***
Сбитое дыхание и несдержанные стоны наполняли всё пространство спальной комнаты, отражались от стен и выскальзывали наружу через приоткрытое окно. Санджи судорожно сжимал побелевшие пальцы на резной спинке кровати, изгибался и подавался назад, навстречу сильным несдержанным толчкам, прикусывал губы, пытаясь удержать самые громкие и развратные стоны. Зоро же склонился к самой его спине, покрытой частыми прозрачными капельками пота, дышал на чувствительную кожу уха блондина, гортанно и хрипло постанывал, когда мышцы Санджи судорожно сжимали, обхватывали член, будто засасывали внутрь, дальше, глубже. Эти низкие, немного хриплые звуки заставляли табун мурашек пробежаться вдоль позвоночника, заставляли нервы искрить электрическими импульсами, прошивающими всё тело. – Не сдерживайся, – всего пара слов, сказанных этим хриплым голосом с будоражащим придыханием, и Санджи почувствовал, как пальцы с чуть огрубевшей сухой кожей коснулись его губ, надавили, заставляя приоткрыть рот и впустить их. По подбородку потёк тонкий ручеёк слюны, а из горла в такт толчкам вырывались не сдерживаемые больше громкие, развратные, горячие, срывающиеся стоны, сопровождаемые влажными, хлюпающими звуками смазки, обильно стекающей по бёдрам и пропитывающей простыни. Влажные, чуть покусанные пальцы покинули плен рта, из которого вырывались вскрики - Санджи как безумный повторял имя любовника, выгибался, прижимался грудью к спинке кровати и кончал, снова и снова сжимая в себе твёрдый горячий член, в основании которого уже начал набухать узел. Жаркие касания губ к спине, прикосновения горячего языка к коже между лопаток в намерении собрать солёную влагу, быстрые, глубокие толчки, то загоняющие растущий узел внутрь тела блондина, то вновь вынимающие утолщение из объятий гладких сокращающихся мышц. Зоро в последний раз с утробным рыком толкнулся вглубь желанного горячего тела и излился глубоко внутри, наклоняясь и кусая мягкую кожу на загривке блондина, вновь оставляя там свою метку, заново помечая своим запахом, клеймя семенем изнутри. Санджи, почувствовав выплескивающуюся внутри сперму, со вскриком кончил, чуть высунув язык и подавшись назад, позволяя запереть себя на внушительном узле. Пара обессилено привалилась к резной спинке, переводя дыхание и лениво целуясь, периодически подрагивая в отголосках череды оргазмов. Зоро чуть приподнял своего омегу и переложил их в более удобное положение. Через несколько минут оба вздрогнули от какого-то резкого, чуть звенящего звука. Расцепившись, парни, испытывая некую неловкость, прошествовали в сторону кухни, где, как оказалось, сидел опекун Санджи и мирно пил чай, изредка с лёгким звоном опуская фарфоровую чашку на блюдце, и читал какую-то книгу. Блондин мучительно покраснел, прикрывшись рубашкой, валявшейся среди разбросанных в спешке вещей. Альфа вспыхнул, но не отвёл твёрдый взгляд от оценивающих его глаз. – Вот и познакомились, – насмешливо, с ухмылкой в длинные усы, проговорил Зефф.***
Зажжённые свечи, аромалампы, расслабляющая музыка… Романтика. Бархатистые, ласкающие слух стоны и всхлипы, срывающиеся с приоткрытых припухших от поцелуев губ. Плавные волнообразные движения тазом, блестящий от ароматной естественной смазки член, то исчезающий меж упругих половинок, то появляющийся снова, чтобы вновь погрузиться во влажную глубину. Сегодня Санджи полностью взял контроль над ситуацией и альфой, с особым пикантным удовольствием трахая себя крупным, покрытым чуть выступающими венами, членом. Блондин не мог насытиться этой властью, которую ему вверил в руки Зоро, пообещав, что позволит делать с собой всё, что вздумается, ведь это был день рождения его любимого омеги. Глубокие толчки, отдающиеся набатом в голову, бешеное удовольствие, ураганом сметающее остатки сознания и оставляющее голые инстинкты, требующие немедленно заполнить белёсой горьковатой жидкостью тело под завязку, чтоб она лилась рекой. Санджи упёрся ладонями в широкую гладкую грудь парня, чуть наклонившись вперёд и делая круговые движения бёдрами, ощущая, как головка члена трётся внутри о гладкие влажные стенки, трётся о шишечку простаты, отправляя плеяды искр