Может переспим?

      Хлоя в бешенстве бросилась в атаку сама. Маринетт увернулась от ножа, отбила выпад и, изловчившись, толкнула руку Хлои с зажатым в ней ножом так, что та порезала сама себе щёку, не сильно, но эффектно. К её полному ужасу, именно это лишнее действие позволило Адриану захватить её со спины под локти и прижать крепко к себе. Маринетт оттолкнулась ногами, стараясь своей силой ударить Адриана о стену, но он перехватил её посыл, и они лишь отлетели к проходу в прихожую, приземляясь на ноги. Хлоя, выронившая нож, зарычала от боли, но, игнорируя её, быстро схватила своё орудие и, зажав его на манер копья двумя руками, не думая, ринулась на Маринетт, желая вонзиться ей прямо в сердце.       — А-ах!       Негромкий женский выдох показал, что цель достигнута.       Хлоя широко открыла глаза и уставилась на результат своего действия, губы её задрожали.       Она смотрела в глаза собственной матери, влетевшей между ею и Маринетт в самую последнюю секунду, нож вошёл в её тело, как в масло, по самую рукоятку, протыкая сердце насквозь.       Одри вдохнула с бульканьем.       — Ты не убийца! — струйка крови полилась из её губ, — я забираю... твою... вину, — последние слова были едва слышны, и женщина, потеряв сознание, стала съезжать на свою дочь.       «Мертва!!!» — дикий ужас пронзил мысли Маринетт насквозь.       Не размышляя, она оттолкнула Адриана, расслабившего руки, Хлоя стала оседать на пол с матерью на руках, и Маринетт, сделав кувырок в воздухе, очутилась за спиной главной виновницы и наконец без помех вонзила руку в её спину, как раз попадая в сердце; уперевшись второй рукой в её плечо, она с неимоверным усилием вырвала из её тела Акуму.       — А-А-Ааа!!! — раздался жуткий вопль Хлои, и неизвестно от чего она кричала сильнее: от физической боли из-за освобождения от демона или от моральной травмы от осознания того, что она сама убила свою мать.       Маринетт, тяжело выдохнув, посмотрела на свою руку, она по самое запястье была в чёрной слизи капающей на пол, в руке было зажато живое нечто, пульсирующее, словно маленькое сердце, но холодное и склизкое, расходящееся клубками жидкого дыма и перистых хлопьев.       «С этим я разберусь позже!» — стряхнув эту субстанцию в сторону, Маринетт резко оттолкнула воющую Хлою от мадам Буржуа, успевая заметить, что из тела Хлои начинают сочиться чёрные дымовые струйки, подбираясь к пульсирующему ошмётку на полу.       Маринетт подхватила бездыханную женщину, укладывая её на спину, и рывком вынула нож из её тела, который тут же со звоном упал на пол. Кровь полилась из открытой раны, как из ручья. Не мешкая и стараясь не поддаваться панике, Маринетт плавно погрузила свою правую руку в её тело, словно боясь поранить и без того разрезанное сердце.       — Держи голову, — властно скомандовала она Адриану, и тот молча повиновался, на его лице не было никаких эмоций.       Маринетт плавно ввела в тело Одри вторую руку и закрыла глаза. Она не думала, ЧТО она должна была делать, она просто делала то, что импульсным порывом подсказывало ей подсознание. Она не представляла даже, что то, что она делает возможно, просто делала и всё.       Её пальцы, находясь в чужом теле, собирали разрезанное сердце, спаивая между собой каждую мышцу и сосудик, каждую перемычку и вену.       — Помоги мне, — шептала она, — помоги мне Вселенная! Эта женщина отдала за меня свою душу! Я хочу спасти её!       