Серый момент в яркой жизни

Творческий кризис. Как много в этих словах. Он наступает так быстро, что и опомниться не успеваешь. Казалось бы, только вчера ты был великим гением полным идей, которые просто необходимо показать миру, но сейчас...ты пуст. Пуст, как любая банка из под печенья, которую поставили в дальний угол буфета и которую забывают наполнить уже неделю. Сейчас Селестина была как раз такой "банкой". Уже как несколько дней она не могла ничего нарисовать. Как только она брала в свои маленькие ручки кисть или карандаш, то сразу и муза, и талант, словно сговорившись, покидали ее. Этим дождливым, осенним утром она сидела за столом напротив окна и пыталась в который раз хоть что-то написать. Вокруг нее были разбросаны первоначальные наброски, которые по каким-то причинам превратились в бумажные шарики. "Я неумеха" - Подумала про себя мышка, кладя голову на огромный стол и смотря, как капли растекаются по стеклу плавными струйками. Конечно, на деле она знала, что у нее есть и умения и талант, но сейчас она чувствовала себя именно так. Попытавшись снова, она подняла над очередным листом кисть, но в последний момент замешкалась и остановила руку. На бумагу упала большая капля синей краски и растеклась неприглядным пятном. Расстроенная Селестина скомкала и бросила лист через плечо. Страдальческий снежок из бумаги попал прямо под ноги Эрнесту, который нес мышке кружку горячего шоколада с зефирками. С тех пор, как Селестина поселилась в его доме, он быстро приучился смотреть себе под ноги. Поэтому белый шарик он заметил сразу. Аккуратно подняв, он развернул лист. Медведь был весьма озадачен, ничего не увидев кроме кляксы посередине. - Это такое современное искусство? - Спросил Эрнест, кладя перед мышкой "шедевр". Она лишь равнодушно подняла со стола голову и с грустью вздохнула. - Это всего лишь неудачная попытка. Можешь просто выкинуть, - С такой же тоской пропищала Селестина. - Ничего себе, выкинуть! Да ты представляешь, сколько лесов пропадёт, если каждый будет выкидывать листы, едва испачкав? - Начал разглагольствовать Медведь, но тут же остановился, когда увидел печальное состояние мышки и кучу неудачных набросков вокруг ее рабочего места. Его и без того не строгий взгляд смягчился. Он улыбнулся и подсел к Селестине, протягивая ей кружку с ещё не остывшим напитком. Она приняла шоколад, но её взгляд всё ещё был направлен на пустой, идеально чистый лист. Медведь, глядя на это уныние, чувствовал, что с ней происходит что-то неладное. - Эй! Что с тобой? Ещё несколько дней назад ты была бодрая и веселая, а сейчас ты вялая, как сорванный цветок. Неужели ты заболела? - Нет. Я вполне здорова. - Ответила она, делая несколько глотков. - Тогда в чем дело? - - Озадаченно спросил Эрнест. Мышка, наконец, подняла свой взгляд и посмотрела на него. В её глазах виднелись слезы. - Дело в том, что я пуста. - Ну, что ещё за глупости? Ты полна сил и всего прочего. - Нет. Не в этом плане. В последнее время я ничего не могу нарисовать. - Не верю! Что бы сама Селестина и разучилась рисовать! В это я не верю! - Да нет же! - Селестину сильно разозлило непонимание Эрнеста, и она встала прямо на стул. Для большей выразительности, она стала размахивать руками. В руке у нее была зажата кисточка, полная краски, и, когда ее начали трясти, акварельные капли полетели прямо на рубашку медведя. - У тебя что, никогда не было творческого кризиса? - Так ты из-за этого такая грустная? - Наконец-то прозрел он. Видимо, голубые пятна его совсем не волновали в данный момент. - Конечно, бывал. А как же иначе? Да ладно тебе! У тебя есть ещё много чего, что можно нарисовать. Например: меня. - Сказал медведь. Селестина едва заметно улыбнулась. - Мне уже давно надоело рисовать Страшного и Злого Медведя. Пора бы перейти на что-то другое. Но вот на что?