Amadeo Pour Un Italiano

Поездка в Зальцбург оказалась более чем спокойной. Альберт почти весь путь молчал, и мальчик надел наушники, чтобы музыка помогла ему быстрее перенести дорогу. Он слушал песни Антонио. Википедия нашла три его альбома, и Амадей посчитал своим долгом исследовать их. Мужчина писал в стиле рока смешанного с инди. Текст метался между французским, итальянским и английским, но больше все-таки было итальянского, ведь это родной язык Сальери. Смысла мальчик понять не мог, но пообещал себе, что разберется с переводом дома. Всё-таки интересно было, о чём писал Сальери. Песни именно на его родном итальянском скрывали глубокий смысл, и парень хотел разобраться с этим. — Планируешь побег, да? Амадей начал складывать наушники вместе с ноутбуком, который он любезно позаимствовал у Антонио, когда услышал голос Альберта. Побег… Да даже если бы он его и планировал, то вряд ли бы рассказал об этом охраннику. На что он только надеялся? — Возможно. Хочешь подготовиться? С переднего сидения донеслось хмыканье. — Готовиться не к чему. На твоей очаровательной шейке GPS. Куда бы ты ни пошел — я везде тебя найду, а там уже сам будешь разбираться с Сальери, но сомневаюсь, что он станет тебя слушать. — Какой GPS?.. — О, ты не знаешь? Ошейник, который ты носишь, отслеживает любое твоё передвижение. Ошейник. Точно. Как он сразу не догадался? Ведь Сальери нацепил его не просто так, и снять этот кусок кожи не представлялось возможным. Вот почему хозяин так легко говорил о том, что найдет мальчика, куда бы он ни пошел. Всё это время он просто следил за ним… Проклятье. — Пф-ф, зачем тогда он отправил тебя со мной, если каждое моё передвижение ему известно? — Он тебя защищает. — Что? — Защищает. Но и проще, если уж при побеге я тебя сразу верну на место, чем посылать на это задание людей, которые не за короткое время найдут тебя, согласись. Вольфганг даже вытянулся вперед. Ему не послышалось? Сальери его защищает? — Ему дорога его игрушка… — Нет, — отрезал Альберт. — Это совсем не то. Ты ему не равнодушен, но относится он к тебе скорее, как отец к сыну. Амадей замолчал и отвернулся к окну. Сказанные слова Альбертом оставили после себя много вопросов. Да, Сальери был очень странным, он иногда позволял себя обнять и мог проявить что-то сродни заботы, но… Возможно, телохранитель просто что-то путает. Вряд ли Антонио сказал ему такое лично, а так… это всё пустые догадки. Оставшуюся дорогу мальчик вновь спрятался в наушниках, чтобы Альберт не порывался снова начать с ним разговор. Он просто сидел с закрытыми глазами, слушая третий, самый последний альбом Сальери. Его голос, всегда такой надоедливый и пугающий, сейчас звучал мягко и поистине успокаивал. Чёрт знает, что у этого садиста на душе… Они приехали спустя ещё час. Телохранитель припарковал машину недалеко от дома парнишки. Он не следил за ним, даже не посмотрел в какую сторону тот пошел, лишь откинулся на сидение, а затем уткнулся в телефон. Теперь Вольфганг точно был уверен, что для того, чтобы проследить за ним, не нужно было даже выходить из машины. Всё было на дисплее GPS, которое Альберт, скорее всего, имел при себе. Сальери хорошо подготовился. Всё слишком запутанно. Слишком предусмотрено. Проклятье. Парень вдохнул холодный воздух и, постояв ещё немного, двинулся к своему собственному дому. Город почти не изменился. Казалось, ещё только вчера ему исполнилось восемь, и отец подарил его самую первую скрипку. Правда, впервые здесь было ему тревожно. Вместо свободы ощущалось чужое дыхание в спину. Дыхание Сальери, который, казалось, стоял всего в нескольких шагах и следил за малейшим передвижением Амадея. Хотя, по сути, так оно и было. Разве что, не так буквально. Мальчишка шагнул вперёд, прошёлся по расчищенной дорожке, заглянул в окна собственного дома. Родители не знали, что он приедет именно сегодня, но знали, что это случится