Пока нет очков

Шкафчики кажутся убежищем надежным. Господи, ну почему они им не оказываются?! Эдди паникует. Видит, что его заметили. В груди жжёт. Он прячется за зелёным, потрёпанным, видавшим виды шкафчиком со школьными принадлежностями, когда мимо проходят они. Стайка черлидерш, и лишь Грета задерживается, нависая ястребом, чтобы сладким шепотом обжечь лицо: — А ты миленький, Каспбрак. Он натянуто улыбается. В голове мелькает мысль, что если девчонка не отодвинется, его сразит инфаркт. Он слышал, как Грета поспорила с подружками на то, что ей не составит труда перед всем классом вытянуть из «бедного Эдди» признания в любви, и ввязываться в это у него желания нет. Горло сжимается. Девушка, взмахнув золотистыми волосами, пошла догонять подруг. И теперь ничто не мешало Эдди сорваться с места. Сердце бьется посреди горла, а воздух густой и горячий — ни вдохнуть, ни выдохнуть. До звонка считанные минуты, но это последнее, что волнует Эдди. Он залетает в мужской туалет, опирается на стену и сползает по ней. Кафель холодит лопатки. Ингалятор выныривает из сумки, и Эдди подносит его ко рту. Пш-ш-шик, и жить можно. Ну, чисто физиологически, по крайней мере. Парень не представляет, почему такая как Грета решила потратить на него время. Будто у неё нет других игрушек. Девочки бывают жестоки. Им, конечно, далеко до Генри. Тут Эдди смеётся. Генри пытался его (их) убить пару лет назад. Куда Грете до него! Неприятно быть предметом спора, но после этого он хотя бы останется жив. Дыхание почти восстановилось. Урок начался, но Каспбрак всегда может сказать, что ему поплохело, и никто не сделает выговор. Ничего страшного. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Ноги ватные. Эдди поднимается и оттряхивает твидовый костюм от грязи. Волосы на затылке шевелятся, стоит подумать о том, сколько микробов успел он набрать в общественном туалете. «Ничего страшного, — шепчет себе. — Ничего». Сейчас он помоет руки и пойдет на урок, стараясь уменьшиться. Возможно, Грета уже позабыла о глупом споре. Повторяя эту славную мысль, Эдди собирается пойти к умывальнику, но дверь бабахает об стенку, и в комнату врывается ураган. Кто-то залетел так стремительно, что сшиб бы Эдди, если тот шел к умывальнику. Этот кто-то закрывается в кабинке. Всё смолкает. Эдди пробыл в туалете не больше пяти минут, но он успел прийти в себя и краем глаза увидеть чью-то истерику (что это именно она Каспбрак не сомневается). Нормальные люди, даже если хотят отлить, не несутся с такой скоростью. Он отлипает от стены и делает пару невесомых шагов. Хочет спросить, не плохо ли человеку, но тишину нарушает… Всхлип. Одинокий и горький всхлип. «Я сначала подумал, что девчонка перепутала двери туалетов», — скажет потом Эдди. Рука зависает над дверью, обмотанная салфеткой, которые парень носит в боковом кармане рюкзака. Собирается постучать, а потом видит кончики кроссовок, выглядывающие из-под дверцы. Сердце срывается с ритма. Опять. «Господи Боже, ну сколько можно! Пожалуйста, избавь меня от этого. Может быть, я сплю?». Нет, Эдди не спит. Лишь тупо пялится на кроссовки, и горло сжимается сильнее с каждым последующим всхлипом. «— Предки купили мне их в Орегоне, во время каникул. И если вы сейчас же не согласитесь, что это самые классные кроссовки, которые вы видели в жизни, я обещаю заговорить вас до смерти, описывая каждое их достоинство. — Бип-бип, Ричи, — засмеялась Бев, но спорить не стала. Никто не стал, и друзья признали их классными, потому что так и было. Хотя если бы не было, то все равно бы признали, потому что заговорить Ричи и вправду мог». Кроссовки Ричи, значит, и… всхлипы тоже Ричи? До Эдди долго доходит это простое умозаключение. Ну, не мог Ричи Тозиер запереться