Пыльная голова

Она входит в его жизнь где-то между одиннадцатью часами утра и кружкой крепкого травяного чая. Светлые волосы взъерошены, будто по ним провели пятерней, да так и оставили, а под короткими, криво подстриженными ногтями – земля. То ли из сада, в котором яблони похожи на сгобленных старух, то ли ещё откуда-то, с огорода, например, где растут патиссоны и огурцы, а может быть, с чьей-то могилы. Стэнли невольно вздрагивает от этой мысли и подозрительно косится на девчонку. У той ноги длинные и худые, похожие на спички, что лежат в коробкЕ у Стэнли в кармане, а глазища как у стрекозы – огромные. А кроме ног и глаз и смотреть-то не на что, но Стэн всё равно смотрит. Глаза у Стрекозы светло-карие и добрые, как у коровы, которую двенадцатилетний Стэнли любил гладить по гладким бокам и шептать на ухо, какая же она красивая, самая красивая из всего стада. Стадо было маленькое, но полезное. И молоко, продаваемое Стэнли на сельском рынке, было самым жирным и самым сладким. Интересно, а любит ли Стрекоза молоко? Стэнли Шанпайк работает в маленьком магазинчике в Косом переулке. Свет туда не проникает, да и не нужно это Стэнли и его цветам, не чахнущим в своих горшочках лишь потому, что Стэнли время от времени о них вспоминает и щедро поливает водой из жестяного чайника с помятым боком и кривым носиком. Цветы благодарят его редким своим цветением в декабре вместо мая, и Стэнли этого достаточно. Покупатели им не нужны, они и так неплохо коротают дни в компании друг друга. Иногда, правда, вспоминает Стэнли Шанпайк о своей детской мечте стать кондуктором в «Ночном рыцаре», но под размеренное тиканье прабабушкиных часов так хорошо дремлется, что не держится эта мысль долго в голове Стэна. Стрекоза – первый человек, который не морщит нос и не делает недовольное лицо при виде кособоких полок с неаккуратно расставленными горшками. Лицо Стрекозы для этого просто не предназначено. Видя Стрекозу и её улыбку, которая представляется Стэнли ласковой и ободряющей, рыцари должны без страха идти на битву с коварным и свирепым драконом, потому что награда за это – рука и сердце Стрекозы. Трепетное, нежное сердце и тёплая рука с неизменной землёй под ногтями. Стэн отхлёбывает чая и недовольно морщится, когда понимает, что он успел весь выпить, пока глядел на Стрекозу. Отставляет щербатую кружку в сторону и тянется за блюдцем. Стэнли уверен, что всему можно найти применение, в том числе и чаинкам, прилипающим к стенкам посудины. Он берёт левой рукой эту самую посудину, подаренную на свадьбу родителей троюродным дедом, и три раза вращает её по часовой стрелке. Переворачивает кружку на блюдце и выжидает несколько минут. Стрекоза как зачарованная принцесса переходит от цветка к цветку и что-то им тихо рассказывает. Как ни вслушивается Стэнли, а услышать, что говорит девчонка его подопечным, не удаётся. Гадание на чайной гуще – любимое развлечение Стэнли Шанпайка. Больше в магазине заняться нечем, кроме как пить ромашковый или шиповниковый чай. Читать Стэнли не любит, хоть и лежит на его столе книга, в которой вместо закладки волшебная палочка. Книга тонюсенькая, в бумажной обложке, а всё никак не выходит дочитать её до конца и узнать, чем же заканчиваются истории о неразделённой любви. Может, Стрекоза знает об этом больше? Может, сердце Стрекозы разбито коварным обольстителем, прельстившимся невинностью и нежным румянцем на щеках девчонки? Нет, отмахивается Стэнли от такой глупой мысли, Стрекоза, несмотря на определённую сумасшедшинку во взгляде, не выглядит доверчивой и глупой. Будь она несчастной от любви, пошла бы в кафе Флориана Фортескью и заказала себе три шарика персикового мороженого, а не ходила бы с отрешённым видом по магазину, где подошвы обуви прилипают к полу. У Стэнли всё никак не дойдут руки до