на каникулах перед Рождеством. Он выждал специально подольше, чтобы не отпрашиваться у Антонио надолго. Он бы попросту не отпустил, а так… Сегодня уже скоро вечер, а завтра наступит Рождество. На следующее утро Альберт должен забрать его. Мысли о побеге уже не так назойливо лезли в голову. Что он сможет? Уйти куда-либо вообще не представлялось возможным, а значит даже дойти до ближайшего участка полиции, он не сможет. Рассказать родителям… они ни за что не поверят. У порога его сразу встретила мама. Её вид даже прогнал все тревоги прочь. Мальчик натянул на себя воротник повыше, прикрывая ошейник, и позволил себя обнимать, не оставаясь в долгу. Отца ещё не было, он работал. Почему-то эта весть его порадовала. — Я уже и не надеялась, что ты приедешь к нам в этом году, сынок, — она расцеловала его в обе щеки и отпустила, рассматривая такое родное лицо. — Так сложилось. Много учебы… но я смог вырваться, очень соскучился. А где Наннерль? — мальчик уже переступил порог и начал снимать с себя верхнюю одежду. Интересовавший его, всю дорогу, вопрос, наконец, вырвался наружу. Кого он любил больше всех в этой семье, так это старшую сестренку. — Она не смогла приехать в этот раз, мне жаль, Вольфи… Я знаю, ты бы хотел её увидеть… — О, ничего, мам. Мы уже взрослые, обязательно встретимся в другой раз, — парень улыбнулся, чтобы не показывать, что он расстроился. Наннерль училась в Париже, поэтому тоже не часто жаловала родителей своим визитом, но при желании Вольфганг действительно мог бы с ней увидеться. Мог бы, если бы не напасть в виде Сальери. — Я поднимусь в свою комнату, ты не против? Так давно там не был, — Моцарт закинул рюкзак себе на плечи и кивнул в сторону второго этажа. — Конечно, сынок. Я пока сделаю тебе чай. Вольфганг почти вприпрыжку направился в свою комнату и остановился у двери. Жили они небогато, и мальчик всё время мечтал о таком доме, где было бы всё, о такой жизни, где он имел бы всё, что захочет. Но сейчас этот дом и эта маленькая, тесная комната казалась ему намного уютнее, чем весь особняк Сальери. Здесь не было ни шикарных картин, ни красивой мебели, ни даже растений, что добавляли какой-то живности. Старая кровать, стена, обвешанная плакатами, письменный стол и маленький клавесин в углу. Такой старый и ободранный, самый первый инструмент в его жизни. Он ему достался от отца, а ему, наверное, ещё от его отца. Вольфганг об этом никогда не спрашивал. Он спустился вниз только, когда его позвала мама. Они сидели на кухне, и пили чай, болтали о чем-то разном. Амадею было хорошо, до тех пор, пока не вернулся отец. Его не покидало напряжение, сковывающее всё тело. Отец всегда относился к нему слишком строго, много требовал, мало разрешал. С самого детства он растил из него настоящего музыканта. Повезло, что в этом их интересы совпали. Он любил музыку и всегда восхищался отцом. Леопольд учил его сам, не доверяя опытным учителям, но по окончанию школы, Вольфганг всё равно уехал учиться в Вену. Ему нужно образование, чего бы там отец не говорил, и он сможет всего добиться сам. Но несмотря на нервозность, всё прошло отлично. Они даже ни разу не поспорили с отцом, как это бывало раньше. Жаль только, Наннерль не было. Её звонкого смеха так не хватало на кухне. Они поужинали втроем, посидели всей семьей у телевизора, а затем мальчик ушел в свою комнату. Ночь всегда ассоциировалась у него со спокойствием. Ночью он мог уйти к себе и Сальери его не трогал. Странно, но именно по ночам он не приставал.       