ещё не понимала, какого чёрта стоит возле этого окна. Из которого кстати дует. Ей сообщили радостную весть, всё, баста плохим мыслям. Однако, это неописуемое чувство грызло её сердце изнутри и младший лейтенант была уверена, что это не просто ночная хандра разыгралась. Поэтому курить сигареты сейчас было, наверное, всё равно, что расписаться в собственном бессилии. Женя не видела ничего более унизительного, чем бессилие. О да. Ниже падать некуда. *** Слёз не было. Не то чтобы Мурашова ждала их, но учитывая чересчур бурную реакцию на чересчур тяжёлое событие, это было бы естественно. Но их не было. Это-то и пугает. Жизнь не то чтобы пошла чередом. Но преступность никто не отменял. Для пополнения поредевшего Смерча операциями руководил Пригов вместо Риты, прикомандировали Рифа, но… Паскудное ощущение никуда не делось. В свободные вечера, да бывали и такие, они всей компанией заваливались в палату, где лежали эти трое, с нормальной едой, фруктами и забавными историями о том, какие же идиоты эти террористы. Как будто всё, блять, хорошо. Но Женя видела, как старательно Багира не смотрела на переломанные рёбра Бати. А ведь одно из них могло проткнуть лёгкое и всё… Женя видела, как Кошкина буквально за несколько ночей прибавила себе лет семь. Женя видела Риту с сигаретой в зубах… иногда. Женя видела, как Леся старательно помогает не лежать на спине Бизону. А ведь ударь камни хоть немного сильнее по спине, позвоночник бы не выдержал… и всё. Женя видела, как осунулась и побледнела Ума. Видела, как она, каждый вечер, когда они здесь, доводит врачей до злобного скрежетания зубами… всегда. Женя знала, что Кот сломал руку в трех местах, а лоб рассечён каким-то сталактитом или сталагмитом или хрен-пойми-чем-титом. Женя знала, что раздроби Кот ключицу или если бы этот сталакти-что-то проехался бы по его лицу на пару сантиметров ниже… то всё. Женя знала, что умертвие выкопанное из могилы выглядело лучше, чем она. Но она ничего не хотела с этим делать. И да помимо всего этого. Бесчисленные ушибы вывихи и пули, которые в достатке были во всех трёх мужчинах. И почему у чёртовых террористов всегда до хрена оружия? *** В какой-то момент до Евгении Валерьевны доходит, что она уже стоит у знакомого открытого окна и поджигает сигарету. А ведь собиралась уже домой. Кладёт зажигалку на малюсенький подоконник и понимает, что не справляется. Страх услышать что любовь, возможно, всей твоей жизни не выжила, создал в её душе такой резонанс, что, в конечном счете, ограничительные барьеры между разумом и эмоциями рухнули со сверхзвуковой. И теперь девушка в полной неразберихи. Словно оголённый провод. И заземлить не выходит. Мура настолько отвлеклась от внешнего мира, что просто проморгала следующие секунды. Сигарета летит в окно. Пачка сигарет летит в окно. Зажигалка летит в окно. И нет, ни капельки вины. Кот умудряется одной рукой развернуть младшего лейтенанта на сто восемьдесят градусов и прижимает к оконному стеклу. Каплей Ионов в ярости. А самое ужасное, что в моменты такой ярости говорит он убийственно вежливо. Что хочется взять и просто пойти убиться. - Милая, а что ты тут делаешь? – Василий спрашивает тем самым, пойди-убейся, тоном. -Стою, дышу, а тут ты. Тебе кстати вставать не желательно ещё неделю, - у Муры банальным образом дрожал голос. Нет не из-за страха перед невероятно симпатичным, даже с повязкой на лбу, каплеем. Из-за жалкой попытки сохранить самоконтроль. Ещё чуть-чуть и девушка заревёт. Хотя она вроде этого и хотела… Но не так. Не перед ним. - Увы, но окошко лучше закрой и не кури. Это вредно для наших детей, - всё таким же абсолютно спокойным голосом сказал Кот. Если бы у Муры было бы чем, она бы поперхнулась. - Каких детей? – глухо спросила она. - Ну как же,- терпеливо начал он, - Для наших будущих детей. Ты ведь знаешь, что курение пагубно влияет на здоровье ребёнка. А мы хотим себе здоровых, крепких малышей, - тоном, ты-самая-тупая-девушка-на-планете, продолжил он. Он явно издевался. Она это знала. Вася всегда шутил каким-то подобным образом. Как если бы шутки помогли бы очаровать младшего лейтенанта. Но Мура представила себе, на одну минуточку, их в роли родителей. Представила себе их семью. Без страхов потерять всё в один миг. Без страха потерять его в туже секунду, как только откроется ему. Вообще без единого страха. Он будет замечательным отцом. Мы будем замечательной семьёй. Именно это в каком-то смысле её доломало. -Вась,- как-то жалобно позвала Мурашова, - я… я… и ты… И кинулась прятаться в его объятия. Потому что только там, наконец, за много дней закапали горькие слёзы. Потому что только когда он обнимал её, Женя могла, наконец, ощущать, что всё прошло и начинать жить дальше, не думая каждую минуту о том, что могла потерять его. Потому что он вот он, тёпленький. Потому что только когда она обнимала его это грызущее сердце чувство, наконец, отпускало её. - Тише, тише, - шептал он ей в макушку, проклиная свою сломанную руку, которой он не мог её обнимать. Ну, ничего, никуда она больше не денется. И не дай Бог он снова увидит её с сигаретой. Как пить дать задницу надерёт. Но дым сигарет больше не нужен. Нужен только он, живой… и всё.