Не упади

            Несмотря на то, что было начало февраля, Айзеку не было холодно. Будучи одетый в легкий тонкий свитер, он лежал на огромном стоге сена, ощущая впивающиеся в кожу острые кончики сухой травы. Возможно, успешному согреванию способствовала горячая волчья кровь, возможно, сосредоточенный жар в самом центре стога. Лейхи скучающим взглядом пробегался по тому, что видели глаза. Не сказать, что ферма Кэмбелов была огромной, но и маленькой ее назвать язык не поворачивался. Сомнения росли в душе. Что здесь можно было возродить? Пусть зима в Бэк-Эллуин своим мягким климатом и отсутствием снега напоминала ему Бэйкон Хиллс, Айзек был уверен, что посевной сезон давно закончился. Он даже не представлял, что родители смогут сделать с этим давно заброшенным клочком земли. Валери перед отъездом из Парижа заикалась о сбережениях, которые они потратят на покупку скота. Фермеры Франции славились своими сыродельческими умениями. Лейхи хмыкнул. Он не знал, что у Николаса и Валери делать сыр — голубая мечта. Не то слово. Все-таки, голубая мечта — недостижимая и идиллическая, а родители были всерьез настроены возродить ферму Кэмбелов. Пусть и скептически настроенный, Айзек помогал им в этом всем, чем мог.       Парень громко вздохнул и проследил за облачком пара. Бэк-Эллуин ему не нравился. Городок или деревушка, с чем он никак не мог определиться, казался малочисленным, но в тоже время перенаселенным. Абсурд, но все же. Находясь в школе, оборотень задыхался от такого количества людей в одном пространстве, по пути домой страшился одиночества. Школьный автобус довозил его лишь до начала тропинки. Вместе с ним никто не покидал автобус, поэтому Айзек в одиночестве брел, окруженный пустыми полями. Тонкий слой снега не смог спрятать черную землю. Пейзаж был таким же унылым и грустным, как Лейхи, отсчитывающий дни до конца школы. Он не знал, чем себя занять. Пока родители не купили скот, на ферме ему заниматься было нечем, в кружки оборотень не записывался, решив ограничить круг общения. Иными словами, просто никого туда не пускать.       Айзек одновременно хотел одиночества, одновременно боялся его. Когда ты один, в голову приходили мысли, от которых ты пытался избавиться всеми способами. Мысли, не дающие спать по ночам. Мысли, терзающие и вгрызающиеся в душу, рвущие плоть на мелкие куски. Он ненавидел эту боль… и в тоже время упивался ей. Лейхи испытывал болезненное наслаждение. Человек чувствует такое, когда вновь и вновь сдирает корочку с только зажившей болячки, вновь открывая рану и носом вдыхая металлический запах появившейся крови. Человек знает, что нельзя бередить старые раны, вскрывать их. Но все равно делает это, впитывая боль, как губка. Айзек был болен, жаждал исцеления, но лечиться не хотел. И снова абсурд.       — Мать моя Мерлин, Лейхи, не мог найти места почище, чтобы полюбоваться серым безрадостным небом, ммм?       Голос Летиции ворвался в голову Айзека. Оборотень не был напуган «внезапным» появлением рыжей. Ее он услышал еще за несколько метров. Пыхтела она как паровоз, с шумом заглатывая холодный воздух. Пару минут назад парень даже понадеялся, что Гроссо его не найдет. Обвел взглядом девчонку, ухмыльнулся. Зеленые глаза горели праведным гневом, а сапоги были заляпаны грязью. Ну, очень заляпаны.       — Чего пришла? — с места в карьер без права на оправдания. Не понравится ответ, до свидания.       Лета открыла рот, потом закрыла, передумала, окинула взглядом Айзека и, в конце концов, полные губы растянулись в злорадной ухмылке.       — Лейхи, на дворе холодрыга, ты в одном тонюсеньком свитере, по тебе видно, что ты не мерзнешь, — в этот момент оборотень напрягся, — но при этом ты накинул на себя этот такой же тонюсенький, как и свитер, шарфик. Я вижу тебя уже несколько дней подряд, и каждый раз ты с новым шарфом. Скажи мне, Лейхи, только честно…       Айзек не сдержался от закатывания глаз, предчувствуя, что сейчас будет. С другой стороны мысленно расслабился. Рыжую совсем не смутило, что парень не мерзнет в такой холод. Подозрения даже и не думали рождаться в этой легкомысленной головушке. Только объясняться с этой надоедой ему не хватало.       — Ты собирал коллекцию шарфов, пока был в Париже?       — Очень остроумно, Гроссо. Скажешь еще что-нибудь?       — На скольких показах ты побывал? Снимался для каталогов?       — Твои родители мечтали о том, чтобы зашить тебе рот еще в детстве.       — Ты потратил все свои деньги, спуская их на модные шмотки?       — Летиция, если ты сейчас же не закроешь свой фонтан красноречия, настучу багетом по твоей рыжей голове.       Гроссо промолчала, проглотив шутку про багет. Так некстати вспомнились любимые стереотипы про французов. Лягушачьи лапки на любом французском столе, эталонные женственные француженки, несущие в массы свою натуральную красоту, приветливость и дружелюбность нации. Лета видела, сколько косметики наносит на себя обычная французская школьница, сама была такой. Ни за какие круассаны не отреклась бы от подводки. А вежливыми и дружелюбными французы были настолько, насколько и другие нации: в официальной среде, либо же с вероятностью извлечь выгоду из собеседника. Преувеличивать радушие не стоило. Про лягушачьи лапки — просто без комментариев. Айзек с долей удивления посмотрел на девушку. Он впервые видел на лице девушки такую жесткую и одновременно горькую ухмылку. Она смотрелась на ее лице слишком чужой…инородной?       — Так зачем пришла? Высосать мою душу за неимением собственной?       Гроссо улыбнулась. Шуточки про бездушность рыжих из уст Лейхи ее не обижали. Почему-то. Услышать такое от Леона — мерзко и до слез обидно, а Айзек шутил ненавязчиво, беззлобно. К тому же, терпел бесконечный поток трепа, за что и был удостоен звания лучшего друга. О чем Гроссо ему не уставала напоминать. Лейхи всерьез думал о том, что у рыжей просто не было других друзей, поэтому он автоматически попал в эту категорию. Нет, иногда оборотень видел, как она перекидывается парой слов с одноклассниками или с кем-то в коридоре, но дальше разговор не заходил.       — Да нет, нечего высасывать, у тебя ее давно нет: обменял у Дьявола на красоту и острые скулы. Помнишь, вчера смазливый пацан катался по коридорам на скейтборде? — получив удовлетворительный кивок, Гроссо продолжила, — это Натан Леруа, но честно говоря, все называют его Нэйт, на американский манер. И это удивительно, потому что мы французы слишком патриотичны и слишком любим свой язык, больше всего не любим английский, но при этом все же используем англицизмы. Хотя, я думаю, Нэйтом его называют потому, что он учился ездить по обмену в Америку…       Демонстративный зевок со стороны Лейхи заставил рыжую умолкнуть. Он был таким громким, что попросту ее перебил. Иногда Гроссо заносило в такие дремучие далекие степи, что порой девушка не могла вспомнить начало разговора. Конечно, оборотень помнил этого пацана: нетрудно запомнить человека, который с таким пренебрежением нарушает школьные правила. В тот момент в голове вновь всплыл Бэйкон Хиллс, на этот раз Айзек ехал по знакомым коридорам на мотоцикле, а потом кидал шлем в руки Эйдана, или Итана. Лица близнецов расплывались в памяти. Его пугало, что Бейкон Хиллс постепенно исчезал из его головы, словно кто-то работал ластиком на листке бумаги. Возможно, его же подсознание огораживало его от источников душевной боли.       — К чему я это… — Летиция постучала пальцем по нижней губе, — короче, Нэйт устраивает вечеринку в своем доме, я бы даже сказала, коттедже, нет, погоди, особняке…       — Кхм-кхм.       — Мы приглашены.       Гроссо мысленно засучила рукава своей куртки, взяла ведра и стала вычерпывать скептицизм Лейхи. Айзек медленно поднялся, отряхнулся и хрустнул шеей. Лета вздрогнула. Она ненавидела этот звук. Он пугал ее, заставлял нервно поджимать пальцы на ногах. Звук сломанных костей.       — Сомневаюсь, что ты получила приглашение, и не сомневаюсь в том, что этот парень не знает о моем существовании.       — Да нет же, я тебе говорю, — от избытка эмоций рыжая всплеснула руками, — Натан лично подошел ко мне и сказал, что рад был бы видеть на своей вечеринке по случаю начала учебного семестра. Не забыл упомянуть о хмуром новеньком, который тоже приглашен. Это, кстати, странно, потому что все из семейки Леруа не замечают никого, кроме себя любимых.       Айзек усмехнулся. Что ж, посмотрим, насколько отличаются американские вечеринки от вечеринок во французской глуши.       Под бодрое гудение рыжей справа, они довольно быстро двигались по дороге. С нарядом для «тусовки века», как окрестила предстоящее веселье Летиция, оборотень особо не мудрствовал — надел то, что лежало ближе. Кто-то когда-то пошутил, что Айзек может напялить на себя шмотки бомжа и при этом выглядеть так, словно только сошел с подиума. Судя по содержанию, Лейхи приписывал авторство Стилински. А вот Гроссо пришлось подождать. За это время он успел познакомиться с ее родителями, попить с ними чай, изучить детские фотографии девушки. Пометка на завтра: придумать шутки на эту тему и подкалывать Лету до конца учебного года.       — Лейхи, ты опять сменил шарф?! Сними его уже, раздражаешь, на улице потеплело.       — Я француз, мне можно.       — То, что ты находишься во Франции, не делает тебя французом.       — Летиция, будешь оскорблять мой стиль, настучу багетом по голове. Снова.       — Это избитая шутка, Лейхи.       — Как и шутки про твою мамку?!       …       — Мне кажется, я пересмотрел «Оно».       Дом и правда не выглядел, как дом или коттедж. Это был роскошный особняк, выполненный в медовых, молочных и шоколадных тонах. В глаза сразу бросилось большое количество панорамных окон. Уютный островок тепла посреди леса. Айзек хотел бы жить в таком, окруженный большой шумной семьей. Сидеть на кресле с кружкой дымящегося кофе в руках и смотреть на зимний лес, придерживая рукой усевшуюся на коленях будущую миссис Лейхи. Переступая порог, оборотень очень удивился — встречал их ни хозяин дома, ни кто-либо из гостей. Встретила их только тишина и ударивший в нос запах травы. Не свежескошенной.       — Оп, уже и без нас все веселье началось! — Гроссо быстро скинула куртку, кинув на тумбочку, не удосужившись аккуратно повесить ее на крючок.       Жестами поторопив Айзека, девушка повернула направо и исчезла из виду. Лейхи неловко перебирал шарф. Не стоило ему приходить. Слишком странно, слишком тихо. Он слышал дыхания более двух десятков людей, и при этом не слышал шума вечеринки. Подозрительно. Так не похоже на американские тусы, сопровождаемые громкой музыкой, лошадиным смехом, острым запахом алкоголя и кисловатым душком заблеванного туалета в пылу веселья. Резко развязав шарф и такими же дерганными движениями снимая куртку, он скрупулёзно повесил их на крючок. Посмотрел, разгладил складки, потянул время. Настроился на волну спокойствия и безразличия, направился вслед за рыжей, носом втягивая аромат ее приторно-сладких духов.       