уборки. Пыльные головы уже поселились на старых стоптанных ботинках Стэна, им там уютно и, вероятно, тепло. Мурчат себе пыльные головы, а Стэнли продолжает гадать на чаинках и напевать вполголоса все известные ему хиты Селестины Уорлок. Однажды Стэну посчастливилось столкнуться нос к носу с этой самой Уорлок. С тех пор он предпочитает слушать её по радио, а не рассматривать фотографии юной Селестины в старых номерах «Пророка». Певица, казавшаяся такой доброжелательной и общительной, в жизни оказалась молодящейся мегерой. Стэнли не забыл слова песен, но постарался забыть саму исполнительницу. Стрекоза рассматривает беленький цветочек, одиноко притулившийся в уголке, и слегка наклоняет голову то вправо, то влево. В раздумьях, стоит ли покупать ей это растение или потратить сикли на что-то другое. А может, положить в копилку. Как всем известно, сикль галлеон бережёт. У Стэнли сикли хранятся в старом носке, лежащем под кроватью, прямо в гнезде пыльных голов, а галлеоны у Шанпайка надолго не задерживаются. Нужно платить за комнату, которая расположена на втором этаже магазина, да и напускная бравада вместе с несколькими бутылками огневиски стоит денег. Комната у Стэнли маленькая и тесная, с узкой кроватью и цветастым ковриком у порога. Крошечное окошко больше подошло бы птицам, каким-нибудь там голубям или воронам, хотя вороны слишком крупные для того, чтобы проделывать такие фокусы. Клюв бы вместе с головой пролез, а вот всё остальное навряд ли. Стэн и близко не подходит к окну, что он там забыл, в этом их мире? Щурится от солнца, если то слишком уж яркое и настойчиво щекочет его лучами, и строит недовольное лицо, когда лунный свет падает на одеяло. Стэн поднимает глаза на чуднУю посетительницу, но та по-прежнему стоит к нему спиной, только головой из стороны в сторону качать перестала. Стэнли переводит взгляд на опрокинутую кружку и вздыхает, словно его вновь отчитывает Сивилла Трелони за неверно истолкованное предзнаменование будущей жизни, в которой он, Стэнли Шанпайк, будет вечным неудачником со слишком длинным языком. Стэнли видит ведьму, видит курицу и часы. Ведьма – это просто, это предвещает встречу с умной женщиной привлекательной внешности. Вдруг неожиданная посетительница она и есть? Да какая из неё женщина, думает с досадой Стэн, так, одно название. Девчонка ещё. Может, конечно, и не глупа, но вот внешность её Стэнли не привлекает. Ни капли. Курица – к переменам, а как толкуются часы, Стэнли не помнит, как отшибло. – Часы означают, что вы напрасно теряете время, – говорит девичий голос откуда-то из-за спины Стэнли, и тот оборачивается. Чтобы ещё раз заглянуть в карие глаза и решить, что такая внешность уж точно не называется привлекательной. Нос вздёрнутый, ресницы короткие, белёсые, губы тонкие, стоит, прижимает к груди, которую только цыплячьей и можно назвать, горшок с тем самым беленьким цветочком. – Сам знаю, – бурчит Стэнли Шанпайк. – Не знаете, – говорит девица и улыбается. И только улыбка и делает её лицо красивым. И неожиданно указывает пальцем на маленькую кривоногую тумбочку. – Это странный горшок для цветов. И цветы странные. Стэн вздрагивает и испуганно переводит взгляд туда, куда указывает тонкий кривоватый палец. На тумбочке у Стэнли живёт маленькое кладбище. Если она приняла деревянные, выкрашенные в ярко-розовый цвет кресты за растения, то либо у неё плохо со зрением, либо с головой. Стэнли выбирает первое. Не объяснять же девчонке, что за каждого, кто погиб в битве с Вольдемортом, он, Стэн, поставил крестик. Маленький и искривлённый. Сидел и вырезал перочинным ножиком тоненькие дощечки, склеивал их между собой намертво и красил пушистой кисточкой в омерзительно-радостный цвет. Стэнли Шанпайк хотел прославиться, так, чтобы улыбалось ему его же лицо со страниц журналов