в каждую клеточку тела, заставляя пальцы на ногах поджиматься, а мышцы судорожно сокращаться, больше и сильнее обнимать горячую плоть. Глаза обоих были прикрыты, они полностью сосредоточились на ощущении абсолютного, чистейшего и совершенного единения, заставляющего всё тело трепетать в предчувствии скорой разрядки… Но лёгкий запах чего-то горелого быстро снял с сознания пелену удовольствия, заставляя оглядеться. Одна из свечей упала из-за тряски и теперь огонь медленно пожирал любимый галстук Санджи, постепенно перебираясь на штаны Зоро. Горестный стон и вздох сорвались с пересохших губ, и парни сорвались с места, мельтеша, одновременно забивая огонь подушкой и поливая водой из стоявшей на тумбочке кружки. Момент был безнадёжно испорчен, но вспотевшие неудовлетворённые парни устало повалились на кровать, тихо смеясь. – Санджи, а ты, оказывается, горячая штучка! – со смехом и задорным блеском в глазах сказал Зоро, приобняв омегу за талию, и незамедлительно получил по голове влажной от воды подушкой. – Заткнись, Маримо! Просто заткнись!***
Звёздное небо над головой, сотни, тысячи, миллионы сияющих, мигающих и переливающихся точек на небосводе, тёмные стены непроглядного леса вокруг, летняя ночь, овевающая остаточным теплом дня лежащих на траве мужчин. Санджи лежал на спине, удобно устроив голову на валике из рубашки своего альфы, в данный момент склонившегося к паху блондина, вбирающего в горячую влажность рта аккуратный подрагивающий член и массирующего пальцами яички. Блондин был на последнем месяце беременности и всё, что они могли себе позволить, это минет, ибо Зоро пресекал любую мысль о сексе, чтобы не навредить малышу, толкающемуся и проявляющему живой интерес к происходящему, что несколько смущало. Бушующие гормоны сводили с ума омегу. Сначала мужчины скандалили и воевали из-за каждого пустяка, будь то не вымытая посуда или неосторожно брошенное слово. Но во втором триместре беременности Санджи просто оседлал альфу, глаза его дико блестели, а меж приоткрытых губ то и дело проскальзывал кончик языка. Врач заверил будущего отца, что это абсолютно нормально, что у многих беременных омег наблюдается повышенное либидо и беспокоиться не о чем. Зоро снова и снова скользил языком по твёрдой плоти, подразнивая уздечку, заглатывал глубже, выпускал член изо рта, обхватывал губами головку, посасывал, дразнил кончиком языка щёлочку уретры, наслаждаясь яркими несдержанными стонами блондина, который опустил обе руки на его голову, сжал в пальцах зелёные пряди, и попытался резко, властно, требовательно вбиваться в горло любимого мужчины. Альфа лишь приподнял немного кончики губ, и вобрал член в себя по самое основание, чуть застонал, давая Санджи почувствовать вибрации чувствительной головкой, после чуть выпустил плоть, прижал языком головку к нёбу и вздрогнул от сладостного стона, сорвавшегося с губ блондина, от терпкой вязкой спермы, разлившейся во рту, медленно стекающей в горло. Омега расслабился и вновь вгляделся в немного плывущие и кружащиеся в замысловатом танце звёзды, чувствовал, как рядом с ним на походном пледе растянулся Зоро, сжав в своей немного мозолистой ладони более тонкую и холёную руку. Ночное небо завораживало своей красотой, влюбляло в себя, гипнотизировало медленным движением разнообразных созвездий. Мужчины могли лежать так вечно, наслаждаться теплом друг друга, наслаждаться редкими часами спокойствия и перемирия, наслаждаться тишиной и уединением. В тёмном небе мелькнула упавшая звезда, и альфа успел загадать желание, пряча лёгкую, как дуновение ветра, улыбку. – Знаешь, кажется, я рожаю… – тихий умиротворённый голос патокой влился в уши Зоро, как всегда насладившегося своими любимыми звуками и интонациями. Но через полминуты до его разомлевшего сознания добрался и смысл сказанного, сладостное оцепенение сменилось паникой. Альфа подскочил и понял, что не может сообразить, в какой стороне они оставили машину, что абсолютно не представляет, где ближайшая больница и что вообще делать в такой ситуации. Но к действиям его призвали яростные нотки в голосе завывающего омеги: – Послала же природа мне в пару тупоголовое Маримо!