***
Безумная ненависть и бешеная ярость на всех и вся вели Кратоса на протяжении всей его проклятой жизни. Только эти чувства поддерживали воина всё это время. О, как же он ненавидел их всех — зажравшихся божественных ублюдков. Всеми фибрами своей души. Хотелось, чтобы Боги поняли, какое чудовище они породили, чтобы на собственных шкурах прочувствовали страдания простых смертных. Хотелось каждого втоптать в землю, заставив грызть её зубами и выть от бессилия. Чтобы… чтобы… Можно было до бесконечности продолжать этот список, полностью состоящий из «хотелось» и «чтобы», однако Кратос пошёл по пути наименьшего сопротивления. Он выплёскивал скопившуюся внутри злобу и весь этот список так, как его научили с самого детства: убивая всё живое и неживое, а также круша всё на своём пути. И то, что убивались в основном полчища чудовищ и изредка Боги, легче от этого не становилось никому, особенно простым смертным. Ведь с каждым убитым божеством окружающий мир терял свою целостность, форму и становился больше похожим на одну огромную помойку. Однако бывшего бога войны это нисколько не беспокоило, ведь пелена ярости застилала ему глаза, не давая прозреть. Да и было откровенно плевать, главное — это месть. Оставляемые за спиной горы трупов и горячая кровь на руках услаждали пылающий взор и приносили облегчение лишь на короткий срок. Только-только притихший, сжирающий душу огонь, снова возгорался с ещё большей силой. С каждым разом он требовал новых и новых жертв для своей ненасытной утробы. Вот и сейчас Призрак Спарты снова вышел на свою охоту, но не за очередным божком. Однако жертва всё равно оставалась достойной — не бог, но падший титан. Не смотря на свои колоссальные размеры и, казалось бы, безграничную мощь, но выстоять против Кратосу титану это не помогло. Бой был коротким и кровавым, а Призрак — скорым на расправу. — Да! — кричал великий, просто легендарный воин, восседая на туше поверженного противника и размахивая окровавленными клинками. — Никто в этом мире не справится со мной! Даже ты, Зевс! — Ну, конечно же, ага! Ведь ты у нас первый и единственный альфа-самец на районе! — фыркнул за спиною Кратоса чей-то незнакомый голос. Воин хотел было уже обернуться, что посмотреть на храбреца, вернее говоря, на будущий труп неизвестного храбреца, но не успел. Всё, что таки успел расслышать и почувствовать, прежде чем его сознание погрузилось в темноту — это резкий свист деревянной палки, а также глухой удар и ноющую боль в затылке. Великий и могучий, несравненный Кратос пал без сознания на истерзанную землю от вероломного удара швабры бабы Гали из Пятого подъезда. — Вот так-то намного лучше! А то раскудахтался тут, петух горластый! — удовлетворённая своей работой, проговорила Кудапрёшь Почистополовна. На всякий случай она потыкала шваброй мешком лежащее тело Кратоса у её ног. Гордый воин продолжал лежать без сознания. Убедившись, что жертва обезврежена, бабулька вернула швабру в специальные ножны на спине, а потом попыталась поднять за подмышки отключившегося Кратоса. Однако немного не рассчитала собственные силы и вес мужчины. С глухим стуком тушка Призрака Спарты рухнула на землю. Баба Галя от досады пнула ногой Кратоса. — Уууу, какую харю-то себе отожрал, сволочь божественная! — рявкнула бабулька, держась за спину. А потом повернулась к молчавшим до этого ассистентам. — Чего встали, как соляные столбы? Помогайте! Тащите, пока он не очухался. Ещё долго потом разношёрстная братия монстров боялась высунуть нос из своих нор, терпеливо дожидаясь ухода странных и страшных чужаков. Нападать на группку смертных зверюги не решились по очень простой причине. Если чужаки смогли управиться с ужасным сыном Зевса, положившего немало народу, то, чтобы эти самые смертные сотворили бы с простыми, рядовыми чудовищами? Вот и никому не хотелось это проверять на собственной шкуре, а потому сидели тихо словно мыши, позволив себе облегчённый вздох только тогда, когда за группой смертных закрылся портал.***