Вокруг стояла гробовая тишина, Хлоя лежала на боку, безвольно распластав конечности, и невидящим взглядом смотрела на то, что делает Маринетт. Была ли она в сознании, сказать трудно, она была в шоке и не осознавала реальности, но подсознательно воспринимала всё. Её раздирало от двойной боли: физической и душевной. В ненавидящей и обозлённой душе воскресли воспоминания ребёнка, которые она всю жизнь закапывала в себя так глубоко, что сама поверила в то, что их не было, но которые она не смогла убить. Она любила мать, только очень тайно, через обиду помноженную на месть, почти неуловимо. И теперь когда она лишилась её, да ещё и своими руками, то маленькое чувство взорвалось в ней, как бомба, показывая насколько она была не права, насколько упряма и эгоистична.       Маринетт работала сосредоточенно, не зная и не надеясь, выйдет ли из этого что-нибудь или нет. Десять минут полнейшей тишины, и она, неровно выдохнув, нежно вытащила руки из тела Одри, усаживаясь на подогнутые ноги, пустота парила в её теле и разуме. Да, она собрала её сердце, но она не могла вернуть ей душу. Эта мысль неимоверной болью сжала её собственное сердце, и чистая слезинка горечи скатилась по её бледной щеке. Если бы она сейчас видела себя со стороны, то испугалась бы не на шутку. Но... ни бессознательная Хлоя, ни Адриан, всё ещё остающийся марионеткой и сидящий, как истукан, без указаний, ни сама Маринетт, зависшая в исступлении, не видели или не замечали ничего.       Слабый свет озарил спину Маринетт, он переливался, искрился и согревал своим теплом её, заледеневшее от долгого пребывания в ней Акумы, тело.       Это и был Акума, но он переродился. То, что Маринетт сделала, было против правил, она нарушила гармонию и баланс негласно установленный демоническими существами, она не творила зло, она совершила добродетельный поступок силами демона, искренне желая помочь этой женщине вернуться. И Акума, подчиняясь её воле, исполнил её приказание на сто процентов. Он видел только один способ это выполнить и он это сделал. Он переродился, освобождая тем самым свою хозяйку от своих тенёт, и плавно старался выбраться наружу, чтобы помочь жить другому человеку, чтобы позвать, витающую здесь в небытие потустороннего мира, бестелесную душу и помочь ей вернуться в бездыханное тело.       Свет всё нарастал и постепенно стал прорываться сквозь покровы тела, ослепляя всех и озаряя комнату настолько, что невозможно было смотреть, насколько это было ярко. Маринетт словно отключилась и не осознавала происходящего. Как только перерождённая энергетическая сущность полностью оторвалась от её тела, она, потеряв опору, плавно изогнулась и опустилась на пол. Её, теперь снова ставшие синими, глаза словно стеклянные смотрели в пустоту, она была без сознания.       Светящееся шарообразное естество плавно переместилось к демоническому сгустку, до недавнего времени принадлежащего Хлое, и стало поглощать собой его клубящуюся и пульсирующую массу. Завершив этот процесс, естество потеряло свою сильную яркость, но тем не менее осталось белым и воздушным.       Зависнув ненадолго на месте, соединённая материя медленно поплыла к телу Одри и плавно опустилась в её грудную клетку, затягивая за собой всю кровь, растёкшуюся по полу рядом с мертвой женщиной.       Это зрелище было волшебным, чарующим, таким, что если бы кто и видел его, не смог бы описать. Вселенная творила жизнь, собирая воедино силу созидания, силу разрушения и человеческую душу, создавая творца и разрушителя в одном лице, давая ему частичку разума (в данном случае возвращая прежнюю душу), дабы пользоваться этими силами с умом.       Последний трепыхающийся свет скрылся в теле Одри, и она вздохнула.

