Утро, чувства, два ствола

Глупое солнце. Почему оно всегда так не вовремя восходит? Наглые лучи пробивались сквозь желтые занавески, окутывая всю комнату в теплые цвета. Маленькие солнечные зайчики скакали по мягкой коже, нарочно не задевая глаза, чтобы ненароком не разбудить. Свет, постепенно заполнявший все пространство, мял простыни, трепал волосы, комкал одежду. Ну, или это был не совсем свет. Хотя какая теперь разница? Тарьей не спал всю ночь. Первую половину ночи вообще-то и Хенрик не спал, ведь у них были более интересные занятия. А потом измотанные и довольные они рухнули на подушки, и Холм моментально засопел. Тарьей лежал на спине и смотрел то в потолок, то на Хенрика, то на распахнутое окно и думал. О чем? Да обо всем на свете. Он не мог свыкнуться с мыслью, что состоит в отношениях. С парнем. Что любит и, кажется, любим. Если бы ему сказали полгода назад, что его приятель и партер по съемочной площадке — Хенрик Холм — будет лежать рядом, стоять рядом, просто будет рядом, он бы рассмеялся. Они же профессионалы. Просто коллеги. К тому же он сам себе запретил служебные романы, которые, как он наивно полагал, абсолютно безрезультатны, краткосрочны и мимолетны. Интрижка ради интрижки. Ха. Зато теперь эта самая интрижка утянула его с головой, с ногами, с руками, с членом. Полностью утянула, короче. Тарьей прикрыл глаза и улегся на живот, вытянув руки вдоль туловища и повернув голову к объекту своих раздумий, поднял веки и начал рассматривать …Господи, как можно было родиться таким красивым? Правильные черты лица, бесконечная синева больших глаз и просто умопомрачительная улыбка. Будем честными, улыбающийся Хенрик — это отдельный вид искусства. Стоило очередной фанатке подбежать за автографом или фотографией, как невозможный ублюдок освещал своими невозможными зубами целый квартал. И как он только на снимках не засвечивался? Ладно… Утро неумолимо наступало. Сандвик повернулся к окну и прошипел что-то угрожающее солнцу, чтобы оно вставало помедленнее. Но солнцу было откровенно плевать. Тем временем Хенрик, поморщился, задышал чаще, но не проснулся. Он повернулся на бок и накинул свою тяжеленную руку на Тарьей. Тот заурчал и скривился, но тут же осекся …что Холм в нем нашел? Мальчик всегда был колючим, даже злобным. Резко ответить, грубо пошутить, обидеть, задеть… Он владел всем этим в совершенстве. Только близкий круг друзей избегал плевков ядом, но попасть в этот круг было невозможно. Однако Тарьей с удивлением для самого себя заметил, что отпустить обидную шутку или как-либо еще достать Хенрика не было никакого желания. Вечно улыбающийся и общительный гаденыш буквально ворвался в его жизнь, заполняя ее собой… До момента, когда прозвенит ненавистный будильник, оставалось все меньше времени. Тарьей, двигаясь по миллиметру, чтобы не потревожить Хенрика, перевернулся, а потом и вовсе встал с кровати. Холодный пол студил ноги. Он поежился и потянулся, разминая затекшие мышцы. В комнате было прохладно. Утренний свежий ветерок проникал сквозь открытое окно и шевелил падающие на лоб пряди волос. Ленивый взгляд Ти упал на стоящую на полке семейную фотографию в серебристой рамке. Он просто обожал это фото, потому что фотографу удалось поймать момент, где все смеялись над очередной папиной шуткой и были по-настоящему счастливые …родители на удивление спокойно отреагировали на их своеобразное признание в собственной ориентации. Ну, на самом деле Тарьей от волнения наорал на них. Кричал что-то про то, что он такой же, как и все, хотя никто особо-то и не спорил. Да и в целом окружающие: друзья, знакомые, родители и прочие родственники, — приняли его хорошо. Не было осуждающих взглядов или упреков. Тяжелее всего было самому Тарьей. Признаться себе, что влюблен в парня, задача не из легких. Он пыхтел и огрызался больше обычного, сметая всех и вся на своем пути от невозможности быть рядом с тем, с кем хотелось. А нужно было всего-то переспать с Хенриком. На какой-то вечеринке Тарьей напился в самый хлам и, еле держась на ногах, терся об Холма в эротическом танце и шептал пошлости на ухо. Как итог — секс. Надо ли говорить, что Му было настолько стыдно, что потом он избегал Хенрика целый месяц, игнорируя всякие попытки связаться, а когда они все же встретились, извинялся за «неподобающее поведение». Да уж, более стремное начало отношений и придумать трудно, однако, дальше все пошло намного легче… Тарьей огляделся. Комната была не в лучшем состоянии. Везде