Наутро Амадей проснулся с тревогой. Ему снился Сальери, особняк, ужасные пытки и насилие. Осознание, что он у себя дома, успокоило как никогда. Идея побега стала ещё заманчивее, но что он может, если стоит ему только ступить за порог дома, как Альберт его тут же поймает. Побег возможен, только если телохранитель потеряет его след. Ошейник… Парень не знал, как можно было бы от него избавиться. Однажды он уже пытался снять со своей шеи это извращение, но ничего так и не вышло. Сальери всё очень тщательно продумал. Ошейник со встроенным GPS, который может снять только сам хозяин с помощью отпечатка пальцев. Гениально. Но должен же быть способ?.. Вольфганг сел на кровать и покрутил на своей шее кожаный предмет. Для обычного ошейника, отделанного кожей, он был слишком твердым и тяжелым. Как-то, ещё в особняке, мальчик пытался перерезать его ножницами, но не вышло, а кожа, как правило, должна поддаваться… Что-то было не так с этим ошейником. Он стал перед зеркалом и взял в руки канцелярский нож. Сама кожа на нём разрезалась, но сам круг, смыкающийся вокруг шеи, разрезать не получалось. Кожаная основа — это лишь оболочка, потому что внутри скрывалось что-то, то ли пластиковое, то ли металлическое. И если пластик можно было бы сломать, то вот метал — никак. На самой основе Вольфганг нашел квадратную панель, такую, как бывает на пультах от телевизоров и игрушках, скрывающих место для батареек. Вот только тут батареи не было. Моцарт открыл панель с помощью банальной отвертки — внутри скрывались провода и материнская плата. — Это и есть встроенный GPS… — пробормотал мальчик сам себе. Ошейник снять не получится, но вот оборвать связь — легко. Он ещё ничего не решил, совсем ничего продумал, но привкус свободы так явственно ощутился на языке, что мозг отказался думать. Альберт кинется за ним, как только сигнал исчезнет, а значит нужно с готовностью выскочить из дома до того, как он успеет поймать его. Мальчик переоделся и, закинув рюкзак на плечи, быстро побежал по ступенькам вниз. Ещё было слишком рано и родители спали, так, что он не боялся, что его увидит кто-то с разобранным ошейником на шее. Он написал записку родителям, что пойдет прогуляться и оставил её в гостиной. У самого выхода из дома он перерезал провода и вытащил материнскую плату, разломив её на две части. Все. Сейчас Альберт заметит, что сигнала нет. Парень запахнул пальто, застегнув его под горло, чтобы не было видно ошейника, и резко выскочил из дома. Машина телохранителя была припаркована в квартале отсюда, но если учесть то, что Амадей идёт пешком, а Альберт на транспорте, то он легко может его догнать, не прилагая усилий. Сердце колотилось как бешеное. Моцарт совершенно не знал, куда бежать и как поступить. Нужно купить билет в другой город и уехать, но как он объяснит родителям свой внезапный отъезд? Сегодня же Рождество. Как он сможет бросить учебу в Вене? Как будет выживать в чужом городе без денег и жилья, образования? Альберт будет его искать. Всё, что можно было сделать — это купить билет до Вены на завтрашнее утро. Он посидит с родителями, отметит Рождество, а затем уедет. Без ошейника Сальери его не найдет и он сможет сбежать. — Это всё глупо… — выдохнул парень. — Я буду посещать колледж, и он всё равно выследит меня. Поймает, а потом всё заново: ошейник, охрана, особняк, который станет для меня клеткой. Он шел дворами, теряясь среди многоэтажек и домов. Прятался за сугробами снега, под заборами, почти не высовываясь на главную дорогу. Всё это призрачно и нереально, но попытаться стоит. Это определенно лучше, чем добровольно вернуться к Сальери. Амадей миновал большую часть города и понял для себя, что у него есть преимущество — он знает этот город от камушка до камушка, потому что родился здесь и вырос, а вот Альберт ориентируется только по картам и интуиции. Мальчик быстро добрался до вокзала и затерялся среди толпы. Повезло, что жил он вблизи и не пришлось подъезжать на транспорте. Деньги были — отец присылал каждый месяц на карточку, а Вольфганг их не тратил. Антонио всем его обеспечивал, так что в какой-то мере в деньгах мальчик не нуждался. До сегодняшнего дня. Он нашел банкомат и почему-то подумал, что Сальери мог бы отследить его по карте, но он не мог о ней знать. Деньги