Прекраснейшей

Прекрасной её прозвали не только за мраморную красоту. Диана — воительница, защитница бедных и обездоленных, лучшее, что сталось с народом, когда она взошла на престол. Никто не знает, что будь на ее месте умершая сестра-близнец, народ бы выл, раздирая рты от голода. Сестра была избалованной, дрянной девчонкой, доставляющей всем нескончаемое число хлопот. А кто Диана, ха, пастушья дочь, видевшая только поля усыхающей травы да погибающий скот. Диана взяла в руки лук и стрелы, Диана выколола глаза дракону, что после разбили королевские охотники не-её-отца. Диана королевской поступью взошла на трон, несмотря на богатства мужа, отец которого, король Мидас, прикосновением превращает касаемое в золото. Принц Эбигейл может только пить вино и тянуть заунывные речи, ни капли ума и сочувствия к кому-то помимо себя. Диане кажется, что Мидас превратил в золото не её стрелы, а её сердце, которое холодно ко всему, кроме народа. Даже тот разбойник, перегородивший срубленным деревом дорогу, чтобы обокрасть королевскую карету, больше не вызывает в ней никаких чувств. Это был первый человек, которого сразила её стрела. — Золотые? Не возьму. Пират широким жестом отодвигает завёрнутые в тряпицу стрелы и даже глядеть на подсевшую незнакомку не хочет. Жёсткая ткань ее плаща скрывает лицо, оставляя на виду только приоткрытый розовый рот. — Почему? — размыкаются губы. Пират скребет щетину, а после смахивает капюшон у девицы с головы, мгновенно встречаясь с ней взглядом. — Они принадлежат королеве, — говорит он, о кожаный жюсокор потирая одно из своих колец. — Если найдут того, через кого они пошли, ты, я думаю, знаешь, к чему это приведет, милая. — Ты знаешь, как выглядит королева? — А надо? — пират вздергивает широкие брови. — Ты кто такая? — Диана. — Киллиан Джонс, Диана. Капитан Крюк, — он подмигивает жирно подведенным углем глазом. Диана с чистого любопытства касается блестящего крюка, заменяющего пирату руку, но он его одергивает. — Не так сразу, душа моя. — Так ты увезешь меня отсюда? — Всё возможно, — пират пожимает плечом, — принеси выпивки, может, я и подобрею. Диана резко встаёт изо стола, отчего он даже грохает о пол, но звук все равно тонет во всеобщем вечернем балагане. — Тебе придется это сделать, — Джонс широко улыбается, будто обдумал грандиозный план, — лучше моего «Веселого Роджера» никого не стоит в гавани. Или я, или через леса пробираться. Диана приносит ему выпивку и подсаживается рядом. Не доверяет, слушает вполуха, смахивает его настойчивую ладонь с талии и думает. Думает. Вернуться ли во дворец, к новому королю, её мужу, забыть всё, как пришлось забыть мать и их хозяйство, разорвать своё прошлое и влезть в чужое будущее. Которого она совсем не хотела. Она не хотела стрел, убийств, золота и пышных балов в честь свадьбы и коронации. Пасти ягнят по зелёным лугам, петь матери по вечерам и не ждать будущего — такое даже уже не приснится. — Возьми стрелы, пират! — Диана не пила, но в голову ударяет, будто ром разделили на двоих. — У меня ничего больше нет! Ничего больше ей не принадлежит, кроме этих стрел. — Да кто ты такая?! — Ты ведь знаешь, как зовут королеву? — Диана. — А меня? Киллиан Джонс стыкует факты и отодвигает ром от себя. Диана вскрикивает, когда он накрепко хватает ее за предплечье и вытаскивает из таверны. Воздух, насыщенный влагой, не позволяет нормально дышать в прохладе, а пират кажется Диане озлобленным — она сразу вспоминает, что в сапоге носит короткий кинжальчик. — Куда тебе надо? — спрашивает он. Диана теряется. — Подальше, — она заводит руки за спину. — Ты возьмёшь меня на корабль? — Стрелы себе оставь. Уж не знаю, что тебя сподвигло, высочество, на дальние странствия, но они тебе понадобятся, — Джонс хмыкает, — если мы сумеем сойти на берег. Когда корабль оставляет бухту позади, Диана первым делом топит стрелы, выкидывая их за борт. И долго стоит на палубе, глядя на удаляющийся низкорослый город, над которым нависает мрачный дворец, словно жестокий отец. — Не думаешь, что пожалеешь? Диана качает головой. Джонс думает, что она всё-таки пожалеет. Обо всем пожалеет в своё время. И отрезает ей острым кинжалом пшеничные путаные локоны под корень. Диана собирает волосы по просмоленным доскам, а после отправляет их по ветру, украдкой стирая предательские слёзы. Команде, кажется, не впервой принимать странные решения капитана, поэтому на неё не обращают внимания, будто она тень от мачты, не больше. — Я не смогла тащить это на себе. Королевство, короля-мешок-золота, и не своё прозвище. Я не та Прекрасная Принцесса, какую все знали. Я другая, я дочь пастуха, дева травяных полей и свистящих дудочек, а не этого… — Диана закрывает пылающее лицо ладонью. — Глупость, такая глупость. Что же будет. — Уже ничего не будет, душа моя. Злая Королева получила, что хотела, войну ты прекратила своим браком. Не думаю, что она возродится вновь только из-за твоей пропажи. Киллиан Джонс за жизнь сожрал столько горькой соли, что сердце превратилось в твердый сероватый камень. С каждой смертью он становится лишь крепче, ничем его не разбить. Он жаждой мести ласкаем, не пронять его больше ничем. Диана поворачивает голову, уродливо остриженную Киллианом, смотрит в кровавый закат, рубиновое море. — Прекраснейшая из всех принцесс. — Лживых принцесс, — добавляет она, вскидывая голову. У пирата в душе кровавые моря, но в глазах эти самые, что плещутся за бортом. Джонс выкинул за него одного из своей команды за то, что он было пристал к Диане. Ничего особенного, но познать гнев своего капитана больше никто не решается. Диана приникает щекой к отвороту жюсокора, пересчитывает кольца на пальцах Джонса, стараясь не думать о тех, с кого он их снял. Касается калеченной руки, прижимая холодный крюк к себе. Киллиан уже не одергивает руки.