- Она осмотрела внутренности домика. С тех пор, как она поселилась в домике Эрнеста прошло много времени. С тех пор она успела нарисовать все, что было внутри и снаружи дома: сам интерьер, отдельно кровать, отдельно стол у окна, отдельно стул, само окно (притом в разное время суток и в разные периоды года), пейзаж напротив дома, небольшую речку, которая протекает неподалёку и кучу других вещей. Селестина разочарованно вздохнула и села обратно на стул, скрестив ноги. Медведь опустился ещё ниже, и теперь его голова была на уровне спинки стула. - Знаешь, когда у меня бывают творческие застои, я пою о том, что вижу, но, боюсь, тебе это теперь не поможет. - От этих слов он потупил взгляд. - Если и это не помогает, то я пытаюсь найти что-то новенькое. - Но что может быть нового в моей однообразной жизни? - Пробормотала Селестина, но медведь, услышав это бормотание, поморщил лоб и между глазами появились морщинки непонимания. - Что значит "однообразная"? Хочешь сказать, что каждый момент, проведенный со мной - это "однообразная жизнь"? Каждая наша прогулка, каждый наш пикник - это " однообразная жизнь"? - Он пододвинулся так близко, что его нос коснулся меха на ушах мышки. От этого прикосновения она слегка поморщилась. - У тебя яркая жизнь, просто в ней наступил серый момент. Не давай простой хандре взять над тобой верх, - Прошептал Эрнест, вставая. - Но, но...как мне справиться с ней? - Сдерживая слёзы, пропищала мышка. - Для начала допей свой шоколад, а то остынет, - В подтверждение этого, он взял свою кружку и одним глотком выпил всё содержимое. Селестина, последовав примеру, тоже пододвинула к себе свою порцию и немного отхлебнула. - А есть печеньки? - Должны были быть. Недавно я покупал их.- Сказал Эрнест, ставя кружку на стол. Он подошел к буфету и просунул туда руку, доставая из глубин ящика банку. Но она оказалась пустой - Вот тебе на! Кажется, я забыл переложить их из запасочной банки в эту, - "Запасочная банка"? - Раздался удивленный голос Селестины. - Да. Мы - медведи, всегда делаем запасы. Такова наша природа. Поэтому я постоянно делаю запасы, а контейнеры, в которых их делаю, называю "запасочные". Банка с печеньем в подвале, не хочешь спуститься туда вместе со мной? - Но я облазила его уже несколько раз, - Возразила мышка, слезая со стула. - Может быть и так, но знаешь ли ты истории находящихся там вещей? - Вопрос был риторический, но произвел на художницу сильное действие. Сколько раз она смотрела на картины, сколько раз проползала по старому туалетному столику с тонкой резьбой на ножках и с разбитым зеркалом, сколько раз заглядывала в замочную скважину сундука, представляя какие сокровища лежат под закрытой крышкой. Эрнест, конечно, рассказывал о некоторых, но их там было в несколько раз больше. Интерес снова вспыхнул в глазах, и она юркнула следом за медведем. Внизу было темно и душно. Воздух был наполнен пылью, отчего очертания предметов казались размытыми. Эрнест зажёг свечу на столе и достал банку из шкафа у стены. Подняв крышку, он одобрительно кивнул. - Вот и печенье, - Он уже развернулся чтобы уйти, но тоненький голос остановил его. - А истории? - Истории? Тебя разве они интересуют? - Конечно! Ты мне никогда не рассказывал, откуда у тебя эта ваза или эта шляпка. Кстати, серьёзно, откуда? Ты же не носишь женские вещи. - Случайно подобрал на улице, когда бродил по городу в поисках еды. Видать, у кого-то с головы сдуло ветром. Думал, найду хозяйку, но это оказалось труднее, чем я думал. Теперь уже больше года, как она лежит у меня. Выкидывать жалко, красивая шляпка. - Понятно, - Такая простая история ее слегка разочаровала. Она подошла к картине, на которой были изображены медведь и медведица. Оба были массивные, с надменным выражением лица. Медведица стояла, оперевшись на одну ногу, а медведь держал ее за талию. - А это кто такие? - Это мои прадед и прабабушка. Давно было дело. Уже и не вспомню, какие они были при жизни - Он почесал свою голову и оперся на туалетный столик с разбитым зеркалом. - Они умерли когда мне было семь. Притом умерли в один день. Помню, как дед меня отчитывал за разбитое окно. Я тогда случайно в него попал мячом. Он еще заставил меня стекло новое вставлять.Строгим был. Я его боялся. Зато судьёй был хорошим, точнее лучшим в нашем городе. Но никто не знал, или молчали, что взятки брал. Я-то всё видел, он меня специально с собой таскал. Ещё говорил "Учись, Эрнест, рано или поздно ты будешь на моем месте". Зато благодаря ему я знаю эту контору. Эх, думаю, если бы он видел сейчас мою жизнь, был бы очень разочарован. - А что насчет бабушки? - Бабушка... Бабка моя была домохозяйкой. Сидела постоянно дома, убиралась, готовила, меня постоянно баловала. То леденец даст, то игрушку подарит. Правда, не любила она моё творчество, считала его глупой тратой времени. Мои рисунки по ее воле всегда оказывались в мусоре. Она была гордой и всегда мнила себя правой. Не любил я их. Очень. - Понятно. А что в этом сундуке? - Селестина