Айзек с долей удивления воззрился на раскинутую перед ним картину: много подростков, развалившихся на подушках и с блаженными лицами смотрящие на прекрасный пейзаж леса. Огромное панорамное окно открывало вид на озеро, находящееся в десятке метров от особняка. Косяки передавались из рук в руки. Атмосфера умиротворения и спокойствия. Не такого он ожидал от главной тусовки в честь начала учебного года.       — Йоу-йоу, хмурый чувак все-таки решился посетить наше скромное собрание! — появившийся справа Натан фривольно закинул ему руку на плечо, приобнимая, словно закадычного друга, — понимаю, тебе, американцу, наша вечеринка может показаться скучной. — Леруа ухмыльнулся, Айзек скосил взгляд влево, блондин убрал руку, — не переживай, это первый этап. Дальше все будет становиться намного интереснее и намного…безумнее.       Безумства ему хватило в Бейкон Хиллс. Долю безумства он видел в голубых глазах Натана, и Лейхи совсем не хотелось видеть Летицию в таком состоянии. Леруа подмигнул на прощание и прошел в комнату, сев поближе к окну. Наркотики на оборотней не действовали. Волчьи организмы разлагают их на составляющие еще до того, как они подействуют. Возможно, некоторые из наркотиков еще смогли бы оказать тонизирующее воздействие, но Лейхи не знал этого наверняка. После смерти Эллисон был в его жизни эпизод, когда он пытался забыться, уйти в себя. Единственный наркотик, который он тогда попробовал, навсегда оставил в его памяти прогорклый привкус мерзости на губах. Словно вкус сгоревшего блюда, давно засохшего и покрывшегося плесенью. Айзек не смог бы вспомнить название наркотика, но рецепторы во рту будут помнить всегда.       Еще раз окинул взглядом эйфорирующих подростков, оценил перспективы, развернулся и ушел в сторону кухни, чувствуя запах пиццы. Напоследок посмотрел на Летицию и убедился, что ее можно оставить здесь. Гроссо начала забавно двигать руками в воздухе. Оборотень был уверен, что в своей голове она выполняет причудливый танец под медленную музыку.       — Пришло время и мне покайфовать, — тихо хмыкнул парень, заходя на кухню.       Маленькая фигура Айзека в голове предвкушающе потерла руки. Оборотень был с ним солидарен — огромный стол был завален коробками пиццы, чипсами, бутылками дорогого алкоголя, огромными пивными кегами и прочими снеками. Что ж, судя по количеству всего, действие в той комнате и правда, только первый этап безумства.       Он убедился в этом спустя каких-то минут тридцать-сорок. Вместо травы в ход пошел метамфетамин. Народа стало намного больше, и теперь многочисленная толпа возбужденных подростков носилась по коттеджу, по большей части разливая, а не заливая в глотку алкоголь. Айзек попытался выцепить в тесно сплетающихся телах Летицию, но импровизированный танцпол не давал и шагу лишнего ступить. Опасаясь быть раздавленным, Лейхи поднялся на лестницу и с высоты наблюдал за творящимся безумием. В этот момент он почувствовал себя самым старым человеком на Земле. Пока вокруг бесновались и наслаждались жизнью другие, Айзек хотел лишь умиротворения и тишины. В этот момент Лейхи ненавидел их всех. Будучи искренне уверенным в том, что это они заставляют его чувствовать негативные эмоции в данный момент. Айзек был изолирован. Они все были вне доступа.       Этот запах сводил его с ума. Коктейль радости, эйфории, возбуждения, неконтролируемого счастья и легкости. Не его эмоции, все чужое, раздражающее, злящее. Он задыхался. Ему нужен был воздух. Свежий, пронизывающий, раздирающий легкие воздух. Спеша к выходу на задний двор, Лейхи ощутил едва уловимую инородную агрессию и напрягся. Остановился, прикрыл глаза, пытаясь понять, что происходит. Но запах исчез, вслед за ним пропали и подозрения. И снова задыхается.       