В последнее время Уртемиэль, он же Древний бог, он же грозный Архидемон и предводитель огромной орды порождений тьмы, был малость не в духе. Он постоянно недовольно рычал, топал огромными лапищами и огрызался на своих нерадивых подчинённых. Да так сильно, что даже совсем не обременённые зачатками разума и инстинктом самосохранения, порождения тьмы начали время от времени невольно подумывать над тем, чтобы они лучше этого дракона не откапывали, а наоборот, закопали ещё глубже в недра земли. Но сделанного не воротишь и строптивого начальника не погонишь в шею. Только вот, если бы кто-то, кто не побоялся быть съеденным или ещё чего хуже, спросил у Уртемиэля: а чего ты так, собственно, боишься? То дракон не дал бы внятного ответа, потому что он сам его не знал. Дела-то у ящера и всей его оравы слуг шли медленно, но уверенно в гору, главные соперники были почти до последнего истреблены. Двух молодых и неопытных серых стражей самоуверенный Архидемон оставил в живых ради собственной потехи. Поэтому они угрозой не считаются. Деревни добротно горели, как сухие ветки в палящий зной, двуногие смертные в ужасе дохли пачками или же пополняли после долгих изменений орду, туповатые последователи пусть и скрипя мозгами от натуги, но выполняли в точности приказы. Так, что же ещё нужно для полного счастья настоящему Повелителю зла? Однако огрызки чёрной, как самая непроглядная ночь, души скребли шкодливые грифоны. Вот прямо своими большими когтями, да по нежной душевной организации бывшего Бога красоты. Какая-то неясная тревога поселилась глубоко внутри, не давая покоя. И ничего не радовало Уртемиэля. Всё ему не так и не эдак: то костёр с двуногими плохо горит, а сами двуногие громко визжат, то топливо коптит и дымит густым чёрным дымом, мешающим обозревать окрестности и дышать, то мясо этих двуногих слишком жёсткое, невкусное и застревает между клыками. В общем, Архидемоново величество пребывало в глубокой депрессии, непонятно откуда взявшейся. Даже место стоянок полчища чудовищ тьмы менялось с надоедающей регулярностью. Сегодняшняя ночь почти не отличалась от целой вереницы предыдущих ночей. Только чёрное небо, обычно щедро усыпанное яркими звёздами, затянули хмурые дождевые тучи. Изредка выглядывала из своего убежища луна, чтобы насмешливо оскалиться, освещая Архидемона. И тогда Уртемиэль вскидывал в гору приплюснутую, вытянутую морду и утробно завывал, заставляя прятаться серебряную нахальницу. Сам же дракон лежал, свернувшись в клубок и прикрыв морду лапами, посреди поляны на мягкой подстилке из листьев и продолжал хандрить. А мягкая подстилка — колоться хвойными иголками. На небольшом расстоянии от своего повелителя развели большие костры порождения тьмы. Они побаивались приближаться к своему командиру без лишнего повода. А вдруг он опять поднялся не с той лапы, скверна его дери? Вот чудовища и старались быть как бы рядом, но в том же времени, и на небольшом отдалении. Как говорится: и волки сыты, и овцы целы, и пастуху вечная память. И вот древний Бог красоты было же задремал, убаюканный шёпотом ветра, как до его чуткого слуха донёсся треск сломанной под ногою ветки. Это точно не были прислужники — грохот их доспехов слышно за версту, да и слуги всегда идут напролом, словно пьяное стадо бронто. И не Серые стражи — скверна давно бы выдала их с потрохами. Тогда кто? Утробно недовольно заворчав, Архидемон поднял голову, готовый в любой момент изрыгнуть пламя на незваных гостей, так неосторожно потревоживших покой. — Вот ведь, сука, почуял! — снова донеслось