оказались на руках всего за несколько минут. На один билет до Вены хватит. Амадей спокойно дошел до кассы, сделал заказ и принялся ждать. Ему было неуютно, хотя бы, потому что здесь очереди не было, и он стоял просто на виду у всех. Глаза постоянно бешено метались по всему залу, останавливаясь на каждом человеке, тщательно рассматривая, изучая. Альберт мог быть где угодно… И черт, как же казалось, что все то и дело следят за ним, хотят поймать, что они в сговоре с Антонио. Выходить из зала кассы пришлось бегом, потому что в окне мальчик заметил машину телохранителя. Самого его не было видно, и Вольфганг успел выскочить через противоположную дверь на улицу. Здесь оставаться было просто небезопасно, поэтому он начал подыскивать глазами место, где можно было бы спрятаться. Он влетел в ближайшую кафешку и спешно занял столик в конце зала. Ему нужно успокоиться, черт возьми. Спокойно. Он будет в безопасности дома. Дом — это единственное место, где Альберт его не достанет. Он не рискнет сунуться туда, это слишком рискованно, да и вряд ли Сальери ему позволит. Поэтому нужно просто успокоиться и подождать пока злосчастный охранник уйдет. Нужно выбрать путь до дома максимально осторожно, лучше всего дворами или какими-то лесочками, чтобы Альберт не мог догнать его на машине и так парень сможет затеряться среди деревьев и домов. Он прислонился к стене, буквально вжимаясь в неё. Альберт не видел, куда он подался, но, наверняка, знал, что парень где-то поблизости. Без навигатора он так просто его не найдет. Амадей ещё раз выдохнул и поставил рюкзак себе на колени. Достал ноутбук Сальери и поставил его на стол, пытаясь быть практически незаметным. В кафе был вай-фай, что было очень кстати. — Франческо… — мальчик вбил в поисковую строку имя бывшего телохранителя и начал агрессивно листать предложенные варианты. Франческо — был единственным, кто мог бы помочь, единственный, кому Вольфганг мог бы доверять, но как назло, у него не было, ни малейшей связи с ним. Ни адреса, ни телефона, ни почты. И хоть мужчина был совершенно в другом городе, он мог бы помочь. Мог бы хотя бы встретить его в Вене и спрятать от Сальери, помочь ему убежать. Он сейчас не работает на Антонио, а значит, ему совершенно плевать на его помыслы. — Ну же, Ческо, пожалуйста… Ты так нужен мне, — зашептал мальчик, безрезультатно копошась в интернете. Паника и страх били с такой силой, что он готов был расплакаться. Поисковик не хотел находить Франческо Сальери ни в одной из соц. сетей и даже «Google» молчал. Амадей обреченно зажмурился и выключил компьютер, закрыв крышку. Тщетно. Он совсем один. Но он справится. Альберт уже точно ушел, прошло больше десяти минут. Охранник бы не зацикливался на одном месте так долго и, уж точно бы, не терял драгоценное время. На улице было спокойно, если только не считать внутренней тревоги Моцарта. Он вроде бы без опаски вышел, привычно свернул с улицы. В глаза бросилась черная иномарка Альберта, которая была припаркована на соседней улице, и парень не успел отреагировать. Он почувствовал, что воздуха стало максимально не хватать, один удар под дых выбил его из себя, а в следующий миг чужие руки сдавили горло. — Думаешь, ты такой умный? — глаза Альберта сверкали от ярости, он сдавил горло мальчика чуть больше нужного, а затем отпустил, наблюдая за тем, как он кашляет. — Думаешь, я бы тебя не нашел, даже если и ты избавился от ошейника?! Мразь! Я из-за тебя полгорода оббегал! Вольфганг закрылся руками от следующего удара, вжавшись в стену магазина, за которым они стояли. Здесь людей не было, и никто бы их не заметил. — Альберт… не трогай меня, — он выставил руки вперед, тушуясь от такой злости. Перечить сейчас было не время, но стоило поставить этого охранника на место. — Если прикоснешься ещё хоть пальцем — Сальери тебе руки оторвет. Мужчина зарычал, стукнув рукой по стене. Маленький выродок. Но