Айурское утро

Утро застало их спящими в одной постели. Артаниса разбудил влажный и холодный утренний айурский воздух, и уже в который раз он понял, что теперь, наконец-то, дома. Тонкое одеяло мало спасало от холода, и молодому иерарху не оставалось ничего, как лежать обнаженным, бессмысленно стараясь согреться в ожидании, когда взойдет солнце и утренний холод развеется сам собой с первыми лучами. Акилаэ, изящно потянувшись, перекатился со спины на бок и поджал под себя длинные ноги, а после взглянул на любовника. Владыка талдаримов спал лицом к нему, вместо подушки используя собственную вытянутую длинную руку. Его красные глаза были закрыты, узкое вытянутое лицо, обычно хмурое, с непременно язвительной гримассой - умиротворенным, а грудная клетка едва заметно вздымалась и опускалась от мерного дыхания. За ночь одеяло сползло с него до самых тазовых костей, открывая проснувшемуся Артанису взор на сильное тело протосса. В отличие от оного, Аларак был болезненно бледен, что ничуть не влияло на температуру его тела. Он оставался таким же горячим, как и взрослый мужчина, а многочисленные шрамы на плечах, грудной клетке и, что интересно, спине заставляли фантазию разыграться бурно и, пожалуй, изредка совершенно не в нужное воительное русло. Артанис подложил длинную четырехпалую ладонь под подушку и, молча глядя на спящего Владыку, на его длинную шею, узкий подбородок и рассыпавшиеся, незаплетенные нейронные узы, думал о том, как случилось так, что они вместе оказались в одной постели, причем далеко не единожды. Язвительный Аларак называл это своеобразным актом неповиновения Темному – неповиновение именно Артаниса. Сопротивление проклятой войне и бесчисленным смертям. Иерарх отмалчивался. Может быть, он таким образом захотел скрепить их далеко не приятный союз, еще там, на Копье Адуна. А, может быть, ему просто захотелось снять стресс, скопившийся за всю его жизнь, ставшую одним нескончаемым днем, имя которому была Война. Бесконечная война. С зергами, неразимами, терранами, а теперь – с Амуном и его войсками. Зергов, гибридов, гигантов Пустоты и всех прочих неприятных существ, названия которых акилаэ предпочел бы не знать никогда. Аларак сделал глубокий вдох, но не проснулся, и Артанис, который лежал без движения, взглянул на мягкие лоснящиеся изорванные перепачканные простыни и почувствовал, что готов вспыхнуть от стыда. Уже в который раз их соитие заканчивалось не только ярким оргазмом, но еще и царапинами на теле Артаниса вкупе с изорванными простынями. В моменты вспышек удовольствия акилаэ просто прекращал контролировать свое собственное тело. Его длинные когти сжимали и стягивали простынь, а после рвали ее едва ли не в клочки. Артанис провел ладонью по рваной ткани, ощущая кожей ее неровную и резкую шероховатость, а после прикрыл глаза. Это была их последняя ночь вместе. Воразун с ее народом оставалась на Айуре, это понятно. Шакурас ушел в вечную ночь, больше не было ни судей, ни конклава, и некому было изгонять их прочь. Чистильщики так же не собирались уходить с отвоеванной родной планеты. Часть талдаримов ушли по своему согласию, потому что решили, что с них хватит насыщенной наркотиками жизни, а с остальными Аларак…. ...собирался сегодня улетать. Его материнский корабль стоял недалеко от того места, которое иерарх выбрал себе домом и где Аларак жил, как полноправный гость все это время. Артанис, как мог, оттягивал момент неизбежного расставания, но оставить Аларака подле себя навсегда казалось ему невозможным бредом. Аларак никогда не умел сидеть на одном месте. И уж точно он не осел бы на Айуре, планете, где не было наркотика, от которого Владыка не мог, да и не хотел отказываться. А потому Артанис все это время лишь наслаждался его пребыванием рядом, терпя язвительные насмешки днем, а ночью, за закрытой дверью спальни, утопая в обоюдном удовольствии. Аларак не был нежен, скорее, груб и хамоват, и обращаться с партнером должно и ласково он не умел совсем, а потому каждое утро Артанис уносил на себе синяки и царапины, и прошедшая ночь не стала исключением. Аларак вздохнул снова и открыл красные глаза, просыпаясь, как и всегда, почти без какой-либо раскачки. Его сонный блуждающий взгляд остановился на лице Артаниса, затем скользнул по незаплетенным отсеченным коротким нейронным узам и плечам. Два обнаженных протосса лежали на одной постели лицом к лицу, укрытые