Тульпа

      Все мы верим во что-то. У каждого из нас есть своя правда, ради которой и умереть не жалко. Но что же станет, если в один момент все, в чем мы так искренне были убеждены, окажется всего лишь фальшивкой, кем-то подстроенной? Что если в один миг мир окажется сплошным обманом, жизнь — иллюзией, а правда — ложью?       Никогда раньше Обри не задавалась этим вопросом.       Люди всегда хотят казаться сильными в глазах других. Люди всегда хотят, чтобы другие верили, что их правда — единственная. Даже если это и не правда вовсе.       Чисто к сведению: Обри Вилсон была человеком.       — Эвр, — голос ее наконец-то нарушил тишину после долгих минут молчания, — мне интересно…       Он смотрел на нее, не смея пошевелиться. Знал, что когда-то нечто подобное должно было случиться, но никак не мог подумать, что это произойдет так скоро.       — Я читала, что для тульпы самое сложное — узнать, кто ты есть на самом деле. Осознать, что вся жизнь, все воспоминания, — всего лишь подделка. Эвр, скажи мне, — девушка подняла на него покрасневшие глаза и, шмыгнув носом, спросила: — Каково это? Как ты понял, кто ты на самом деле?       Парень не мог сказать и слова.       Прошло примерно три года с момента их знакомства, и за это время Обри ни разу не пыталась сделать что-то с собой.       Вот только сегодня запах малины не витал в воздухе, а ручка не парила сама по себе. Вместо ручки Обри держала в руках лезвие, тихо всхлипывая и смотря на него настолько тоскливым взглядом, что любой бы догадался: девушка сломалась.       — Ну? Чего молчишь?       —Я… — опомнился он. — Я не знаю, Обри. Я всегда понимал, кто я есть на самом деле, — виновато покачал головой парень.       — Ясно…       Чисто к сведенью: у каждого человека есть своя правда, вера в которую даже не подлежит сомнениям.       Это было не так уж и больно, как казалось. Достаточно просто несильно надавить и провести лезвием по руке. Тонкая красная полоса оставалась там, где побывал острый метал. Порезы были неглубокими, но это не мешало небольшим каплям крови собираться и скатываться вниз по кисти. И с каждой новой царапиной Обри становилось все легче.       — Еще я читала, что некоторым это помогает справиться со стрессом, — хмыкнула Обри, внимательно наблюдая за тем, как ее кровь медленно стекает вниз по руке. — Люди такие странные. Как же физическая боль может заглушить боль душевную?       Эвр осторожно сел рядом, бережно положив свою руку на ее. На ту, в которой она держала лезвие.       — Ты не злишься на меня? — немного промедлив, спросила Обри.       — Почему я должен злиться на тебя?       — Потому что… потому что ты не можешь выйти за пределы Вондерленда. Потому что ты прикован к этому месту, потому что я слабая. Потому что не могу перенести тебя в реальность. Я… разве тебе не одиноко, Эвр?       Молчание снова повисло в комнате.       Пустая чашка из-под чая стояла на письменном столе рядом с закрытым блокнотом.       Так что же будет, если человек потеряет свою правду?       — Это не так.       Обри вздрогнула от того, насколько отстраненно Эвр произнес эти три слова.       — Ты даже не представляешь, насколько ты ошибаешься. Я не злюсь на тебя, Обри. Даже если захотел, не смог бы. Ты думаешь, что можешь скрыть это и от меня, но это не так. Я же твоя тульпа, глупая, я вижу, насколько плохо тебе бывает. Я ведь тоже чувствую это.       Обри молчала. Будь она на его месте, злилась бы сама? Она не знала точно. Ведь только тульпа, наверное, может понять, каково это, знать своего создателя в лицо.       Чисто к сведению: у каждого человека есть своя правда. И правда Обри Вилсон заключалась в том, что Вондерленд был ей порядком дороже, чем реальность.       Если бы могла, она все бы отдала, чтобы оказаться там.       Она подняла руку, чтобы сделать очередной порез. На этот раз последний.       Только так она сможет остаться здесь.       Только так будет счастливой.       Но Эвр остановил ее.       — Почему? — голос ее дрожал, а слезы вновь появлялись в глазах, хотя казалось, плакать она уже не может, только кричать беззвучно, словно что-то разрывает изнутри, словно пустота и одиночество поглощают ее.       — Я не позволю тебе умереть.       Закрыть глаза. Открыть.       Перед глазами снова была ее комната, пустая чашка, в которой некогда был чай, и блокнот с записями на столе.       И все, что оставалось, — только закричать, выкинуть лезвие в дальний угол и, поджав под себя колени, попытаться убежать. Подальше от реальности, подальше от Вондерленда, подальше от всего.       Очередная капля крови упала на пол. Это будет длиться бесконечность. Резать вены, душить себя своими же руками, когда пустоту внутри больше нет сил терпеть. А на следующее утро просыпаться как ни в чем не бывало, садиться за свой письменный стол и продолжать писать в своем блокноте, чтобы хоть как-то отвлечься.       Ведь, в конце концов, Обри Вилсон всегда мечтала написать свою книгу.