От аквариума к океану

Он проснулся и ясно ощутил, что опоздал. Хотел открыть глаза, но не получилось — веки, казалось, прилипли к щекам. Тогда Матвей попытался встать с кровати, наощупь добраться до ванной, чтобы умыться и… Пальцы зачерпнули простыню, коснулись основания кровати, прижались к полу и потянулись дальше, на первый этаж. Чернота перед глазами стала рассеиваться, и он увидел мутно-серое небо Эдны. Полуденное солнце стеснительно пряталось за облаками. На крышу соседнего здания сел коричневый голубь. Матвей дернулся снова и кровать дернулась вместе с ним. Он ощутил сухость дерева так явно, словно его кожа покрылась коростой. Из старого матраса кое-где вылезли перья и теперь вызывали щекотку. Не сдержавшись, Матвей чихнул — кровать скрипнула, одеяло сползло на пол. Наушники все еще были на нем, но плеер не работал. Матвей перевел взгляд на пол и увидел соседей снизу, за стенкой напротив сосед Витя курил, высунувшись в окно. Возмущенный, Матвей дернул рукой и створка чужого окна с грохотом закрылась. Витя, получив по носу, осел на пол и смачно выругался. Начав паниковать, Матвей собрал волю в кулак и встал. Ему показалось, что он поднялся с постели, а на деле он всего лишь перетек в пол. Тело вытянулось и заскрипело старым линолеумом. Затертые следы от обуви и сигарет, старая паутина в углу, порезы и дыры — все это внезапно начало раздражать. Глубоко оскорбленный, Матвей потек в сторону ванной. Скрипнула на петлях дверь, хлопнула дверца шкафчика. Матвей коснулся крана и чуть не захлебнулся — ледяная вода пронизывала его насквозь, ворочалась в теле, как капризный ребенок, и не могла успокоиться. Он едва нашел в себе силы перескочить на противоположную стену. Напротив висело зеркало, отражая пустую ванную комнату. Матвею сделалось страшно. Он был не не просто невидим — его будто не существовало вовсе! Но он чувствовал, ощущал все ярче, чем когда-либо прежде, а значит был. Перетекал, продолжался, стремился, боялся… Пространство было невероятно гибким. Матвею казалось, что он может с легкостью перетечь во вчера или никогда, он был одновременно вопросом и ответом, он был готов с чем-то слиться, но вместе с тем чувствовал себя самостоятельным. Некстати вспомнился экзамен, закружил на периферии сознания сонной мухой. Матвею было все равно — его не волновали ни оценки, ни преподаватели, ни семья. Он обо всем этом помнил, но это не имело значения.Обстоятельства происходящего сливались в одну точку и рассыпались множеством троп, по которым он мог перейти в иное состояние. Он сам был обстоятельством и мог выбирать, как изменить ситуацию. Как изменить предмет или даже человека. Запиликал и завибрировал в соседней комнате телефон. Матвей, понемногу начавший осваиваться, метнулся к нему и раскрылся пластиковыми створками. Клавиши были теплыми, а экран светился мистическим светом. На экране всплыло сообщение от Вилки. Символы казались знакомыми, но не желали собираться в слова. Сообщение Вилки напомнило ту абракадабру, что они постоянно учили. Матвей не понимал ни слова, но ощутил ее беспокойство. Слова пульсировали смыслом и разбухали степенью. Они разрастались, разбегались в стороны жучками и приобретали гораздо больше значений, чем в них изначально вложили. Матвею стало тесно. Ощутив острую необходимость изменить форму, он покинул комнату и пополз по коридору, цепляясь за стены, сумки студентов и ручки дверей. Он пока опасался касаться людей, но уже предвкушал эти ощущения. Добравшись до аудитории, где проходил экзамен, Матвей перепрыгнул на дверь и оказался внутри. Что-то потянуло его наверх и он заскользил вдоль потолка, спиной ощущая топот ног на третьем этаже. Девичьи каблуки больно врезались в поясницу, и Матвей невольно зашипел — тусклая лампа в середине аудитории мигнула и погасла. Стоявшая в центре Юлька была погружена в задание, ее рот не закрывался ни на мгновение, исторгая жуткую вязь звуков. Юлька никак на внезапную темноту не отреагировала. А вот Домрачев напрягся. Устремил цепкий взгляд на лампу и моргнул. Прежде Матвей никогда не замечал, как это происходит — карие глаза Домрачева на доли секунды ослепительно блеснули в темноте, окрасившись золотом, и тут же погасли. Преподаватель его заметил. Увидел сгусток постоянно изменявшейся энергии под потолком и недоверчиво сощурился. Долго не раздумывая, Матвей стек по безжизненной лампе, набросился на темно-синюю кепку и тут же слетел вместе с ней на пол. Боль оказалась на удивление осязаемой. — Не ожидал от вас подобного, Власов. Сумев все-таки разлепить веки, Матвей мутным взглядом уставился на высоченного Домрачева, глядевшего растерянно и зло одновременно. — Не смейте покидать аудиторию. Если попробуете сбежать, то навсегда застрянете в промежуточном состоянии. Матвей безразлично откинул голову и закрыл глаза. Сил подниматься не было.