разными одеялами. Открыв глаза и совершенно без движения, глядя друг на друга и не моргая, словно испытывали – кто первым отведет взгляд. Утреннее молчание, как и всегда, затянулось на долгие минуты, и Аларак, до того изображающий из себя статую, невольно шевельнулся первым. - Кажется, мне и моему народу уже пора отбывать, - мягко произнес он, собираясь подняться с постели. Артанис, положив руку ему на плечо, мягко вернул его в обратное положение. - Останься, - приглушенно произнес акилаэ, прикрывая глаза, понимая, что предпринятая попытка, как и все прошлые разы, останется отверженной. Аларак лишь дернул головой. - Этой планете нечего мне дать, - небрежно отозвался Владыка талдаримов. Несмотря на то, что утренняя прохлада уже развеялась, и солнечные лучи согревали землю, Аларак остался лежать в кровати. – И мне с моим народом нечего здесь делать. - Я имел в виду не это, а… Впрочем, неважно. Мы объединились с неразимами, почему с талдаримами я не могу сделать того же самого, - упрямо произнес Артанис, садясь на кровати и поджимая под себя одну ногу. - Тебе не нужны талдаримы, - мягко заметил Аларак. – Тебе нужен я. Я. Для того, к чему ты так привязался. Сам знаешь. Иерарх отвернулся, ничего не ответив и не желая слышать неприятную правду, а Аларак именно что был прав. Он провел ладонью по влажной части простыни, представляя, какой холодной и неприятной на ощупь она станет, когда он ляжет в постель один. Владыка придвинулся ближе почти незаметно. Его выдало лишь шуршание одеяла. Когтистая бледная рука обхватила Артаниса поперек груди и повалила его спиной на кровать. - Тебе прошлой ночи было мало. И всех, что были до нее. Аларак не спрашивал, а утверждал, и невольно иерарх вспыхнул. Слишком уверенный, а правда слишком неприятна. Хорошо еще, что никто из народа не знал, чем занимается по ночам с Владыкой их гордый Иерарх. Еще один плюс отсутствия Кхалы, скрывать секреты стало в разы проще. Артанис молчал, все еще глядя куда-то в сторону. Ему и правда нечего было сказать Владыке. Аларак прильнул к нему всем телом, четырехпалая ладонь скользнула по груди, талии и бедрам, разводя длинные ноги в стороны и открывая себе место между них. Иерарх, покорно поддавшись манипуляциям последнего, отвернул голову, пытаясь справиться с нахлынувшим на него желанием. В глубине души он понимал, что отсрочивать момент расставания глупо так же, как пытаться уговорить Аларака остаться. Понимал, что каждая минута утра, пока Аларак рядом, в дальнейшем обернётся болью от слишком долгого расставания. Понимал, но не мог заставить себя выйти из теплой постели первым. Заставить себя прекратить поддаваться. Прикосновения когтистых огрубевших пальцев словно давали по телу лёгкий приятный разряд тока, который заставлял дыхание и сердцебиение учащаться. Владыка провёл ладонями по обнажённой груди Артаниса, повёл их к ногам и взял сам себя ими в плен, скрестив их за своей спиной. Артанис коротко выдохнул, уже в который раз пораженный тем, как легко Владыка угадывал его желания, хотя они никогда, даже частично не соединяли разумы. Возможно, было что-то, что выдавало Алараку желания последнего, а может быть, талдарим просто поддавался далекому первобытному инстинкту. Где и как коснуться, чтобы заставить партнёра расслабиться... Поднимающееся солнце коснулось лучами первых зеленых макушек, скользнуло в открытое окно, ослепило Артанису глаза, и тот зажмурился и отвернул голову на другую сторону. Ласки Аларака стали настойчивее, откровеннее и грубее, движения хаотичными, и он уже не стеснялся трогать иерарха везде и всюду, пока последний нетерпеливо ерзал под сильным телом талдарима и заставлял себя не стонать. До этого дня Аларак никогда не продлевал их соития, а поутру всегда уходил первым. Но сегодня был последний день его пребывания на Айуре, а потому он решил сделать одно единственное исключение. Когда узкая изящная ладонь мягко обхватила его плотный половой орган, показавшийся из складок кожи, Иерарх коротко простонал, снова, как и прошлой ночью, впиваясь когтями в простыни, и без того изорванные им же. Когда Аларак прижался к его плоти своей, из иерарха вырвался сдавленный томный грудной стон. А после тот перерос в крик наслаждения, стоило Владыке начать размеренно двигаться на нем вперед и назад, упираясь ладонями в смятую теплую постель, еще за ночь впитавшую в себя запах двух сильных