подбежала к заветному сундуку и посмотрела в щелку. - Там сокровища? - Лучше чем сокровища, - Мягко сказал Эрнест, поднимая тяжёлую крышку. На его лице появились морщинки от улыбки. - Здесь мои воспоминания о детстве, Крышка с приглушённым стуком ударилась об стену. Мышка, забравшись на край деревянной доски, с любопытством разглядывала содержимое. Внутри вещей было больше, чем казалось на первый взгляд : старая поношенная одежда, куча машинок разных цветов и размеров, кубики, плюшевые животные (в основном мишки), солдатики, игрушечное ружьё, и, самое интересное - альбом. Из всего перечисленного Эрнест достал только небольшую книжку в потрёпанном твердом переплете из красной ткани. Он сел на пол рядом с мышкой. Та, прыгнув с края сундука, удобно устроилась на коленях друга. - Что это? - Это мои рисунки. Точнее то, что осталось. Когда я был твоего возраста, я тоже любил рисовать. Конечно, получалось у меня хуже твоего, но и у меня выходило не так уж и плохо. Он открыл первую страницу, где был изображен плюшевый мишка темно-коричневого цвета. Рисунок, конечно, был сделан коряво, но зато с детской наивностью и любовью. Юная художница улыбнулась, смотря на это творчество. - Это была моя самая любимая игрушка. Помню, я таскал его везде, где только можно было - А что с ним сейчас? - Не знаю. Давно это было. То ли его отдали другому малышу, решив, что я вырос, то ли потерял на прогулке в парке. Не могу вспомнить. Но я помню, что его звали Ролли, и он у меня в играх был главным супергероем, Эрнест перелистнул страницу. Следующим рисунком оказался маленький медвежонок, но на этот раз не игрушечный, а настоящий. - Это я. Правда, похож? - Это не может быть тобой. Он такой маленький и коренастый, а ты такой огромный и толстый. - Селестина рассмеялась. Эрнест хмыкнул: - Может, это сейчас я большой и толстый, а тогда на меня одежду не могли найти. Она вся сваливалась, - И глаза у тебя были разного размера, руки короткие, а голова кривая? - Я же тебе говорил, что я рисовал не так хорошо как ты. Если ты такая зазнайка, то попробовала бы сама нарисовать, - Надулся медведь, переворачивая страницу. - Как ты выглядел в детстве? А это хорошая идея! О, милые цветочки. Хорошо нарисованы, даже не криво. Мне нравятся здешние ромашки. Они особенно получились, а вот с остальными беда полная! Покрас просто ужасен! Ты что, первый раз взял в руки акварель? - Вообще-то да. Я до этого рисовал только карандашами и мелками. И раз уж такая умная, то нарисовала бы сама! - Лучше! Я нарисую тебя маленького, который рисует эти цветы! - Радостно воскликнула мышка, чувствуя, как идеи и вдохновение приливают к ней. Долго, до самого обеда, просидели они в подвале, рассматривая старые вещи. Несмотря на пыльный воздух, для юной художницы эти посиделки стали "глотком свежего ветра" идей. Кто же мог знать, что обычная просьба дать печеньки может вывести из творческого затора. Теперь ей столько надо нарисовать: маленького Эрнеста, даму, чью шляпку подобрал медведь, его игрушки, как он маленький рисует цветы и кучу всего другого. Как много она не знала о своем друге, а он ведь помог ей справиться с хандрой! Дождь колотил по окну. Крупные капли, разбиваясь об него, сползали водяными змейками к подоконнику. Селестина снова смотрела вдаль через мокрое стекло. Но на этот раз она смотрела для того, чтобы дать глазам отдохнуть. После небольшой передышки художница вернулась к работе. - Всё рисуешь? - Ненавязчиво спросил медведь, подсаживаясь рядом. Он попытался посмотреть на рисунок, но мышка загородила его своим маленьким тельцем. - Ещё не готово, - Буркнула та. Эрнест разочарованно отодвинулся назад. Конечно, он знал, что нельзя её трогать во время рисования, но он думал, что сейчас попытка будет более удачной. Медведь готов был уже встать, как его окликнул тоненький голос: - Знаешь, Эрнест, а ты был прав. Моя жизнь и правда, наполнена яркими моментами. Даже сегодняшний спуск в подвал был таким! А ещё мы все банки с печеньем... - Банки с печеньем? - Да. Ко мне только что пришла эта мысль. Мы все банки, а радости, вдохновение и любовь - печенье. Рано или поздно оно кончается. В такие грустные моменты нужен тот, кто положит в тебя "печенье" из запасочной банки. И ты был тем, кто это сделал для меня. Спасибо. - Но я ведь тоже банка, получается! А я хочу быть горшочком с мёдом! - Ладно, мой любимый медок, посмотри, что я нарисовала.