в туалете и рыдать, как девчонка! — Ричи, — тихо зовёт Эдди, стуча костяшкой пальца по двери. Плач обрывается. Парень стучится еще раз. Волнение обжигает виски. — Я знаю, что это ты, и что ты там. — Пока ты стоял там, меня бы четыре раза через сральник успел утащить Клоун, — голос хрипит, будто Тозиер изображал Хэмфри Богарта*, голос которого до сих пор не получается сымитировать. Однако Эдди знает правду: у Ричи он такой из-за слез. — Ага, но мы убили его. — Конечно, иначе бы я и на милю не подходил к канализационным трубам, — из-за двери ссыплются смешки. У Эдди отлегло от сердца. — Я сейчас не в лучшем виде и не хочу, чтобы остальные знали об этом случае, Эдди-спагетти. Все между нами, окей? Эдди кивает, но Ричи не увидит этого, и он соглашается вслух. Ричи выходит, выглядит он неважно: под носом кровь, но он не сломан. Просто покраснел и опух, как и глаза. Очки висят на одной дужке. Взгляд их хозяина говорит: скажи какой я неудачник, ну же, я жду. Эдди молчит. Он помогает Ричи умыться, пробует отстирать кровавые пятна с рукавов рубашки, но дело это гиблое, поэтому они его бросают. Постепенно Ричи веселеет, и Эдди просит рассказать, что случилось. Он смотрит на Ричи, крутящего сломанные очки в руке. Коричневые пятна выделяются на зелёной в красную клетку рубашке. Губа рассечена, но глаза без огромных стёкол очков такие чистые и прекрасные, что Эдди чуть не пропускает мимо ушей весь рассказ друга. Оказывается, всё проще простого: Ричи не сумел заткнуться. Так бывало, и ему часто влетало за слетавшие с языка остроты. А это случалось чаще, чем хотелось бы. Про слёзы он умалчивает, а Каспбраку стыдно о них спрашивать. — Срань господня, моя мать будет пахать на мне всю неделю, — ужасается Ричи. — О чем ты? — Ох, старина, Эдди, — он приобнимает его за плечо, двигается к выходу. Каспбрак идет, как загипнотизированный. — Эта вторая пара за неделю. Знаешь, что говорит моя матушка? «Ричи, ты думаешь, у нас растёт очочное дерево, с которого мы снимаем очки и даём тебе, когда ты разбиваешь старые? **». Эдди смеётся. Уж очень похоже Ричи копирует миссис Тозиер. Звонок давно прозвенел, школьный коридор пустует, а они стоят. Ричи держит одну руку на эддином плече. Неловко. Учитель, вышедший по делам, либо пацан, захотевший в туалет, в любой момент могут их увидеть. — Урок, — свистяще выдыхает Эдди. — Мне пора, иначе… — Получишь нагоняй от своей мамочки? — широкая улыбка расплывается по лицу Тозиера. Вот так. Так правильно: Ричи должен шутить про его маму, должен улыбаться от уха до уха, должен быть светлым и весёлым, как солнечный зайчик на бегущем ручейке. И точно он не должен сидеть, забившись, в школьном туалете. Это неправильно. — О, я уверен, что смогу хорошенько её отвлечь, — он шевелит бровями, — своей ловкой ру… — Фу! Фу-фу-фу, Ричи, прекрати, иначе я сам засуну тебя в унитаз. Они сгибаются пополам от сдерживаемого смеха. — Ты пойдешь на урок? — Я в любом виде, конечно, красив и прекрасен, но лучше я свалю домой. Предки как раз уехали до вечера. — Ричи? — М-м-м? — Я могу, — Эдди мнется. Больше потому, что не уверен, что получится. Но очень хочет попробовать. — Я могу починить твои очки после уроков. Будут как новые. — Правда? — опять свет в глазах. По Ричи уже не сказать, что он недавно рыдал в туалете. — Ты спасёшь мне жизнь! — Ага, — скулы алеют, но Каспбрак надеется («пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста»), что не сильно. — Встретимся в Пустоши к трём? — Ты спасёшь мне жизнь, — повторяет Ричи. Передаёт очки. Их ладони соприкасаются ребром, и Эдди поспешно отдергивает свою. Ричи глядит вопросительно. — Микробы. — Эдди, мы вместе руки мыли, — он закатывает глаза. Встретиться им не удаётся. Очки Тозиера после