Lonely

Он ненавидит это чувство. Он ненавидит эту тягу. Он ненавидит эту удавку на горле. Он ненавидит собственный страх смерти. Всего-то чуть-чуть. Он боится последующей боли физической. Но, чёрт, как же дерут горло ненавидимые слова, каждый раз готовые сорваться с непослушных губ. Он закрывает глаза. Лишь шаг — и всё закончится. Лишь шаг и… «Идиот!» — он чувствует знакомые до боли ладони, он чувствует знакомое жжение от прикосновений. Он чувствует. Он ненавидит чувствовать, вы знаете? Старший стаскивает вниз, впивается пальцами в плечи («Синяки останутся», — безразлично думает он) и трясёт-трясёт-трясёт. Прядь падает на глаза. Сдувает. Он совсем не_смотрит. Определённо. — Ты обещал! — кричит тот, а он поднимает взгляд и смотрит сквозь. Он много чего обещал. Себе. — Почему, почему ты..? — стонет, наконец прекращая трясти, просто цепляется за ворот рубашки, притягивая к себе. — У каждого свои извращённые желания, хён, — он натянуто улыбается, губы сводит от неестественности. Как же он это ненавидит. — Ты идиот, — сдаётся. Так легко? — До сих пор жалею, что позволил Хёне взять тебя с нами, — цедит сквозь зубы. — Я тоже, хён, — пред глазами искры; вспышкой расцветает боль в челюсти. Заслужил. Наверное. Хветэк — не спрашивайте, как он узнал настоящее имя — потирает костяшки, зло щурится и, не произнеся больше ни слова, уходит. Он позволяет себе рассмеяться (плевать на ноющую боль); смех гулким эхом отдаётся от стен пустой комнаты. Этой ночью он — назло — спит с Хёной. Они запираются изнутри. Она ласково перебирает его волосы, пока он, скрючившись и уткнувшись носом в её плечо, пытается подавить всхлипы (болит не челюсть, болит там, где у нормальных людей должно быть сердце). Она не говорит ни слова. Он хочет сказать, как ненавидит её (но никогда не скажет, ибо это неправда). Он хочет сказать, как ненавидит его (так, что в глазах темнеет, а сердце колотится заполошно). Он не говорит ни слова. Он с ней, но он один. Утро начинается с ощущения тепла за спиной и тяжёлой руки на талии. Хветэк украл ключи. Снова. Хёна не спит и сжимает его ладонь в утешающе-ободряющем жесте — он благодарен как никогда. Чужие пальцы проходятся по выступающим позвонкам в (не)намеренной ласке; по телу проходит крупная дрожь — он застывает. — Вы вчера были уж очень слишком тихими, — шёпот опаляет; он знает — адресованные им обоим слова предназначены для него. — Я решил помочь. — Он чувствует укус в плечо, пытается вырваться — хватка становится лишь крепче. Короткие ногти царапают бок, ладонь сползает ниже. — Прекрати, — девушка несильно, но твёрдо держит чужое запястье. Он готов благодарить её вечность, серьёзно. Пользуется заминкой, чтобы осторожно (но быстро) подобраться к краю кровати и уйти. Он не сбегает. Спасибо — в смс-ке. Хёна улыбается. Она верит в него. Он сделал правильный выбор. Единственно верный. — Чёрт, да где он? — Хуи наматывает круги по их жилищу. — Он не отвечает ни на один звонок. Он чёртов эгоист, он не может не поступать так! Сучёныш, — сжимает-разжимает кулаки и вдруг резко приближается к ней. — Где он? Он не смог бы не сказать тебе! Где он, говори! — он пытается сдержаться, чтобы не ударить. — Волнуешься? — она не боится, и он об этом знает. — Нет, — отводит взгляд. — Да, — кивает она, усмехнувшись. — Где он?! — повышает голос; она тихо смеётся. Спокойно смотрит и отвечает: — Далеко. Он проводит на крыше весь день. Вечерние огни города очаровывают. Ветер — пронизывающий; пустота внутри — леденящая; голоса в голове — завораживающие. Челюсть ноет; синяки на плечах, запястьях, боку, шее болят. Ему чертовски хочется вернуться обратно. Быть рядом, получать постоянные подзатыльники и словно ненароком касаться. Просыпаться раньше, невесомо гладить скулы, подбородок. Красть невинные поцелуи. Быть спасённым. Быть одним (Хветэк лишь терпит; Хёна вообще не из его мира). Захлёбываться в чувствах. Оказаться одиноким. Позволить затянуть. Он, Ким Хёджон, жалок. Он, Ким Хёджон, не достоин. Догорающая спичка обжигает пальцы, напоминая, что он всё ещё способен чувствовать. Спичка падает вниз. Он делает тот самый шаг. Он счастлив.

Он летит.

Он крадёт телефон Хёны. Я лечу — с номером Идона. Он ненавидит. Он кричит до тех пор, пока не срывает голос.

Он давно опоздал.