до драконьего слуха. — Ладно, прятаться уже нет смысла. Ловите, говнюка, пока не взлетел! Неясное чувство тревоги, терзавшие дракона на протяжении несколько недель, тут же превратилось в осмысленную и реальную опасность. И было уже хотевший вырваться, огонь из клыкастой пасти застрял где-то на полпути в глотке из-за внезапной упавшей сверху сети. Уртемиэль сперва даже опешил от такой напористой наглости. Чтобы его — Повелителя порождений тьмы — какие-то жалкие смертные пытались ловить с помощью обычной рыболовной сети? Разъярённый ящер позабыл об интуиции, вопившей красный сигнал тревоги, и приготовился порвать сетку когтями, а потом спалить наглецов к моровой бабушке, как его ожидал полный крах. Упрямый кусок дырявой материи не захотел почему-то рваться, только насмешливо заскрежетал под когтями. И насмешливо подкоптилась морда, когда дракон всё-таки выдохнул пламя. Пока ошеломлённый Архидемон пытался прийти в себя, его обидчики подкрались ближе к своей жертве. Они уже прицеливались в огромную чешуйчатую тушу из своих странных вытянутых палок. — Стреляй! — скомандовал на весь лес старушечий голос. — Стреляйте, пока эта сволочь не очухалась, да и остальная мелочь пузатая не сбежалась! Заревев от боли и обиды на всю мощь своих лёгких, Уртемиэль дёрнулся, когда в его бока под чешую впилось сотня маленьких иголок. Дракон из последних сил, которые стремительно начали таять, пытался вырваться на свободу. Однако чужаки не успели, и на громогласный рёв своего вожака успело прибежать несколько отрядов порождений тьмы. Один из самых отчаянных гарлоков даже попытался атаковать одного из обидчиков Архидемона. Но его попытка с треском провалилась. — Силит-Бенг и ржавчине нет! — прокричал неизвестное и страшное проклятие чужак, а потом прыснул прямо в морду гарлока какой-то едкой, на редкость вонючей гадостью. Порождение тьмы обиженно рыкнуло и поспешило отступить. А остальные — не спешили уже так рваться в бой, тем более, что вперёд уж вышел один из них. — Можете забирать его. Никто больше вам мешать не будет, обещаю, — растягивая слова, проговорило оно. — Спасибо тебе, Архитектор! Парни, мы уходим! — улыбнулась Кудапрёшь Почистополовна, а потом увидев, что её многочисленные помощники никак не могут угомонить Уртемиэля, посоветовала: — да тресните вы ему прикладом, чтобы он успокоился! Однако столь радикальные меры не потребовались, ведь снотворное заработало в полную силу и вырубило ящера. С помощью магии сонного дракона погрузили в грузовик, а потом увезли в портал. Порождение тьмы, названное Архитектором, довольно потирало руки. Нескоро Серые стражи докумекаются, что Архидемон пропал. Отлично, это даст достаточно времени для осуществления его хитрого плана. И неважно, что Уртемиэль, запомнивший предателя, может когда-нибудь вернуться.***
Айзек Кларк всю свою сознательную жизнь, сколько себя помнил, всегда был довольно молчаливым человеком. Даже мать рассказывала, что когда он появился на этот свет, лишь довольно лениво пискнул на хлопок врача, но зато так красноречиво и недовольно взглянул на медработника, что тот невольно вздрогнул и чуть не выронил ребёнка. Этот хмурый взгляд из-под бровей и тихое сопение позже станут визитными карточками будущего талантливого инженера. Так он в своё время глядел на своих соперников в песочнице, когда у него пытались отобрать лопатку. Обидчики обычно пугались, заливались позорным рёвом и отдавали добычу. Так мужчина когда-то посмотрел на понравившуюся ему девушку, стесняясь подойти. Как он в итоге смог её заинтересовать и женить на себе — для окружающих было тайной за семью печатями, даже для самого Айзека. Зато последующая семейная жизнь проходила спокойно и размеренно, без сильных стрессов и переживаний. Даже, если и были какие-то