Вышел на крыльцо. Облачко пара напоминает «курильную» комнату в доме и оборотень дергается от мерзкой ассоциации. Айзек немного прохаживается вдоль дома, оградившись от громкой музыки. Вновь с головой уходит в свои мысли, пока взглядом не натыкается на импровизированный шалаш в десяти метрах. Чужое сердцебиение набатом отдается в голове. Он знает, что там кто-то сидит, но не чувствует запаха незнакомца. И это очень странно. Настолько странно, что Айзек решается проверить личность человека.       А человека ли       Ему это могло только показаться. Но Бейкон Хиллс стал хорошей школой выживания, а потом и Крис Арджент в роли учителя. Поэтому если есть подозрения — лучше проверить, иначе потом проверять будет доктор. Твою сонную артерию на наличие пульса.       Не спеша идет по земле, едва уловимо бесясь от хруста снега. Вроде немного выпало, а звук такой, словно по сугробам шарахается. Стоит вплотную к шалашу, пару сантиметров и можно заглянуть внутрь. Сердцебиение незнакомца не участилось, такое же спокойное и невозмутимое, как море в штиль. Не в пример сердцебиению оборотня. Ком подкатывает к горлу. Айзек чувствует тревогу. Непонятную, но окутывающее все вокруг тревогу. От нее и дерево, под которым раскинулся самодельный шалаш, кажется устрашающим. И лес становится более мрачным и нелюдимым. Даже музыка теперь звучит издалека, словно дом накрыли куполом.       — Подкрадывающийся человек не вызывает доверия.       Лейхи вздрагивает от чужого хриплого голоса. И успокаивается. Голос звучит устало и отрешенно. Он не подходит ни убийце, ни монстру. Оборотень заглядывает внутрь и видит девушку. Чужие голубые глаза смотрят на него без интереса и без эмоций. Айзек быстро выцепляет в темноте светлые, почти белые волосы. Его волчье зрение настолько охуенно, что он даже видит секущиеся концы незнакомки. Болезненно-бледное лицо, обветренные треснутые губы. И такие же острые скулы. Как и у него. Чем больше смотрит на нее, тем больше видит сходств с Леруа.       «Скорее всего, сестра. Болезненная версия Натана», — мысленно хмыкает Айзек, но разговор заводить не спешит. Как впрочем, и девушка, смотрящая сквозь него. Лейхи чувствует себя немного неуютно: нарушил чужое пространство, вторгся и теперь стоит молчит, в упор разглядывая человека. В темноте вспыхивает огонек, на секунду освещая бледно-голубые синяки под глазами. Айзек хмурится и через секунду расслабляется — всего лишь сигарета. Ему хватило сегодня неадекватных личностей. Блондинка с шумом затягивается и выдыхает дым, прикрывая глаза. Молчит, вздрагивает и замирает. Лейхи слышит, как в доме что-то разбилось и оборачивается. Возвращается взглядом к девушке и видит нехороший блеск в глазах. Из-за грохота музыки звук был неуловим для человеческих ушей. Подозрение тихой поступью вернулось на свой пост.       «Она все слышала!» — Айзек только собирается открыть рот, но его перебивают:       — Думаю, тебе стоит вернуться в дом и поспешить к своей подружке на помощь. Хотя, думаю, она откажется. Насколько я знаю, ей это самой нравится. У Летиции Гроссо есть одно небольшое занимательное хобби — будучи пьяной или под кайфом, она любит ходить по рукам.       Не пропитан сарказмом или ехидством. Просто усталый голос уставшего человека. Последнее слово повисло в воздухе. Айзек стремительно исчез с поле зрения. Личное пространство больше не нарушается.       Бланш Леруа не страдает альтруизмом. Просто она не хочет, чтобы рыжую девчонку пускали по кругу в ее доме.