***

      Тёмный коридор, гулкий стук тонких каблуков, семенящих по мраморной плитке. Стройная женщина спешно двигалась в полумраке. Она нервно сжимала губы и кулачки, раздувая от волнения ноздри, её явно что-то беспокоило. Подойдя к двери, она резко остановилась и взялась за ручку в раздумье. Стоять тут было бессмысленно, так как тот, к кому она шла, прекрасно знал, что она идёт, и слышал её шаги, но всё же она медлила, боясь того, что её ожидало внутри.       — Я знаю, что ты за дверью, ЗАХОДИ, пока у тебя ещё есть тело! — раздался властный и холодный голос из-за двери.       Женщина вздрогнула и повернула ручку, делая шаг в большой круглый зал с высокими стрельчатыми окнами. Сейчас вместо привычного полумрака, здесь было светло, но свет словно жался в одну сторону, и концентрировался в одном месте у стены, противоположной той, где стоял высокий и крепкий мужчина, которого вошедшая женщина страшилась, как огня.       Он стоял к ней спиной, переплетя руки за спиной.       — Это была твоя роковая ошибка, Паон!       Женщина ничего не ответила, лишь опустила голову и тяжело вздохнула, оставаясь у двери и держась за неё, словно она могла ей чем-то помочь. Паон и так знала, что она совершила проступок, за который придётся отвечать, но кому же хотелось умирать?       — Ты чувствуешь, насколько здесь прозрачно пространство?       — Да, мой Господин! — тихо ответила она, косясь на светлый участок зала.       — И ты знаешь, что так быть не должно? — неумолимо продолжал он.       — Да, Господин!       — И ты знаешь, что поплатишься за это.       — Пощадите! — со слезами взмолилась она.       Человек повернулся и недобро посмотрел не неё.       — Даже если бы я хотел... Отсутствие новой энергии не даст просуществовать тебе больше трёх дней. Ты думаешь такие вещи остаются незамеченными в круговороте обмена энергий?       Он говорил медленно, но в его голосе было столько яда, что женщина поняла: это её бесповоротный конец. Она пробовала сдержать себя, но ничего не могла с собой поделать, слёзы предательски капали из её глаз, а губы дрожали, душа, а точнее её энергетическая сущность, старались достойно принять свой конец, но тело, в котором эта сущность существовала, не было готово умирать и пыталось бороться за жизнь, чем могло.       — Свет твой! — с отвращением в голосе сказал мужчина, указывая на освещённый участок напротив себя.       Она поняла, что должна была шагнуть навстречу Свету, но вместо того, чтобы сделать это, упала на колени и разрыдалась, закрывая лицо руками.       — Ты сама виновата во всём, Паон! Тебе придётся покинуть меня. Но прежде чем твою сущность поглотит Вселенная, ты исправишь, что натворила по своему недогляду. Вперёд! — он грозно стрельнул глазами, указывая на Свет. — Или ты думаешь, что умнее всех? ... ОНА гораздо мудрее и беспринципнее, чем кто-либо. ОНА не прощает ошибки, и ОНА отдаёт бумерангом всё, что в неё брошено. Если ты пропустила мимо себя такой взрыв, то Она неумолимо потребует что-то взамен, и слезами тут не поможешь! Вот твоя дорога! Ты всё равно не жилец, выполняй, что велено, и забирай отсюда ЭТО!       Мужчина посмотрел на вздрагивающую женщину. Она отняла руки от лица и, находясь в состоянии шока от понимания того, что её существование закончилось, безвольно замотала головой.       — Я помогу, если ты не можешь сама, — немного усмехнувшись, сказал мужчина и сделал шаг вдоль стены по направлению к Свету, тот задрожал и тоже отступил на шаг, приближаясь к Паон.       Женщина повернулась к дрогнувшему освещённому пространству, и её глаза расширились от ужаса, она не могла пошевелиться. Мужчина сделал ещё шаг.       — Трусливая сущность, ты даже умереть не можешь достойно! Лишь за твои прошлые заслуги, я сделаю это быстро, — и он, расправив плечи, быстро шагнул к Свету.       Моментально отстраняясь от наступления негодующего человека, Свет побежал в другую сторону и поглотил собой сидящую на полу женщину, поднявшую в последний момент руку, чтобы укрыться от надвигающейся на неё опасности.       Яркая вспышка ослепила на мгновение высокого мужчину, и всё исчезло, в зале снова стало темно. Он молча отвернулся к окну.       — Они породили нас… Они имеют право нас истребить… Мы лишь равновесие во Вселенной!

***

Спустя три дня.