ссоры, то они быстро сходили на нет, стоило только Кларку спокойно взглянуть в разгневанные очи супруги. Она только махала рукой и уходила дуться в другую комнату. Сам же инженер никогда не понимал людей, болтающих день и ночь без усталости и остановки. Чем больше слов, тем меньше дела. Мужчина всю свою лишнюю энергию вместо болтовни направлял в работу. За что особенно был любим и уважаем своим начальством. Ведь оно отлично знало, что расторопный, пусть и молчаливый мужчина, справиться с любым заданием и не облажается. Все эти качества помогли Айзеку стать лучшим из лучших и одним из ведущих инженеров не только на Земле, но и в ближайших её колониях. Поэтому именно ему, а не кому-либо другому безымянному инженеру, выпала честь присоединиться к поисковому отряду, посланному выяснить, что за капец мог произойти на огромном космическом корабле под названием «Ишимура». Не зная насчёт своих товарищей, но сам Айзек был готов встретить там почти, что угодно. К примеру, нападение космических пиратов. Что было возможно, но всё же маловероятно, ведь Ишимура всегда хорошо охранялась. Однако даже если преступники осмелились совершить ограбление, но почему-то не выдвинули никаких требований о выкупе. Также Кларк был готов к тому, что экипаж мог просто сдуреть от долгого пребывания в космосе, вдали от дома и близких. Будучи запертым в тесных и душных стенах, экипаж мог так сильно сойти с ума, чтобы взять и перерезать друг другу глотки. Да к чему угодно инженер был готов, но только не к этому. Полушутливое до этого значение «капец», данное всем поисковым отрядом и начальством, резко, без перехода, превратилось в жирного белого полярного зверька под названием писец. В такого зубастого зверька, готового вцепиться клыками в глотку и не отпускать до конца. Но даже в тот момент, когда, не ожидавшие нападения подобных тварей, охранники были растерзаны этими самыми тварями, даже тогда мужчина не проронил ни звука. И в тот момент, когда насытившиеся монстры погнались за самим Кларком, он упрямо молчал, только сильно сжимал губы. Всего, чего удостоились эти мрази — это только хорошего пинка под зад, тяжёлого дыхания от быстрого бега и мысленных проклятий. Человек вообще странное существо. Рано или поздно оно привыкает ко всему, и не важно, что за чертовщина творится вокруг. Так случилось и с Айзеком. Мерзкие твари — ожившие из самых страшных глубин подсознания ходячие мертвецы или же некроморфы — поначалу до жути пугали инженера. Правда, пугали до первой их пролитой крови. Когда родной до боли плазменный резак разворотил одного из некроморфов, а тяжёлый, окованный металлом ботинок размозжил голову твари, Айзек почувствовал, что страх уходит. Значит, эти твари тоже окончательно смертны, пусть и трудно убиваемы. Но всё же убиваемы. Поэтому инженер перестал их бояться. И очень скоро возненавидел, как назойливых мух, что вечно лезут и лезут, мешая заниматься нужными делами. И всё это время Кларк продолжал сохранять упрямое молчание, даже когда приходилось связываться с другими выжившими. Мужчина не проронил ни звука даже тогда, когда узнал, что его любимая супруга погибла. Честно говоря, он был готов к такому исходу, когда впервые увидел некроморфов. Это ожидаемый исход, однако, далеко не желаемый. В глубине души Айзек оплакивал свою возлюбленную, поклявшись отомстить за неё всем тварям, которые только встретятся на его пути, но для окружающего мира он всё же остался таким, каким и был. Очень талантливым, но нелюдимым инженером, сохранявшим рассудок в любой ситуации. Только и его выдержка оказалась далеко не железной. Первые трещины пошли тогда, когда некроморфы с визгом разбегались в неизвестных направлениях, полностью игнорируя мужчину и остальных выживших. Вторыми трещинами стали жутковатая