протоссов. Владык таких разных фракций, но сейчас – обнаженных и ничем не отличающихся друг от друга. Аларак жадно терся об его плоть своей, заставляя Артаниса под собой всячески извиваться, а после схватил его за запястья и прижал их у иерарха над головой, своеобразно сковывая движения последнего. Выгнувшись в пояснице, Артанис коротко и тихо взвыл – когти талдарима впились ему в руки, оставив на коже глубокие фиолетовые рубцы. В отличие от акилаэ Аларак в постели владел собой в совершенстве, и всю боль, которую Артанис чувствовал в ходе их соединения, он причинял довольно-таки намеренно. Ради собственного удовольствия. Артанис застонал снова, зажмурив глаза, – сохранять зрительный контакт было совсем необязательно, а Аларак ощущая на пальцах липкую и густую кровь от ран, лишь сильнее прижал руки Артаниса к подушке, пачкая не только шуршащие простыни, но и ее тоже. Каждое движение отдавалось удовольствием у обоих, они прижимались друг к другу и двигались в один рваный такт. Артанис пошевелил онемевшими пальцами и дернулся, стараясь вырвать руки из хватки, чтобы обнять своего партнера, дать болезненно светлой огрубевшей коже впитать ее кровь, смешать, почувствовать какофонию не только ощущений, но и запаха и вкуса… Они потерлись подбородками, не стесняясь в звуках, которые издавали, а вместе с тем оба заводились все больше и больше, и заходили все дальше и дальше. Артанис снова повернул голову в сторону. В опьяненный сексом разум скользнуло горькое сожаление о том, что каждая минута сейчас на вес золота…. И длится слишком быстро, чем иерарху хотелось бы. Аларак, наконец-то отпустил его руки, его длинные узкие пальцы скользнули по простыне, вытирая их от липкой фиолетовой крови. Артанис застонал снова, удовлетворенно обнимая талдарима за шею и запуская руки в его длинные и распущенные чуть влажные от пота нейронные узы. Раны будут заживать долго, но ничего, решил он, варп-клинки, которые он носит, безусловно скроют последствия их бурной ночи. Точнее, этого последнего утра. Молодой тамплиер ощутил дрожь Аларака как свою собственную. Тот, держа рваный ритм и, словно бы, не заботясь о своем любовнике снизу, достиг оргазма первым, как и ночью, испачкав и самого себя, и иерарха, и смятую горячую постель. Иерарх коротко простонал в последний раз, ощущая внизу своего живота капли смешавшегося семени. Импульс, пронесшийся по всему телу, заставил его мышцы содрогнуться в сладком спазме, а руку, которая была в вибриссах талдарима, сжаться сильнее. Аларак поморщился от боли. Он, не меняя положения, все еще был на Артанисе, упираясь щитком в его выпирающие ключицы, а руками – в кровать, пытаясь успокоиться и застыв. Когда Артанис сжал чувствительные отростки, он потерся об его грудь щекой и холодно и властно произнес: - Отпусти меня, Артанис. Иерарх долго не решался разжать руку, тяжело дыша. Но когда дыхание стало успокаиваться, а оргазм сходить на нет, он мягко и аккуратно разжал пальцы, высвобождая талдарима из захвата, понимая, что просьба Аларака была двоякой. Он просил отпустить его не только из захвата, но и с планеты. И от понимания того, что уже пора бы уже, Артаниса захлестнуло яростное сопротивление этому решению. Останься, прошу… Аларак услышал его. Без сомнения. И горечь в его разуме, и сожаление, переросшее едва ли в мольбу. И все равно упрямо поднялся. Артанис, протянув руку, ухватился за край одеяла и натянул его на себя едва ли не до самого подбородка. Он был в чужой влаге, пах чужим запахом, который исчезнет с первым купанием. Из-за поднявшегося солнца ему стало жарко, но он и не думал что-то менять. Он молча наблюдал, как Владыка облачается в свое красное талдаримское платье, а поверх него – в плотную черную броню с острыми концами и металлическими клинками, которые могли разорвать не хуже родных протосских когтей. Аларак размял пальцы и обернулся на Иерарха. Молчание затянулось. Как и всегда, это правда. А что еще можно было сказать? - Прощай, - нарочито безразличным тоном произнес Аларак. – Надеюсь, слабакам, которые остались здесь, под твоей рукой будет комфортнее. Артанис молчал какое-то время, вдыхая кожей запах после их связи, а после, не найдя в себе слов, не найдя даже сил подняться, коротко кивнул. Аларак, развернувшись, вышел из комнаты. Он забрал с собой не только насмешки, которые сыпал без конца, но и тепло, которое являл очень редко, но так искренне.