и всюду валялась одежда, какие-то пакеты, книга. Хоть использованных презервативов не было, и на том спасибо. Или… Нет, точно не было. Идея принести завтрак в постель как морская волна безбожно разбивалась о скалу совершенного неумения готовить. Проще говоря, Тарьей — катастрофа на кухне. Ладно, кофе-то он сможет сделать? Кухня была небольшой, но удобно организованной Холмом. Этот извращенец почти каждый вечер готовил такие кулинарные шедевры, что Тарьей было жалко их есть. Серьезно. Даже рыбу Хенрик умел запечь так, что каждый человек в радиусе километра захлебывался слюной …первый их совместный ужин доставил обоим гастрономический оргазм. Хенрик столько всего наготовил, что они несколько часов банально не могли встать из-за стола. Они шутили, смеялись, как бы невзначай касались друг друга и ни на секунду не разрывали зрительного контакта. Вдруг Тарьей решил разлить им по бокалам вино, а Хенрик решил в этот же момент потянуться за очередной порцией салата. В общем вся дорогущая красная жидкость разлилась на штаны Тарьей, майку Холма, скатерть и ковер. Попала везде, только не в дурацкий бокал. Сандвик и сам стал красным как вино и испугался, что Хенрик обидится на него и выгонит. Но нет. Тот хохотал как придурок, заражая своим смехом Тарьей. Ну, а как итог — все равно секс. Так что оргазм в тот вечер был не только гастрономический… На плите стояла потертая турка. Кофе в их маленькой гомосексуальной семье пил только Хенке. Так что Тарьей нужно было приложить немало усилий для того, чтобы найти этот дурацкий кофе для начала. Ужас какой-то …один раз Тарьей уже пытался приготовить ароматный напиток для Хенрика. Тот заботу не оценил, прибежав на кухню на запах горелого. Тут-то и началась самая страшная пытка. Холм решил научить своего парня правильной рецептуре. Господи боже, да в космос слетать проще! Воду нужно брать мягкую, очищенную; турку ни в коем случае не ставить на сильный огонь; нужно строго соблюдать пропорции; нельзя, чтобы пенка, которая составляет барьер между напитком и воздухом, улетучилась, ибо напиток потеряет свой аромат; процедуру нагревания нужно проводить несколько раз, внимательно отслеживая, чтобы кофе не убежал; а перед подачей нужно постучать о край стола, чтобы гуща не попала в чашку… Нет, серьезно? Это точно только лишь для таких извращенцев, как Хенрик, потому что он явно ловил кайф от скучнейшего процесса. Большинство пунктов этого мудреного рецепта Тарьей удачно забыл (или даже не запоминал), поэтому пообещал себе больше никогда не тянуться к турке. Хотя, признаться, Хенрик возле плиты — еще то зрелище. Тарьей заценил. То, как этот бляденыш медленно помешивал кофе, заставляло полностью терять контроль. Сводящий с ума запах кофе только усиливал эффект, поэтому секс, наполненный терпкими нотками, на кухонном столе был неизбежен. Только вот никто, собственно, избегать его и не пытался… Какие-то невидимые силы помогли новоявленному бариста не спалить всю кухню и сварить что-то очень даже похожее на кофе. Тарьей перелил ароматный напиток в любимую холмовскую чашку и направился в комнату. Солнце уже окончательно встало, заливая своим светом все пространство. С улицы доносились звуки проснувшегося города: несущиеся машины, топающие люди, открывающиеся магазины. Хенрик лежал в самом центре кровати, вальяжно развалившись звездой, громко сопя. Растрепанная челка удобно разлеглась на подушке, скомканное одеяло едва прикрывало подрагивающее бедро, а длинные пальцы изящно сжимались и разжимались, тонко намекая, что Холм видел какой-то сон и что-то делал там своими руками …когда Тарьей только-только переехал к Хенрику, он просто не мог нормально спать. Тот вечно брыкался, пинался, читал стихи или пел во сне, а на утро все отрицал, упрекая парня в клевете. Тарьей пытался его разбудить и успокоить, думая, что Хенрика мучают кошмары, но Холм частенько смеялся или завывал какую-нибудь песню отнюдь не шепотом, отметая всякую мысль о кошмарах. У Сандвика так и чесались руки зарядить по довольно улыбающейся вопящей мордахе, но он лишь устало вздыхал и толкал Хенрика в бок. Эти ночные концерты так надоели ему, что однажды, проснувшись от очередного толчка в живот и истеричных смешков, Тарьей просто схватил свою подушку и ушел спать на диван, а утром пришел в кровать, так что Хенрик ни о чем не догадался. Так он и начал спать на диване, как провинившийся муж, радуясь, что может хоть немного нормально поспать. До определенного