Разрисую красками

— Я понимаю, Намджун, что Хосок хочет избрать себе партнером нашего сына, но которого? Мне нужно выбрать между старшими, но как? А Чонгуки вряд ли его заинтересует. — Это точно, Джин. Ну, давай мальчики сами выберут. Это будет по-честному. — По-честному, говоришь… Раздался тяжелый вздох. — Я до сих пор виню себя, Джун. Если бы не мое истощение, Гуки был бы… — Перестань, — перебил спокойный голос. — Это не твоя вина, так случилось. У нас прекрасный сын! Он умен, талантлив, а то, что кристалл светится фиолетовым — всего лишь досадная мелочь. — Если бы все так считали, дорогой. Чонгук решил, что и так услышал достаточно, и аккуратно, не привлекая внимания, отошел от открытого по случаю жаркой погоды окна. Он медленно шел в сторону лесного озера. Сказанное отцом не было чем-то новым, но лишний раз напомнило юноше о его увечности. Да, Чонгук действительно вряд ли заинтересует хоть один клан, семейный кристалл светился фиолетовым, когда он касался его. Это означало, что магического потенциала парню хватит только для бытовой магии. Никто не захочет быть с таким магом, он ослабит семью, в которую придет. Все это знали и втайне жалели брюнета, вынужденного жить в одиночестве. А сам Чонгук вроде и смирился с таким раскладом, но юное сильное сердце все ждало чего-то, заставляя иногда с грустью и завистью смотреть на парочки. То ли дело братья. Родители так любили друг друга, что энергосфера смогла взрастить двух мальчишек сразу. Чимин и Тэхен выросли сорванцами красивыми, умными, разными, но похожими. Они заставляли кристалл светиться желтым и зеленым, и ни дня не проводили без шума и смеха. Младший иногда уставал от их бьющего ключом оптимизма и уходил с блокнотом к озеру. Брюнет мотнул головой, пытаясь отогнать грустные мысли. Он уже вышел за пределы поселения и решил, что можно создать настроение песней, но в голову приходили только невеселые строчки, и он запел, подчиняясь моменту: Найти тебя, пришедшего из снов, На всем земном просторе я стараюсь. Но растворился ты сквозь зеркала, Моя мечта, мечта моя… Чонгук дошел до озера и решил освежиться. Выходя из воды, он увидел белого волка, сидящего в тени дерева возле стопки одежды. Парень помахал знакомому. — Привет, волчик! Когда зверь впервые вышел к Чонгуку, тот его не заметил, увлеченный рисованием, однако спустя пару минут пристального взгляда юноша поднял голову и испуганно замер. — Привет? — непослушными губами прошелестел брюнет. Волк задумчиво наклонил голову вправо. Чонгук прокашлялся и громче произнес: — Ты не съешь меня? Разыгравшемуся воображению парня показалось, что волк фыркнул, когда поднялся на лапы и потрусил прочь. С тех пор зверь часто приходил к Чонгуку, подходя все ближе, оставаясь все дольше. Вряд ли это был обычный волк, Гук это понимал. Скорее всего, чей-то фамилиар сильно любил свободу передвижения. Он всегда внимательно слушал юношу, а тот, смущаясь поначалу, все больше разговаривал с ним. — Представляешь, волчик, скоро один из моих братьев покинет дом. Правда, отцы никак не выберут, какой именно, — подойдя, Чонгук наскоро вытерся полотенцем и принялся одеваться. — Хотят, чтобы те выбрали сами. Здорово же, да? Зверь склонил голову, наблюдая, как парень прыгает на одной ноге, пытаясь влезть в штаны. Когда те оказались на месте, юноша потряс головой, на что получил обиженное фырканье со стороны волка, которому капли угодили прямо на морду. Гук улыбнулся: — Ничего-ничего, освежишься, — парень плюхнулся рядом со своим собеседником, доставая из сумки вяленые фрукты. Волк придирчиво осмотрел все предложенные варианты и аккуратно взял грушу. Брюнет опять засмеялся. — Ишь, какой избирательный! Юноша задумчиво смотрел на водную гладь, на которой играли солнечные блики. В тени было хорошо, и даже теплый бок жующего животного не доставлял дискомфорта. — Знаешь, я тоже так хотел бы. Ну, обряд, семью. Любовь… Волк, облизнувшись, поднял морду и вопросительно наклонил ее. Чонгук заметил это и с невеселой улыбкой потрепал того между ушами: — Я не нужен, волчик. Никому, кроме своей семьи. У меня кристалл фиолетовый. Когда энергосфера растила меня, на отца напали. Он чудом выжил, но сил на подпитку сферы не оставалось, а отец-Джун разрывался между лечением мужа и мной. Так что я бракованный. А мое сердце все чего-то ждет. Такое глупое… Волк положил голову на лапы, внимательно наблюдая за человеком, и, растворившись в уюте момента, задремал. *** — Нет, Чонгук, ты только посмотри на них, — бормотал отец-Джин, сидя рядом с младшим сыном за столом. — Зачем я согласился с Намджуном? Эти двое нас на посмешище выставят! Они оба смотрели на противоположную сторону стола, где разыгралась нешуточная битва кокетства и заигрываний. — Зато теперь ты точно знаешь, как сильно они хотят удрать из дома. Сокджин возмущенно вскинулся, но вовремя разглядел озорной блеск в глазах сына и неловко рассмеялся. — Кстати, Чонгуки, с этими сватовствами я совсем замотался и забыл тебе сказать, что договорился с Академией. Они будут отпускать тебя для уроков живописи. Ты станешь на шаг ближе к своей мечте! — Спасибо, пап! Это