      — М-м-м, — простонала Маринетт, открывая глаза.       Она ощутила себя лежащей в мягкой кровати, но комната, в которой она находилась была незнакомой. Маринетт нахмурилась и огляделась по сторонам, стараясь сообразить, как она тут оказалась, после долгого лежания хотелось потянуться. Она повела плечами, предвкушая сладкие потягушки, и потянула руки кверху...       — Ой!       Её левую руку что-то удерживало. Девушка повернула голову и увидела капельницу, стоящую рядом с её кроватью, трубки которой тянулись к её руке.       «Я что, в больнице?»       Маринетт огляделась по сторонам, эта комната вовсе не походила на больницу, а скорее на дорогой шикарный отель. Тёмные шторы до пола на окнах, обилие комнатных цветов и современные обои, рядом с её кроватью удобное кресло и антикварный письменные стол у окна – это комната никак не подходила под параметры даже самой дорогой больницы.       Дверь зашуршала, открываясь, и Маринетт резко обернулась, чтобы увидеть вошедшего.       — Аля!!?       Мулатка чуть не подскочила от неожиданности, она явно не ожидала и испугалась, когда Маринетт её позвала, но, тут же растянувшись в улыбке, кинулась к подруге на шею.       — Маринетт!!! Я так рада, что ты наконец-то пришла в себя! — уткнувшись в шею, лепетала Аля.       — Наконец-то? А что...       — Погоди! Я позову мадам Бертлен, и она освободит тебя от капельницы, — перебивая её, радостно затараторила Аля, уже подбегая к двери.       — Аля! Да, погоди! — но та уже выскочила в коридор. — Где хоть я нахожусь? — договорила Маринетт в пустоту начатую фразу и уставилась в окно.       Через минуту Аля снова ворвалась в комнату, а за ней следом степенно вошла пожилая и приятная на вид женщина в сиреневом халате.       — Добрый день, Маринетт! — ласково проговорила она, словно давно её знала.       — Добрый день! А что уже день? Сколько я проспала?       — Сейчас, погоди, моя хорошая, мы тебя освободим, и Аля с удовольствием тебе всё расскажет, — при этих словах она подошла к капельнице и закопошилась рядом, убирая иглу из руки Маринетт.       — Хорошо, — успокоившись на минуту, Маринетт замолчала, позволяя мадам Бертлен осматривать себя.       — Вот так, покажи язык, ага, а теперь посмотри наверх, налево, — пожилая дама осматривала её, явно радуясь результатам. — А теперь закрой глаза и дотронься указательным пальцем до кончика носа, ага, теперь другим, очень хорошо, — её голос успокаивал, и Маринетт покорно выполняла всё, что от неё требовали.       — Ты желаешь подняться? — спросила мадам Бертлен, всё тем же тоном.       — Э-э, ну да. Сколько ж можно лежать? — Маринетт откинула одеяло.       — Ты спала почти трое суток, — ответила мадам Бертлен, — и если чувствуешь слабость в теле, то лучше подождать с хождением.       Маринетт замерла с одеялом в руках и перевела взгляд на Алю.       — Сколько? — её глаза, блуждая, поползли по стене.       «Сколько меня не было? ТРИ ДНЯ???» — она нахмурила брови, пытаясь вспомнить, что произошло, но какие-то отрывки мелькавшие перед глазами никак не хотели собираться в единое целое.       — Значит вставать ещё рано, — заключила мадам Бертлен и добавила, — я сейчас принесу тебе замечательный суп, он придаст тебе сил, и, я думаю, всё будет хорошо, — она мило улыбнулась и вышла из комнаты.       — Аля! Я спала три дня? То есть... я фактически была в коме?       — Нет! В коме наверно не была, но спала точно, мастер Фу сказал...       — Мастер Фу?!!       — Да, если ты помолчишь, — Аля села на край кровати, — то я расскажу.       — Прости! Молчу! — скороговоркой выговорила Маринетт и уселась поудобнее, готовая слушать.       — Ты помнишь, как мы в четверг сидели в кафе? И обсуждали твой промах с Адрианом?       — Помню, — немного нахмурив брови, напрягла Маринетт память.       — А потом Джулека указала тебе на Хлою!       «Хлоя!!! Вот что произошло: охота на Хлою!» — Маринетт тут же всё вспомнила: погоня за Хлоей в торговом центре, их перепалка и побег блондинки со словами, что она убьёт мать, и сообразила, что в пылу погони укатила от друзей, даже не сказав, куда она отправилась».       — Аля, как вы меня нашли?       — Не скоро, — грустно ответила она, — пришлось изрядно потрепать телефонный справочник. С шестого раза мы попали, и трубку подняла нужная нам мадам Буржуа.       — Ах! Мадам Буржуа! — Маринетт было рванулась бежать, но Аля её остановила.       — С ней всё хорошо, мы у неё дома. Она классная тётка, — улыбнувшись, сказала Аля, — выслушала нас, всё рассказала и позволила приехать и даже пригласить сюда мастера Фу, который и сказал нам, где найти мадам Бертлен.       — Он был здесь?       — Да, посмотрел на вас всех, обречённо вздохнул и велел найти мадам Бертлен, чтобы она позаботилась о тебе и о Хлое.       — Понятно. — Маринетт на секунду замолчала, переваривая услышанное. — Ты сказала «осмотрел вас всех», что с мадам Буржуа?       — Я ж тебе сказала, с ней всё в порядке! Ну, Хлоя, конечно, повалялась сутки без сил, но тоже ничего... — тараторила подруга, но Маринетт вдруг почувствовала, что она чего-то не договаривает.       — Аля! Где Адриан? — жестко спросила она, холодея в сердце.