момента. В одну из таких ночей Тарьей привычно съежился на диване, предвкушая относительно нормальный сон, как вдруг темный силуэт, почти не различимый в темной гостиной, подошел почти вплотную. Парень напрягся, но сразу же выдохнул, узнав своего высоченного парня. Он уже хотел было начать оправдываться, но Хенрик и слова не дал сказать, накрыв своей рукой спокойно лежащий на бедре после вечернего секса член. От неожиданности и еще раз неожиданности Ти вскрикнул, а потом вскрикнул еще раз, осознав, что Хенрик — чертов лунатик — Холм все еще спит. Теперь почти каждую ночь, ворча и брыкаясь, Холм начинал приставать к Тарьей, и тот перестал сбегать на диван. Даже во сне хренов извращенец видел их секс. А утром вообще ничего не помнил и все отрицал. Его даже пришлось снять на камеру. Против таких неопровержимых доказательств не попрешь, и Хенрик смирился с тем, что он лунатик, точнее озабоченный лунатик, хотя все равно краснел и немного стыдился, что даже ночью Тарьей не мог от него отдохнуть. Только вот Мистеру Му не на что было жаловаться. Секс с уставшим после тяжелого дня и чуть разомлевшим после душа Хенриком, секс ночью со спящим, прости, Господи, Хенриком, секс утром с сонным и ленивым Хенриком. Иногда и днем — секс с повседневным Хенриком. Да кто вообще был бы недоволен? Тарьей ни капли не уставал — откуда столько тестостерона черпал? — и откровенно наслаждался. Осознание, что в любое время дня и ночи Холм хотел его, грело изнутри. Подстегивало самолюбие. Это было чертовски приятно. Но не приятней, чем сам секс, конечно… Тарьей провел кончиками пальцев по линии роста волос на лбу, очертил скулу, дотронулся до губ. Будить Хенрика не хотелось, но потребность трогать и гладить буквально разрывала на части. Черт, почему он был таким мягким и приятным? Кожа, словно бархат, манила касаться сильнее. Хотелось изучить и так до боли знакомую россыпь родинок, рассмотреть каждую складочку. Наверное, это не совсем нормально, пялиться на спящую тушку, борясь с желанием прижаться, вжаться, соединиться навсегда… Но кто бы говорил о нормальности. Тарьей вздрогнул. От переполняющих эмоций, от этой невыносимой нежности защипало в глазах. Здравствуйте. Не хватало еще разреветься от одного вида своего спящего парня. «Добро пожаловать в клуб сентиментальных пидоров», — прошипел про себя Сандвик и зажмурился, резко отняв руку от лица Хенрика. Тот задышал чаще и завозился, просыпаясь. …Холм всегда, вне зависимости от любых внешних факторов просыпался с улыбкой, словно Диснеевская принцесса, и Тарьей настолько нравилось это, что он специально ставил себе будильник чуть раньше и тупо глядел, как Хенрик потягивался, обнажая свои зубы. Господи, идеальный… Сейчас же его рот растянулся чуть шире, чем обычно. Учуял запах кофе. Он посмотрел на Тарьей, который уже во всю его рассматривал с плохо скрываемой нежностью, и буквально запищал от наслаждения. — Ммммм, кофе, — Хенрик демонстративно втянул носом аромат.- Мне? — Нет, мне, — буркнул Тарьей, которого всегда раздражала эта холмовская привычка — клянчить ласки и всякие приятности. И так же ясно, что кофе ему. Но нет, нужно спросить, вытянуть это из него. — Жаль, — Хенрик опустил глаза и шмыгнул носом. — О, только не плачь, — Сандвик закатил глаза и протянул напиток, который уже успел подостыть, прямо тому в руки. Хенрик сделал глоток. — Вкусно, — еще глоток.- Правда вкусно, Ти…- Хенрик удовлетворенно прикрыл глаза.- Спасибо. — Я тебя люблю, — Тарьей выпалил так резко и спешно, что сам удивился и притих. Холм даже вздрогнул. Слишком уж редко ему удавалось услышать эти слова. Сандвик секунд тридцать не двигался и не дышал, ловя каждую эмоцию на лице Хенрика, будто боясь, что тот оттолкнет и посмеется. Боже, каждый раз — как в первый. Признание давалась ему с таким трудом, что у Хенрика все сжималось. Глупый ребенок и правда допускал мысль, что его могут отвергнуть. Как вбить ему в голову, что Хенрик никогда — никогда! — не отпустит, не прогонит, не пнет? — Я люблю тебя, — он дождался, пока Тарьей расслабленно выдохнет.- Даже чуточку больше, чем ты. — Что? — наигранно протянул тот.- Ну, уж нет. Они завалились на кровать, беззаботно смеясь и обнимаясь. Комната мгновенно заполнилась умиротворением. Все вокруг двух целующихся счастливый людей внезапно потеряло смысл. Даже такой вкусный остывший кофе. Даже желтые занавески. Даже это глупое солнце, которое во всю освещало эту глупую землю. Утро определенно бывает добрым.