Избранники

«Это он не позволил мне защитить его», — стекая по щекам, слёзы смешивались с давно уже запекшейся кровью на лице Микасы Аккерман. За все проведенное здесь время не промелькнуло и мысли вытереть это отвратительное месиво засаленным рукавом солдатской формы, она не видела в этом никакого смысла (как и в дальнейшем своем существовании). Более того, Аккерман не горела желанием радовать своим действием коротышку капрала, этого гребаного чистоплюя, сидящего по правую руку от нее самой в этом до тошноты мерзком, но вычищенном почти до сверкания камней подвале. «Даже темница мылом воняет»,  — Микаса бы усмехнулась, только вот вспомнила, кого именно Ривай заставлял вечерами все здесь драить. Конечно же того, кто здесь и жил, точнее, кого заставляли в свое время изо дня в день пребывать в этом месте. Воспоминания нахлынули волной, в которую Микаса и была бы готова погрузиться с головой, даже не задержав дыхания, да только выдавить из себя хоть какую-то эмоцию в данный момент было для нее попросту невозможно, не получалось, не способна. Слезы лились из уже покрасневших опухших глаз не по ее воле. Быть может, мозг решил таким образом рефлекторно смягчить боль, убивавшую, терзавшую юного солдата изнутри, вот только это ощущение стало не болью вовсе, холодной и раздражающей, оно стало постоянным спутником еще с того момента, как ее сводного брата похитили в первый раз. Боли убивать уже нечего, некого пожирать, сжигать изнутри, ведь смерть приемной сестры Эрена Йегера наступила еще на поле боя. Тело борется, изо всех сил пытается сражаться с ежедневной, ежеминутной пыткой. Микаса нет. Ей не за что бороться, уже не за что. — Много же мы дерьма натерпелись из-за Йегера. Хотел бы я сказать, что удивлен, что все наши вылазки, действия оказались напрасны, да боюсь солгать. — Капрал сидел лицом к Микасе на расстоянии метра от нее, уставившись в одну точку где-то за плечом подчиненной. « Он опустошен. Так же, как и я», — пыталась то ли оправдать, то ли проанализировать Ривая Микаса. Делала она это лишь затем, чтобы уже успевшие напрячься от нахлынувшей злобы кулаки не сломали капралу еще какую-нибудь часть тела. Они оба потеряли тех, кого избрали, пусть и выбор был сделан неосознанно. Эрвина Смита, Эрена Йегера. Все члены отряда разведки подмечали, как они похожи — Микаса и Ривай Аккерманы, что, в общем-то, не казалось удивительным для тех, кто знал фамилию последнего. Безразличие, бесстрашие, безэмоциональность — казалось, они лишены всего человеческого, кроме чувства верности тому избранному, ради которого сильнейшие воины человечества могли пожертвовать даже своей жизнью. Нет покровителя — нет цели — нет смысла далее существовать — вот закон клана Аккерманов, негласно передающийся из поколения в поколение. Микаса не торопилась отвечать капралу на его реплику. Он не глядел на подчиненную, Ривай смотрел через нее, и последние слова командира были адресованы точно так же не ей. Лишь темноте, кромешной тьме, с которой пытался бороться лишь маленький тусклый огонек свечи, поставленной где-то за решеткой темницы, чтобы по невнимательности не задеть ее ногой.  — Зачем вы приехали сюда, сэр? — всем было уже без разницы на субординацию и официальную обстановку, но привычка обращаться «по-должностному» уже отработана годами. Отряд разведки после неудачной вылазки отправился сюда, на старую базу, убегая от угнетения народа и властей. Все равно скоро мы все помрем. Все-таки Микасе было любопытно, по какой причине капрал отправился с разведотрядом, а не скрылся где-нибудь в центральном городе или за его границами. Еще больше — зачем он сидит здесь, рядом с ней, на холодном сыром полу. Девушку держал в этом подвале старого особняка дух его бывшего обитателя. Ривая же не удерживало здесь ничего. — Я знал, что ты придешь сюда, — фраза неожиданная, но Микасу уже ничто не удивляет. — Было интересно, что чувствует Аккерман после… — он не стал договаривать, азиатка поняла всё и без слов. В подвале не сквозил ветер, тем не менее огонь свечи начал то погасать, то снова загораться пламенем более ярким, чем до этого. Однажды Саша сказала, что таким образом духи дают знать о своем появлении. На лице Микасы мелькнула грустная улыбка. Оба Аккермана смотрели в пламя огня, пытаясь найти в нем истину или хотя бы намек на какой-либо план дальнейших действий. Возможно, это первый и последний день спокойной жизни, если ее еще можно так назвать. Некого убивать — титанов на Парадисе больше не осталось. Защищать, спасать, оберегать — кого? Свою психику и нервы, возможно, чтобы окончательно не свихнуться в этом и