он был прав. Хозяин запрещал ему даже прикасаться к мальчишке, а если Амадей расскажет об этом инциденте, то несчастным, напуганным, жмущимся к стене, мальчиком будет уже он. — Заткнись, — Альберт прошелся пальцами вдоль мягкого пальто Вольфганга и распахнул две пуговицы под горлом, являя себе перекошенный ошейник. Кожа на нем была распорота в нескольких местах, на металлической основе раскрыта панель с торчащими из неё оборванными проводами, а материнской платы и вовсе не доставало. Охранник презрительно хмыкнул. — Догадался значит, как вырубить слежку, умный мальчик, — он рыкнул, хлестнув Вольфганга по щеке ладонью, но тут же убрал руки, помня об угрозе. — Но недостаточно умный для того, чтобы убежать. Сальери вырвет тебе сердце подобно тому, как ты вырвал эти провода, гаденыш. Идем, — он потянул пленника за руку, сжав её мертвой хваткой. Машина стояла недалеко, но уже по пути мальчик начал вырываться. — Альберт, отпусти меня. Пожалуйста, это мой шанс! — в глазах его стояло такое отчаяние, что будь на месте этого здоровяка Франческо, у него всё бы получилось, но этот не отличался ничем от самого Антонио. Такой же ледяной взгляд и жестокость в глазах. Ему плевать, он просто выполняет свою работу. — Твой шанс? — телохранитель резко остановился, посмотрев в глаза Амадея. — У тебя нет шанса. Ты потерял его ещё тогда, когда Сальери выбрал тебя. Ты всё равно сдохнешь. Ты труп, Амадей. Из особняка Антонио никто не выходил живым, из его лап выбраться невозможно. Он просто пристрелит тебя, когда ты ему надоешь, как и многих до тебя. У тебя нет никаких шансов. — Франческо говорил, что он никого не убивал. — Правильно, потому что для этого есть специальные люди. Зачем ему марать руки ради таких выродков, как вы? — Но ты можешь помочь мне! — Нет! Он убьет меня, если я тебя потеряю. Он приказал мне доставить тебя обратно в его руки. Живым, и желательно, невредимым. Я не пойду против его воли. Пойми, что нет отсюда выхода. У Сальери есть связи повсюду. По всей Австрии и Италии. Он знает всё и обо всех. У него есть свои люди практически по всему миру, и ты вправду думаешь, что сможешь сбежать от такого человека, как он? Ты безумец, Амадей, к тому же, ещё и глупец. Залезай, — он открыл машину и грубо швырнул парня на заднее сидение, закрывая дверцу. Амадей шмыгнул носом и прижался к стеклу щекой. Это несправедливо. У него бы всё получилось, если бы не собственная неосторожность, или Альберт, или ещё что-то. Он толком даже не знал, что послужило поводом для его провала. Но одно ясно точно — нельзя устраивать побег, толком не продумав его. — Давай сюда билет, — послышалось спереди, и Моцарт обреченно закрыл глаза. Он знает, что у парня есть билет до Вены, черт возьми. Теперь точно никакого шанса улизнуть, а пытаться удержать его у себя нет смысла. Альберт всё равно его отберет, он, ясное дело, сильнее шестнадцатилетнего мальчишки. — Не говори ему… — тихо попросил мальчик, пустым взглядом осматривая Альберта, который устраивался за передним сидением. Он полез в карман своего пальто и протянул охраннику новый билет. Послышался хруст рвущейся бумаги и Амадей зажмурился. — Ты наивный ребенок, Вольфи. Он уже знает об этом. И знает с того самого момента, как ты порезал чертов ошейник. Сальери не из тех людей, кто узнает что-то последним. Он всегда приказывает докладывать обо всём происходящем. — Чёрт… — Амадей заскулил, откидывая голову назад, на сидение. Вот и добегался. Антонио его теперь точно убьет. И на что можно было только надеяться? — Альберт, отпусти меня на эту ночь. Мне нужно увидеться с родителями, они заподозрят что-то, могут написать заявление о моей пропаже в полицию. Я не побегу больше, клянусь. Альберт раздраженно повернулся назад, лицом к парню, и недовольно клацнул зубами. Этот гаденыш был прав. Если его забрать прямо сейчас, то родители тут же кинутся, но отпускать его тоже