и газет, чтобы пышногрудые девушки просили автограф и целовали в щёку с намёком на большее, чтобы Гарри Поттер пожимал ему руку и благодарил за помощь, чтобы он, Стэн, в элегантном синем костюме давал показания против Упивающихся в суде, чтобы Рита Скитер брала у него интервью… Вместо этого Стэн всю войну просидел в родительском доме, почёсывая пузо псу и поедая гуляш из свинины с вересковым элем. А потом как-то неожиданно война закончилась. Наверное, так оно и должно быть. Раз – и всё. И также неожиданно исчезла любовь к тоненькой Луне Лавгуд, чьи колдографии Стэн прятал под подушку, предварительно затерев оконной замазкой лица тех, кто был рядом с его девочкой. Вечерами Стэнли перепрятывал вырезки и статьи в жестяную коробку из-под зефира и судорожно выдыхал, опершись рукой о стену в ванной. Нарисованная им, Стэном, Луна призывно улыбалась и чуть косила левым глазом. Художник из Стэна никудышный, да и мать всегда говорила, что с его криворукостью ему нельзя ни одно дело доверить. Стэн Шанпайк и не знал, что можно с такой лёгкостью разлюбить кого-то. Луна Лавгуд должна была погибнуть в битве, Стэнли припас для неё самый красивый крест, а эта дрянь выжила и заставила Стэна её ненавидеть. Мертвецов любить легко, чего о живых не скажешь. Если бы подохла Лавгуд на войне, Стэнли мог бы приносить на её могилу голубые гортензии и сидеть часами, обняв могильный камень, рассказывать тому про свою любовь, а после, уже дома, принимать ледяной душ и вонзать зубы в куриную ногу, чтобы хоть так выразить своё сожаление об умершей Луне. Герои полнокровные и теплые, а Стэну будто вплеснули в вены холодного черничного киселя вместо крови. Режешь их, эти вены, режешь, кисель всё вытекает и вытекает, покрывается жёсткой коркой серо-голубая лужица, а крови в Стэнли словно и не было никогда. Это всё они виноваты, все эти победители. Победители, которым до какого-то там Шанпайка и дела нет. А ему до них дело есть, особенно до Лавгуд с её рыбьими глазами, до так и не сдохшей Луны Лавгуд. – Это больной цветок, – говорит Стэн, – и ему нужен особый уход, поэтому я его пересадил вот в этот вот…горшок. Горшок горшком не являлся, разумеется. Стэнли Шанпайк нашёл старое обшарпанное корытце в мусорной куче и решил, что более удачного места для захоронения всех призрачных трупов не найти. – А хотите, я с ним поговорю? – предлагает девчонка, и Стэна перекашивает при одной мысли о том, что она скажет земляным холмикам с врытыми в них крестами. – Нет, пожалуй, нет, – отвечает Стэн и торопливо открывает ящик стола, чтобы достать хоть какую-нибудь тряпку и накрыть ею свой секрет. – Меня зовут Орла, – девчонка ставит цветок на пол и протягивает Стэну руку. Тот медлит, но вскоре протягивает свою в ответ. – Я Стэнли, Стэнли Шанпайк. – Это ваш магазин? – вскидывает глаза к потолку Орла и разглядывает потрескавшуюся штукатурку. – Ага, – кивает Стэнли. – Мне здесь нравится, – удовлетворённо улыбается девчонка и поправляет браслеты на худом запястье. – Мне тоже, – Стэн вспоминает про ведьму из чайной гущи и спрашивает, сколько Стрекозе, то бишь Орле, лет. – А зачем вам? – девица становится серьёзной и даже сжимает кулачки, будто Стэнли предложил ей нечто непристойное. А Стэнли смотрит в карие глаза и решает, что, в принципе, нечто непристойное он предложить бы ей вполне смог. – Не хочешь – не отвечай, – вымученно улыбается Стэн. – Ты, наверное, уже окончила школу? – Восемнадцать, – отвечает Орла, а Стэнли смотрит на её губы и ряд мелькнувших зубов, стройный ряд жемчужин. – Я окончила Хогвартс в этом году. – Оно и понятно, – соглашается Стэн. – А факультет? – Рэйвенкло, – вновь улыбается Орла, а Стэнли думает лишь о том, что придурковатая девица с того же факультета, что и Луна Лавгуд. Той сейчас где-то двадцать лет, сучке, а она