***

— Кто вам дал право вмешиваться в учебный процесс? Вам доверили ответственную миссию, а вы так нагло, так грубо пренебрегли всеми правилами! Крючков ходил взад-вперед в маленьком кабинете, пропахшем соленой рыбой и пылью. Домрачев сидел, откинувшись на стуле, и следил за происходящим. Его темно-синяя кепка бесхозно лежала на столе, заваленном документами. — Моя задача заключается в том, чтобы помогать…направлять тех, кто не справляется, кто пока не нашел себя… И я помогаю, — ровно ответила Сашка, не поддаваясь на провокации коллеги, раскрасневшегося и пыхтевшего, как самовар. — Да где это видано! — Крючков всплеснул руками. — У вас своя специальность, у нас — своя. Зачем вы дали мальчишке диск? Это могло его убить! Он и без того еле справляется, а вы решили окончательно подкосить его уверенность в себе?! — По-моему, у него все в порядке с самооценкой, — Сашка разглядывала черную полосу, выступившую над ногтями. Пока еле заметную. А затем впилась взглядом в Домрачева. — Вы ведь видели его, преображенного, да? Скажите, выглядел он неуверенно? Или, быть может, он страдал? — Прежде я его таким не видел, — задумчиво ответил Домрачев. — Я вообще давно не видел ничего подобного. — И после увиденного, скажете, что ему это не подходит? Скажете, что ваш хор — это потолок, все, к чему он может стремиться? Сашка подалась вперед. У нее был отважный взгляд, с которым идут в бой. — Следите за языком! — встрял оскорбленный Крючков. Тяжело дыша, он оперся руками о стол, и лихорадочно соображал, как быть дальше. — Видите ли, Александра, — обманчиво спокойно начал Домрачев. — С тех пор, как вы стали появляться в нашем институте, мы теряем все больше студентов. Вы буквально уводите их из-под нашего носа! Сашка не поняла — было ли это возмущение или восхищение, но позволила себе усмехнуться. — Тогда лучше за ними следите. Они ведь сами соглашаются, их никто не принуждает, — мягко заметила она. — К тому же, насколько я знаю, у Власова имеется на руках довольно крупная сумма, которую он копит уже довольно давно. Сашка окинула присутствующих многозначительным взглядом. Поняв о чем идет речь, Крючков весь сжался и покраснел еще больше. Домрачев нахмурился. — Вы ведь понимаете, что это значит? В случае с Власовым изначально была допущена серьезнейшая ошибка, — она сделала театральную паузу. — Выходит, что это вы забрали нашего студента. Отобрали у него два года жизни, насильно заставили изучать то, к чему он не предрасположен. И заметьте, после всего этого он остался жив. Так кто здесь не справляется? Не скрывая своего удовлетворения, Сашка победно ухмыльнулась. — Это все Лидка, черт бы ее побрал! — вспыхнул Крючков, хватаясь за телефонную трубку. Крутящееся колечко под его нервными пальцами жалобно поскрипывало. — Чего вы добиваетесь, Александра? Нам еще предстоит выяснить, кто и когда ошибся, но мы обязательно разберемся, не сомневайтесь, — поджав губы, спокойно ответил Домрачев. — Что вы намерены делать дальше? — Я уже связалась с руководством. Они готовы хоть сейчас заняться переводом. Я забираю Матвея и мы уезжаем. А через несколько дней у вас будет внеочередная проверка, — Сашка поднялась с места, желая поскорее покинуть душный кабинет. — Я не должна была вам этого говорить, но как видите… Поверьте, ему будет лучше с нами. — Вы не можете знать этого наверняка, — возразил Домрачев. — Живо в мой кабинет! Да, прямо сейчас! Что значит… Мне плевать на твои дела!.. — Не могу, — легко согласилась Сашка. — Будем считать, что это интуиция. Поразмыслив, Домрачев нехотя кивнул. Где-то на заднем плане надрывался Крючков, но Сашка его уже не слышала. Она вышла из кабинета и облегченно выдохнула.