нельзя. Нет ни навигатора теперь, ничего. — И где гарантия того, что ты не драпанешь на утро? — Я… слушай, просто поверь мне. Пожалуйста. У меня не осталось ни билета, ни денег. Знакомых в городе нет, родители не поверят, если я расскажу им о Сальери. У меня просто уже нет возможности. — Пусть идет. Альберт вздрогнул от ровного и спокойного голоса, который всегда пугал. Он поправил наушник в ухе и тихо произнес: — Но он же… — Ты не слышал меня? Я сказал тебе, отпустить его, — голос Антонио звучал уверенно и отдавал угрозой. Не послушать его сейчас — подписать себе смертный приговор. — Хорошо, Господин, — Альберт тихо выдохнул, открывая все двери в машине одним щелчком. Амадей вздрогнул от этого, хотя давно заметил, что охранник с кем-то говорит. Вот только слов он не слышал, мужчина был очень тихим. — Подожди. Дай ему трубку, на пару слов, — тон садиста стал куда довольнее, и Альберт отключил наушники, протягивая телефон мальчишке. Тот сначала не понял, но затем пугливо поежился. Сальери хочет с ним поговорить. Поговорить с ним. Черт возьми. От страха парень даже вжался в сидение, пытаясь успокоить часто бьющееся сердце, но телефон взял. — Алло?.. — частое дыхание. — За тобой кто-то гонится, малыш? Насмешливый, издевательский тон садиста способен довести его до безумия. Как же хорошо, что это только голос… только голос, а самого Сальери здесь нет. Он в безопасности. Хотя бы сейчас. — Нет, я просто… — глубокий вдох. — Ничего. Всё в п-порядке. — Ну, это же просто замечательно. Верно? — Д-да, Господин Сальери. — Я просто хотел тебе напомнить, чтобы ты не делал больше глупостей. Договорились? Ты ведь такой послушный мальчик. — Да. Простите… — Ты же помнишь, какой сегодня день? — Рождество, — тихо выдохнул парень, пытаясь собрать всего себя в кучу. Получалось очень плохо. За всё это время, что он сблизился с Антонио, он не боялся его так сильно очень давно. Сейчас всё это казалось сплошным бредом. Как он только мог спокойно разговаривать с ним, добровольно подходить так близко, обнимать? Этот человек страшен, он может превратить тебя в кучку пепла всего парой слов. Его стоит бояться. Бояться и даже не думать о том, что в нём есть что-то светлое и доброе. — Правильно. Будь добр, не преподноси мне неприятных подарков, и я не буду преподносить их тебе. — Да, я… я понял. — Хороший мальчик. А теперь иди. Возвращайся утром и не заставляй Альберта ждать. Потому что ждать в итоге буду я, а ты знаешь, как я этого не люблю… — Хорошо, — шумный вдох. — Мне нужно передать трубку Альберту? — Да, передай. И Бога ради, перестань так дышать, дорогой. Эти слова становятся последней каплей, а сопровождающий их смех тем более. Вольфганг резко отдает трубку мужчине, и дрожащими пальцами открывает дверь заднего сидения, быстро вылетая из машины. Он был в двадцати минутах ходьбы от дома и охранник бы подвез его, но он просто уже не мог оставаться там. — Господин, я не понимаю… — начал вдогонку охранник, наблюдая за тем, как мальчик резво побежал по дороге. — Не будь таким идиотом, Альберо. Он всего лишь ребенок, маленький и напуганный. И он никуда не денется. К тому же, он таскает с собой мой ноутбук, а на всех моих вещах есть чипы, которые отслеживают их местонахождение подобно тому ошейнику, что он разобрал. Я организовал это на случай кражи. Чтобы важная информация не оказалась утеряна. Сейчас так ненадежно надеяться на правоохранительные органы… — Но… Вы ведь совсем не знаете города, Господин. А у меня нет информации о его передвижениях. — Это не страшно. Просто скинь мне адрес смс-кой и я скажу, если он выйдет за его пределы. Но это вряд ли понадобится. Он так напуган, что не ступит ногой за порог раньше, чем завтра. У него был хороший урок, а он слишком умный мальчик, чтобы его не усвоить. Продолжай следить за ним. Я хочу, чтобы ты докладывал мне о происходящем каждую минуту. — Да, Господин, — Альберт вставил ключи в зажигание и развернул машину.