уже Герой войны, да ещё и с орденом. А он, Стэн, всего-навсего продавец в захудалом магазинчике с одним лишним самодельным деревянным крестом, который спрятан в глубине стола. Перекатываются в ящике крошечные пыльные головы и тоненько пересмеиваются между собой. Над ним смеются, не иначе. «Пустое место, ноль на палочке», – выдыхают пыльные головы, и Стэн зажимает уши. – У меня наверху есть парочка растений, которым бы не помешала помощь. Не хочешь взглянуть? Орла настороженно смотрит на Стэна, но тот вытягивает перед собой руки, показывая, что он чист и неспособен на то, чтобы причинить боль. – Хорошо, думаю, ненадолго заглянуть я смогу, – Стэн галантно пропускает Стрекозу вперёд, а сам разглядывает её ноги, пока она поднимается по скрипящей на все лады лестнице. – Сюда? – спрашивает Орла, замирая перед дверью. – Да, – кивает Стэнли Шанпайк, – сюда. Стоит Стрекозе очутиться в комнате, как она понимает, что это ловушка, а Стэн молниеносно набрасывается на неё сзади, заламывая руки и задирая юбку. Орла пытается вырваться, но Стэн, озлобленный и гораздо более сильный, кидает её на кровать и, развернув лицом к себе, одним рывком срывает белую блузку так, что пуговицы взмывают фейерверком к потолку. – Пожалуйста, – просит Орла, – пожалуйста, не надо. – Герои войны, – шипит Стэн, коленом раздвигая девушке ноги, – победители, мать их, с наградами, с почестями… – Пожалуйста, – повторяет Орла, и Стэнли ударяет её по губам. Несильно, но так, чтобы Стрекоза, наконец, заткнулась. – Мне ничего не досталось, а эта белобрысая шлюшка спасла жизнь говнюку Поттеру. Стэнли кладёт руку на бедро Орлы, и та дёргается, но уже не испуганно, а рефлекторно – от холода. А может, всё же, и от испуга. Кто её, Стрекозу эту, знает. Рука Стэна медленно пробирается к трусикам, туда, где всё сухо и узко, это уж точно. Будь у него, Стэна Шанпайка, другая жизнь, Стрекоза сама бы под него легла, тут даже зуб давать не надо. Стэнли Шанпайк вновь вспоминает о своей детской мечте и откатывается в сторону. Орла всхлипывает, и Стэн понимает, что его сейчас стошнит. Рвёт его желчью и ромашковым чаем, неаппетитная масса растекается по полу, и Стэн брезгливо отодвигается обратно, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Одевайся, – говорит он Орле. – Мерлина ради, одевайся. Орла переползает через него и принимается собирать рассыпанные по всей комнатушке пуговицы. Стэнли закидывает руки за голову и закрывает глаза. Не было никакой войны, не было лупоглазой Лавгуд, не было никакой Орлы-Стрекозы, не было сраного Поттера и маленького самодельного кладбища. Когда Орла берётся за ручку двери, Стэнли жестом останавливает её. – Послушай, Стрекоза, ты ведь умная девочка, рэйвенкловка и всё такое. Чем заканчиваются истории о неразделённой любви? Орла ухмыляется, что ей совсем не идёт, и, комкая в руках остатки собственной блузки, чеканит слова: – Она всегда остаётся с другим, – и выходит из комнаты, громко приложив дверью о косяк. Стэнли Шанпайк счастливо улыбается и повторяет: – С другим. Неправильно Стэн увидел расположение чаинок, не курица там была, ножницы были, острые тяжёлые ножницы. И всплывает в памяти замусоленный лист пергамента с толкованиями чайных символов. «Ножницы в чайной чашке говорят о том, что пора сделать что-то новое и «отрезать» что-то старое». Отрезать, обязательно. Беленький цветочек в горшке Орла забирает с собой, положив несколько сиклей на край стола. После чего подходит к импровизированному кладбищу и выкрикивает с ненавистью: – Бомбарда! И кресты, кажущиеся игрушечными и от того ещё более жуткими, взлетают на воздух. Пахнет горелой древесиной и землёй. И у земли тоже свой запах – запах тлена, мёртвый и неприятный. Орла Квирк уходит из жизни Стэнли Шанпайка где-то между двумя часами дня и рвотной массой.