починки вопреки стараниям, не выглядят как новенькие, но носить можно, а это главное. Эдди посмотрел телевизор, пообедал с мамой, а потом отправился бы в Пустошь, но звонит Ричи и говорит, что не может вырваться из дома. На следующий день не может Каспбрак, потому что (совсем забыл!) они с матерью идут в больницу, чтобы пройти ежемесячное обследование. Соня волновалась за здоровье сына, а Эдди рад пропустить учёбу (из-за Греты). Жалеет только, что не вернул очки, но, наверное лучше сделать это завтра, в субботу. Ричи должен прийти в клубный дом. Он частенько проводит время там в один из выходных. Первое, что овладевает вниманием Эдди в субботнее утро — небо. Такое голубое, что глаза слезятся, когда смотришь на него. Рваные облака мчатся к западу. Пушистый след самолёта рассекает лазурь. Эдди опирается на подоконник. Солнце печёт лицо, а теплое чувство разливается по груди, как горячее молоко. День с такой погодой не может стать плохим. Соня Каспбрак чуть не перечеркнула это золотое настроение, отказываясь выпускать сына гулять, потому что к вечеру обещали дождь. Но, взяв обещание прихватить дождевик, она успокаивается. Эдди обвязывает его вокруг пояса так, что ветер раздувает рукава, а поверх надевается поясная сумка. До Пустоши он идёт пешком. У велика местами проржавела цепь, заниматься которой сегодня не то настроение. У клубного дома сидят Беверли и Стэн. — Привет, — отрывается от тетради девушка. Лежа на земле, она пишет текст под диктовку Стэна. — Привет, Бев, — садится на землю Эдди. — Чем заняты? — Алгеброй, — трясёт она тетрадкой, и выглядит, как самый печальный подросток в мире. По Стэну того же сказать нельзя. Он спокоен. Наверное, у него с алгеброй проблем нет (иначе бы Беверли, которая училась на класс старше, не просила помощи). Ричи прав: евреи неплохо считают деньги. — Вы посмотрите, какие персики из Джорджии*** тут собрались, — звучит радостный голос. С холма прямо к ним брёл Ричи. С его приходом алгебра забывается. Они немного играют в «Пни банку», и Ричи предлагает «семь минут в раю», за что получает от Беверли. Потом они просто бездельничают. Ричи падает на траву. Закуривает. Эдди прячет мешающийся дождевик в домик. Бев срывает пожелтевшие одуванчики, и Стэн помогает ей. — Вот же черт… — выдаёт вдруг Эдди. Все головы поворачиваются на его голос. — Я… я… забыл твои очки дома, Ричи. А ведь он два дня таскал их с собой на случай, если встретит друга! Эдди хочет прикрыть руками стремительно краснеющие уши. — Да не паникуй, Эдс, — проявляет милосердие Тозиер. — Я хреново, но вижу. В плохом зрении даже можно найти плюс. — Например? — Урис отрывается от цветов. Палец Ричи нацелен вверх, будто сейчас прозвучит вещь, что перевернёт Америку. — Обретая размытые контуры, люди становятся на вид намного приятнее. Шутку не оценили. Бев складывает одуванчики в кучу. Май был дождливым, вода в канале находилась на опасно высоком уровне, но последние деньки на удивление теплые. Головки одуванчиков разбрызганы по Пустоши. — Держи, — Бев надевает на голову Ричи венок. — Тебе идёт. Коронуем тебя самым помойным ртом Дерри. — Спасибо, миледи, — он кланяется ей настолько, насколько позволяет сидячее положение. Она плетёт дальше, иногда кидая выразительные взгляды в сторону Каспбрака, которые он совсем не понимает. Ричи сидел на траве. На лицо временами набегает тень, которую, кроме Эдди, никто не замечает. Он бы спросил о том, что волнует друга, но не при остальных. Чтобы не сидеть в тишине, он жалуется на Грету. К вечеру они расходятся. Беверли, смеясь, забирает венок у Тозиера, а потом шепчет Эдди: «Скажи ему». — Что? — так же тихо спрашивает Каспбрак, но Беверли молчит. Ее лицо говорит за себя: «Ты, правда, не понял, чел?». Они