***

Моцарт прибежал домой сразу же. Запыхавшийся и взъерошенный он заскочил в коридор и тут же прошмыгнул в ванную, закрывая за собой дверь. Родители не должны видеть его сейчас таким. Такой день… Рождество. И он стал для мальчика настоящим адом. Нужно было просто не дергаться и оставаться в обществе семьи. А теперь… теперь Сальери впаяет ему наказание. И хорошо бы, какое-то безобидное. Да главное, чтобы он вообще жив остался после такого. Став перед зеркалом, Моцарт хлестнул водой по лицу, чтобы привести себя в порядок. Волосы торчали в разные стороны ещё больше обычного, и парень с трудом уложил их. Осталось только привести дыхание в норму… Сердце ещё колотилось как бешеное, мешая нормально думать. Он уже был дома, но голос Сальери всё ещё отдавался эхом в голове. О, это просто ужасно, черт возьми. После такого не хотелось вообще его видеть. Родителям он сказал, что хотел прогуляться по городу, за которым соскучился. Собственно, как он и писал в записке. Вопросов это не вызвало и парень остаток дня просто помогал маме на кухне. Он любил готовить, ещё с самого детства… Наннерль всегда дразнила его девчонкой, потому что кухня, по её словам, это не место для мальчишек, но мама всегда его защищала. Вольфганг готовил вкусные блюда, даже в шестнадцать он уже умел многое и не утруждался, когда нужно было накормить себя. У Сальери всегда была самая лучшая еда, но временами парень любил готовить сам. Это успокаивало и отвлекало, а главное, садист его не трогал. К вечеру стол был уже накрыт, семья перекочевала в гостиную. Там было все-таки просторнее, чем на кухне. На часах было где-то около восьми, когда все сели ужинать. Амадей почему-то чувствовал напряжение, хотя всё было хорошо, даже от разговора с Антонио его попустило. Дыхание было в норме, мысли тоже, но что-то не давало покоя. — Расскажешь, как там в колледже, сынок? — задал вопрос Моцарт- старший и парень неуютно поежился. Вот оно что. Разговоры с отцом обычно всегда шли тяжело. — Ээ, да вроде всё нормально. Предметы не сложные, успехи есть, экзамены сдал хорошо. — Подумал уже, что будешь делать после его окончания? — Пап, ещё только первый курс, рано думать… — неловко ответил Вольфганг. — И всё же? — Ну, я хочу оставить классическую музыку и попробовать себя в роли рок-музыканта, — захотелось зажмуриться. Он знал, что отцу не понравится такое, знал, что нужно было молчать, но что ещё он мог ответить? Врать не хотелось, тем более в такой праздник. — Что? — Я… Оркестр — это уже не модно, отец. Я хочу славы, хочу свою публику, чтобы меня любили, чтобы слушали мою музыку. Просто играть в оркестре — это скучно для меня. — Скучно? Ты хочешь этой вульгарщины, которую сейчас называют музыкой? Это!.. —…не вульгарщина, отец. Каждый музыкант выбирает свой стиль. И что? Манера исполнения не делает музыку вульгарной. Тем более, я хотел бы попробовать совместить рок и классику. Это было бы классно, такое сочетание! — Рок и классика? Они не стоят рядом. Незачем порочить великую музыку этим кошмаром. Ты должен играть нормальную музыку. — Почему ты никогда не слушаешь меня? Тебе плевать на то, чего я хочу. Ты всю жизнь пытался слепить из меня что-то такое, что было по нраву только тебе. Ты даже ни разу спрашивал, хочу ли я вообще заниматься музыкой! Может быть, я всю жизнь мечтал стать поваром, или художником! Ты интересовался моими интересами хоть раз?! Моцарт начинал злиться. Отец его попросту не слушал и не хотел слушать. Почему нельзя оставить свои принципы хоть раз? Если он так уважает единый жанр музыки, это не значит, что всё должны уважать его и любить. У всех есть собственные предпочтения, тем более, что сейчас актуален рок, а классика почти забыта. А что если эксперимент Амадея сблизит людей с ней? Ведь можно просто попробовать, если не получится — можно оставить это дело, но