действительно здорово! Реакция Гуки была не такой, на которую рассчитывал Сокджин. От него не могло ускользнуть потерянное выражение на лице сына, когда он смотрел на братьев, ухаживающих за охотно смеющимся гостем. Чонгук словно уносился в мыслях далеко вглубь себя, забывая замаскироваться за улыбкой. А когда его возвращали в настоящий момент, резко спохватывался и цеплял на лицо беззаботное выражение абсолютного довольства всем. Сам Чонгук же вновь пустился вслед за своими мыслями. Он сможет продолжить обучение и одновременно мастер Ши даст ему основы художественного мастерства. Открытие галереи или мастерской спасло бы парня от жалости и сочувствия со стороны близких. Но не от одиночества. Оно будет сопровождать его всю жизнь. Внезапно душный летний вечер словно навалился на молодые плечи всей своей тяжестью. Дышать стало невозможно, а каждый удар сердца отдавал тупой болью. Путано извинившись, юноша вышел из-за стола, из дома и пошел, а затем побежал, надеясь, что ветер вдохнет жизнь в его душу. Ноги привели его знакомой дорогой. До заката было еще далеко, но садящееся солнце кидало длинные тени деревьев в пруд, охлаждая его. Сердце разрывалось от переполнявших чувств, хотелось кого-то о чем-то просить, умолять! Но Чонгук не знал, кого, не знал, как. Он поднял слезящиеся глаза вверх и прокричал охрипшим голосом: Послушай небо, Открой мне душу ты! Ты… — его голос утихал, успокаиваясь так же, как и сам Чонгук. Он внезапно понял, какими словами выразить эту тяжесть в груди: Зову напрасно, Просить не властен Я… Только позволь узнать его Одного. Только, прошу, храни его Одного. Внезапно он понял, что все это время отчаянно сжимал кулаки так, что пальцы свело, и они не желали распрямляться. Он тяжело вздохнул, опускаясь в траву, и отчаянно тихо пропел: Шепчу, не знаю слов… Прошу, не зная фраз… Ты, ты… Белый волк на краю поляны опустил голову и потрусил прочь. *** В глубокой задумчивости Чонгуки брел к своему озеру. Уже несколько дней прошло после отъезда братьев в клан Чон. Оказалось, что Хосок не смог выдержать перекрестной стрельбы глазами и был готов взять в семью и Тэхена, и Чимина. Папа-Джин тайком вытирал слезы и шмыгал носом, когда провожал сыновей в гости к будущему супругу. Отец-Намджун счастливо улыбался, а на следующий день позвал Чонгука, говоря, что господин Мин хочет заключить с ним брачный союз. Невысокий беловолосый маг сидел рядом с отцом, внимательно вглядываясь в лицо юноши. — Отец, но я… — Чонгуки, Мин Юнги мой старый друг, мы с ним обсудили все детали. От того ли, что отец так завуалированно говорил об особенности парня, или от того, что неизвестный Юнги знал о нем столь интимные подробности, лицо Чонгука залила краска стыда. Он поклонился, благодаря, и вышел из комнаты, ничего не видя перед собой. Странно было то, что он чувствовал сейчас. Ведь, с одной стороны, он не будет одинок. Но с другой, что принесет ему этот союз с абсолютно незнакомым человеком? Будет ли он счастлив? И сумеет ли составить счастье другого? Возможно, этот Мин Юнги тоже одинок, раз решился на такую невыгодную партию? Юноша нежно затянул, прислонясь к теплому шершавому стволу: Разрисую красками Сердце одинокое. Пусть стучит прекрасное Жизнью обновленное. Принесу я свет ночной, По бульварам пройденный В дом печали каменной, Растоплю огонь ладонями. Разрисую красками Сердце одинокое, Пусть стучит прекрасное… — Так глупо, я даже его не разглядел толком. Интересно, а я ему понравился? — Очень, — раздалось хриплое совсем рядом. Чонгук испуганно подскочил на ноги. Из-за дерева шагнул беловолосый маг, напряженно вглядывающийся в человека напротив. — Ты мне давно нравишься, еще с первой встречи. Как-то смущенно вздохнув на непонимание в больших карих глазах, блондин на секунду сосредоточился, и его глаза блеснули янтарем. Брюнет изумленно приоткрыл рот. — Ты… не фамилиар, — Юнги кивнул, смаргивая волчий взгляд. — То есть, ты меня видел, когда я… И слышал все… Глаза юноши забегали, а Юнги тихонько рассмеялся. — Все верно. И когда купался, и когда на жизнь жаловался, и когда делился сладостями, и когда рисунки показывал и про мечты рассказывал, я был рядом, — брюнет несмело посмотрел в улыбающееся лицо. — Я собирался сделать тебе предложение, когда утихнут свадебные хлопоты в твоей семье, чтобы сделать этот момент значимым для тебя. Но твоя Молитва… Мне стало стыдно за свою медлительность. Поэтому я закончил дела и пришел к твоим родителям. Чонгук недоверчиво слушал эту исповедь, пытаясь поверить. Юнги шагнул к нему почти вплотную: — Я знаю, это нечестно: ты не знаешь ничего обо мне, тогда как я знаю многое. Но мы это исправим. А насчет кристалла… Блондин достал из-под рубахи маленький кристалл, оправленный в серебро, и коснулся его граней, по которым сразу заиграли всполохи всех цветов радуги. Брюнет вновь изумленно посмотрел в лицо Юнги, подсвеченное разноцветными бликами. — Что это значит? — Это значит, нам хватит на двоих с лихвой, Чонгуки. Разрисуем этими красками наши сердца? Юноша заворожено кивнул, не спуская счастливых глаз со своего «волчика». — Да.