с Ричи идут в одну сторону. Тозиер расхваливает концерт приезжих рок-н-ролльщиков, но Эдди пребывает в своих мыслях. — Ричи? — перебивает вдруг на середине рассказа. — Да? — Можно вопрос? — руки хватаются за поясную сумку, ища поддержки. — Если он тебе не понравится, можешь не отвечать. — Я заинтригован, — Ричи одаривает его взглядом. Его ореховые глаза… они такие красивые без очков. — Валяй. — В школе пару дней назад ты попался хулиганам. Они же не сильно тебя отделали, тогда почему ты… ты рыдал в туалете, — теперь румянец оккупирует всё лицо. — Отделали, — усмехается парень, когда молчание затягивается настолько, что Эдди не ждёт ответа. — Вот Генри отделывал, а эти так, по мелочи. Дело не в том, Эдс. Лучше сломанный нос, чем тычок им в свою беспомощность. — Ричи застывает на месте и смотрит на темнеющее небо, где зажигаются первые звёзды. — Я везунчик. Те типы сделали и то, и то. Эдди ошарашено возирается на него. Ричи не шутит, и сейчас Каспбрак не знает, что творится в его вихрастой макушке. Злость обжигающим шаром катится по пищеводу. Ричи не должен опять быть таким. Тозиер печально улыбается, и кожа на лице в вечернем свете приобритает молочно-белый оттенок. Лишь веснушки неестественно яркие. И губы. Ход мыслей Эдди не радует. Он спешно достает ингалятор из сумки. Пш-ш-ш. Разум не прояснился, а дыхание такое же спертое. — Ричи, — робко начинает он. — Ненавижу свое грёбанное зрение. Ненавижу очки. А без них я даже звёзд не вижу, блять! — в порыве чувств он пинает попавшийся под ногу камень. — Ричи! — Что? — Тебе не обязательно было отвечать, — Эдди отворачивается. В носу щиплет. — Хей, Эдс, — улыбка освещает лицо, как луч солнца дождливый день. — Ты же не собрался разреветься? — Не-е-ет. — Вот и отлично, — говорит Ричи, перед этим долго вглядываясь в его лицо. — Йисуси, тебя действительно тронуло. Надо как-нибудь опробовать на твоей мамаше, — мелькает ослепительная улыбка. Эдди замахивается, чтобы наградить Тозиера смачной оплеухой, но Ричи припускается быстрым шагом вперед. Жарко. Сумрачно. Зажигаются первые фонари. Эдди горит внутри и снаружи, стоя на краю пропасти. Либо назад, в скучную безопасность, либо… Он несется за Ричи. Тот втягивает голову в плечи, ожидая шлепка, но Эдди собирается удивить его. Позже он скажет, что такого забавного выражения лица у Тозиера он не видел со времён борьбы с Оно (хотя тогда было не до забавного). Касбпрак направляет всю силу в подошвы ботинок, тело отрывается от земли, и парень прыгает на спину Тозиера. Тот такой подлянки не ожидал, поэтому валится на чей-то газон. Они катятся по траве, пачкая одежду и разбивая локти. Эдди оказывается сверху. — Чтобы и близко не подходил к моей маме. — И пока Ричи не успел возразить или оттолкнуть, Эдди падает на его мягкие, как сахарная вата, губы. Это едва ощутимое касание, наполненное запахом никотина и аптечным душком. Эдди резко отстраняется. Ну и самонадеянность! Ричи смотрит на него во всё глаза. — Я не, — жар в животе передаётся лёгким, но Эдди не лезет за лекарством. — Прости. — Эдс. — Прости, — Эдди вскакивает с него. Желание убежать и больше никогда не попадаться на глаза разрывает. — Не знаю, что на меня нашло. Если тебе не трудно, давай забудем об этом? — он едва не плачет. — Уже забыл. Ты мне, кстати, очки ещё не вернул. — П-пошли ко мне, — Эдди всё ещё дрожит, боясь поднять взгляд. — Только не говори ничего моей маме, она убьёт меня. — Не говорить о чём? — Ричи притворяется удивлённым. У Эдди с плеч упала гора. Тозиер не собирается убивать его или кричать на весь Дерри, что он педик. В этот момент он окончательно влюбляется в него и боится этого. Тогда Эдди не подозревал, что когда они окажутся в его в комнате, Ричи вернёт поцелуй.