разве отец послушает его? Мальчик недовольно откинулся на спинку стула, закинув очередной ломтик сыра в рот. Очередная поездка домой обернулась ссорой с отцом. Только маму было жалко. Она молчала, потому что знала, что это ничего не изменит, но Вольфганг чувствовал её руку, сжимающую его плечо. — Я всегда хотел только лучшего для тебя, — отозвался Леопольд, уже сверкая злыми глазами в сторону сына. — Ты хотел сделать из меня копию себя. Разве я не прав, отец? — мальчишка с дерзостью посмотрел в глаза напротив, пытаясь не выйти из себя. Альберт и его приставания сделали его резким и наглым. Он научился отвечать на обиды и давать отпор. Отцу, это, конечно же, не понравилось. — Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?! — Леопольд прикрикнул, стукнув ложкой по столу, и Амадей замолчал. Он поджал губы и опустил взгляд. — Ты будешь заниматься нормальной музыкой или не будешь заниматься ею вообще. Иначе я просто прекращу оплачивать твоё обучение. Это прогремело словно приговор. Моцарт сжал кулаки от злости и резко отодвинул стул, вскакивая из-за стола. — Тогда я не желаю оставаться в семье, которая не хочет принимать моих вкусов! — Сынок, постой!.. — мама схватила его за локоть, но мальчик уже был настроен решительно. Он мягко оттолкнул её, протопав до прихожей. Лучше просто собраться и уехать. Эти перепалки с отцом будут продолжаться вечно, весь вечер, который уже и так был испорчен. Но видеть боль в глазах матери он не хотел. Пусть лучше она немного погрустит, а затем будет лучше. Лучше, если он уедет, и они больше не будут ссориться из-за чертовых вкусов и музыки. Пусть отец получит своего послушного сына-композитора и будет доволен. — Так будет лучше для всех. Прости, мама, я люблю тебя… — он обнял её в коридоре, спешно накидывая своё пальто. Ошейник всё ещё торчал вместе с проводами, поэтому парень весь вечер не снимал с себя шарф. Не хватало ещё, чтобы это кто-то заметил. Надо же, ещё даже ночь не наступила. Они приедут сегодня, и Сальери будет счастлив, получить свою игрушку обратно так скоро. Почему все только пользуются им? Всем обязательно что-то нужно. — Амадей, подожди, — Моцарт недовольно клацнул зубами, услышав голос отца. — Если уж ты так хочешь заниматься этим непотребством, пусть будет твоя воля. Найди в Вене человека на имя Сальери. Он поможет тебе в этом. Но больше не смей позорить имя нашей семьи. — Сальери? — Амадей даже не услышал конец фразы. Черт. Его отец знает садиста. Какая ирония! — Вы знакомы? — Э, нет… Просто знакомая фамилия. Спасибо, — он натянуто улыбнулся, скрывая внутреннюю бурю эмоций. Леопольд дал ему позволение, но с каким одолжением оно было сказано. Лучше бы он просто запретил ему заниматься музыкой вообще. А Сальери? Знал бы он, что его сына удерживают в неволе, в страхе и в насилии. Было бы ему дело? Холодный ветер тут же ударил в лицо, мальчик закутался в пальто, и закинув рюкзак на плечи, практически побежал к тому месту, где его ждал Альберт. Машина была не заперта, а сам охранник играл в игру на телефоне. — Отвези меня домой, — буркнул юноша, забираясь на заднее сидение. Альберт его появлению удивился. Он повернулся назад и ещё несколько секунд смотрел на парня, пытаясь понять его просьбу. — Твой дом немного в другой стороне. — Отвези меня к Сальери! Так понятно?! Придурок, — Вольфганг тихо зашипел от злости и просто лег на сидение, закрывая лицо руками. Слезы уже сами катились по щекам, и хотелось только исчезнуть. Сейчас даже особняк садиста казался домом. Там, по крайней мере, можно было заниматься тем, чем хочешь и никто тебя за это не осуждал. — Сейчас только начало десятого, малыш. Ты уверен? — Да. Поехали, не хочу больше оставаться здесь, — он шмыгнул носом, сворачиваясь клубочком на сидении. Загудел мотор. До Рождества оставалось ещё три часа. Отвратительные каникулы, он даже не успел обменяться подарками с родителями.