тишина и спокойствие в мрачных внутренностях давно мёртвого корабля, прерываемых лишь равномерным гудением техники и трещанием кое-где оголённых проводов. И последняя трещина пошла тогда, когда перед Айзеком Кларком неожиданно в тёмном переходе возникли фигуры, принадлежавшие определённо живым людям. И, только тогда, когда на свет молча вышла бабка в странном одеянии со шваброй на манер меча в руках, а сзади на инженера напали и скрутили её сообщники, а потом также в гробовом молчании повели в странное образование, что можно было назвать порталом, только тогда из губ мужчины вылетели первые за всё время пребывания на Ишимуре слова: — Что за нахер тут творится?!***
Сегодняшний день ничем не отличался от предыдущей вереницы безликих дней. Такой же скучно-серый и бесконечно долгий. Время словно остановилось на марсианской базе, окончательно превратив её в склеп. Единственными звуками, хоть как-то оживлявшими базу, были: чуть низкий рокот кое-где уцелевшей техники, лязг заклинивших автоматических дверей да треск ламп искусственного освещения. Ну и грохот бронированных ботинок, когда Думгай тащил свою тушку по переходам. А так, больше никаких звуков. Ни приглушённого злобного рычания, ни скрежета огромных когтей по полу, ни звука мерзкого чавканья… Первое время эта неестественная тишина (все привычные для базы звуки не в счёт) сильно давила на психику, рождая в голове богатые образы хитроумных засад. Казалось, что стоит хоть немного расслабиться, и кровожадные твари посыпятся прямо на голову. Однако в реальности ничего такого не происходило. Все монстры просто в раз и испарились с территории базы, словно их тут и не было. Только в качестве напоминания, что всё это был не плод воспалённого воображения, от демонов остались только перебитый персонал и загаженная донельзя база. А Думгай дурел от скуки и безделья. Ведь больше не было кровавых схваток не на жизнь, а на смерть, не вскипал адреналин в крови, позволяя воину чувствовать себя, как никогда, живым. А чем ещё себя занять, кроме разборок с гопотой из преисподней, мужчина и не знал. Не книжки же читать, в самом-то деле? Так вот и проходили последние скучные недели Палача рока на марсианской базе: в бесцельном шатании по территории. К сожалению, это неожиданное затишье и безделье сыграли со слишком расслабившимся Думгаем дурную шутку. Оружие из рук своих воин так и не решился убрать, однако прекратил носить шлем. В нём внутри базы было очень душно и жарко. В отсутствии потенциальной угрозы мужчина позволил себе такую небольшую поблажку. Роковую, нужно отметить, поблажку. Если бы Палач рока только знал, что однажды из-за угла неожиданно прилетит ему промеж глаз швабра, то он ни за что бы не расстался с этой неудобной железякой. Но, как известно, история не терпит сослагательного наклонения, а потому в одном из коридоров сперва раздалось звучное: «Бам!», а потом приглушенный грохот рухнувшего тела. Баба Галя с видом победителя осматривала свою швабру, совершено не обращая внимания на мужчину, лежавшего у её ног мешком. Один из ассистентов, молодой парень по имени Ричард покачал головой, словно не одобряя действий начальницы. — Крепко вы его приложили, — осторожно начал парень, — кабы не прибили ненароком. — Ха! — фыркнула Кудапрёшь. — У этого дуболома голова из чугуна сделана. Слышал, какой звон стоял? Потому ничего с ним не сделается. Ни с ним, ни с другими. А теперь тащите его к остальным. Пора приступать к следующей части плана. Ричард ничего не ответил, а лишь схватил незадачливого Героя за ногу. Остальные ассистенты поспешили помощь своему товарищу. Бессознательного Думгая потащили в самые недра марсианской базы, лениво следя за дорогой. Из-за чего голова Палача пересчитала по пути все возможные препятствия…