Ошибка фараона

Фараон и не догадывался, как прекрасна была райская птица, безжалостно запертая в самой дальней клетке его дворца, ну а его советник... впервые не пожелал указать его величеству на ошибку. Впервые увидев эту девчушку на берегу моря, Литах запомнил ее такой - жизнерадостной и свободолюбивой, что было непозволительной роскошью для принцессы. Изредка она, опомнившись, раз за разом тянулась к благородной маске хеттской аристократки, но та сползала с отточенных черт ее лица, не желая портить и без того совершенный образ. Она была подобна восходу... нет, не стоит позволять себе столь губительные речи. Восходом солнца для него стал фараон, в корне изменивший его жизнь. А вот она... стала его жизнью, сама того не ведая. Только он не мог положить к ее ногам ни жизни, ни свободы. Прекрасный цветок не должен был быть сорван столь безжалостной рукой, коей имела право считаться рука фараона. Легкая и невесомая, Маатнефрура не могла найти в себе силы пустить корни на месте холодного дворца, как и не могла улететь. Пусть ее кормушка всегда была полна, но птичка погибает в одиночестве... да только она была не одна. - Что тревожит тебя, душа моя? - переливчатым звоном серебряных колокольчиков прозвучал такой простой вопрос, но для него он был дороже всех несметных богатств Египта. Переплелись тонкие пальцы, однако какой бы ни была крепкой их связь, долго она не продержится. - Позволь же?.. Делали ли они что-то неправильное или нет, но запретная в данный момент близость имела над ними власть, и он этого желал. Никто не узнает о том, что произошло здесь, если они не расскажут. Смогут ли они удержаться от такого соблазна? "Ты же понимаешь, что я от тебя не отступлюсь?" - неожиданно твердо прозвучал поставленный мысленно вопрос, слишком сильно выделяясь на фоне потока сознания. Глаза жреца выражали слишком жесткую решимость, будто он собрался воевать. С легкой улыбкой ее губы накрыли его уста, словно тончайшим покрывалом, призванным оберегать его от палящего солнца. Только жар, расползающийся по телу, происходил из сердца, а его нельзя было так просто потушить. Иссиня-черный шелк волос мягко струился сквозь его пальцы, подобно течению времени – рядом с ней его всегда не хватало. Невесомые льняные одежды, имеющие невежество так небрежно обхватывать ее девичий стан, едва ли не распадались на прозрачные нити, стоило ему лишь их коснуться. Его взгляд растворялся в омуте ее глаз подобно морской пене, бушующей на волнах глубоководного Нила. Каждый ее вздох был глотком свежего воздуха, дарующим жизнь. Хрупкая и изящная, она стала для него величайшим сокровищем, которое он только держал в руках. Он боялся, что этот миг будет недолгим. Он даже знал это. Но сейчас она принадлежала ему целиком, как он того осмелился желать. Божья кара не заставила его ждать. По телу неспешно расползался яд, как раньше растекалось по венам теплым солнышком счастье. Знает ли фараон, что и египетское солнце не должно обжигать? Затухающий взгляд словно в поисках истины заметался в надежде на поддержку своего господина. Да, он знает… ведь Маатнефрура не была солнцем. Больше луной – отстраненной и горделивой, но ведь Литах знал, как чудесна ее улыбка. - Не вздумай угасать, моя чудесная… - подрагивающие пальцы скользнули по ее щеке, стирая драгоценный хрусталик слез. Дважды он давал обещания… и дважды их не сдержал. Его жизнь обрывалась быстрее, чем тонкие нити царских одежд. – Даже ради меня. Ты еще можешь… …озарить своим светом чью-то жизнь, как это произошло с ним.