так сумасшедшем кровавом мире. Спустя какое-то время, проведенное в полной тишине, Ривай начал медленно вставать, инстинктивно стряхивая с рубашки мелкие пылинки и грязь. От такого жеста Микасе одновременно захотелось рассмеяться от абсурдности ситуации, но с другой стороны она вдруг почувствовала себя грязной, слишком. Капрал сразу после миссии принял душ, в то время как азиатка провела все это не столь долгое время за раздумьями где-то в окрестностях особняка в полном одиночестве. Надо же, хоть какие-то чувства стали вновь проявляться, а слезы в свою очередь понемногу исчезали с бледных щек, «забирая» с собой частички крови, впитывались в туго повязанный шарф. Микаса попыталась спрятаться в нем от нахлынувшего смущения из-за своей бесстыдной неопрятности.  — Ты не похоронила его. И никогда не похоронишь, пока хранишь эту тряпку у себя на шее, — Забавно, что Эрена просто похитил Звероподобный титан, а весь отряд уже успел похоронить Йегера и формальную могилку ему возвести.  — Капрал… — на выдохе начала она. — вы вообще не рассматриваете вариант того, что… — …Йегер каким-либо образом останется в живых? Столь же вероятно, сколько возвращение Эрвина из мира мертвых, — символичная параллель. — Даже если этот недотитан и обратится в свою форму, его держат другие три, один из которых, наверное, уже его сожрал по дороге. Ривай возвышался над ней. Микаса заметила, что он впервые за все время, проведенное здесь, посмотрел ей прямо в глаза. Наверное, хотел увидеть реакцию, хоть и без особого освещения было трудно разглядеть ее часто перебегающий с одного на другое взгляд, трясущиеся руки, а еле-заметные дергания подбородка были и вовсе скрыты от глаз капрала. Нет, слез больше не осталось. Лишь злость нахлынула на Аккерман вновь, злость и агрессия, девушка была на пределе, но не показала этого, вновь уткнувшись носом в свой кровавый во всех смыслах шарф. — Знаешь, а я ведь испугался, — вдруг сказал Ривай. — Вы о чем? — Твой взгляд, когда я хотел вколоть сыворотку Смиту, а не Армину. Думал, убьешь, — с какой-то полуусмешкой неспешно говорил Аккерман, по-прежнему смотря на Микасу. — Я хотела. Но было бы забавно — погибают два сильнейших воина нашего времени, а затем крадут и надежду человечества. — Два? — Думаю, меня бы повесили за убийство своего командира, — Аккерман неспешно встает. Забитые мышцы уже успели затечь, колени же нехило тряслись от усталости. — Твоя правда. Два сильнейших воина умерли бы ни за что, как и, собственно, остальные. — Они умирали за веру, — кровь продолжала закипать в венах Микасы, хоть и относительно данной ситуации спокойный голос не выдавал ее чувств. Любые упоминания, любые намеки на Эрена из уст капрала выводили ее, выбешивали. Во многом потому, что слова его звучали чертовски правдиво. Они и были чистой воды истиной. — Они глупцы, — такой итог вывел из разговора Ривай, собираясь уже наконец покинуть темное помещение. — Тогда глупец и вы, — капрал остановился прямо у еле-стоящей на ногах подчиненной. Он посмотрел на нее как на такую же глупую маленькую дуру. Аккерман же, бросив вызов, наполнила свой взгляд презрением и ненавистью. — Аккерман, ты думаешь, в него я верил? Я верил в Эрвина Смита…  — Который сражался за Эрена.  — Ох, да ты даже после смерти этого неудачника Йегера защищать собралась! Она знала, что это лишь очередная бессмысленая провокация. Она знала, что ей, утомленной и измученной не хватит сил нормально ударить капралу по его безразличной, но в то же время чуть ли не смеющейся роже. Азиатка так же понимала, что, несмотря на все свои раны, даже в этой тьме он среагирует на ее выходку мгновенно. Иногда на спаррингах Микаса вставала с ним в пару — мужчина был единственным, кого победить своими привычными приемами она была не в силах. Так и случилось — Риваю не составило труда перехватить кулак девушки своим. В один момент он вывернул ее руку, что позволило мужчине развернуть подчиненную полностью лицом ко входу в темницы. Сил сопротивляться у Микасы не было, сил выпрямляться, когда Ривай бессовестно нагнул ее в совсем некомфортную позу, словно дешевую проститутку из тайных публичных домов Троста. Ривай наклонился вслед за Микасой, плотно прижимаясь корпусом к ее спине и заломанным за ней рукам. В помещении было тихо, слишком тихо. Любые выдохи и вздохи были отчетливо слышны и отражались эхом от стен, как и отсвечивалось слишком хаотичное горение свечи, которая то как будто бы не горела вовсе, то освещала довольно сильно. — Твой любимый Эрен был слабаком, — прошипел ей на ухо Леви, — могу повторить это сколько угодно раз, прежде чем ты поймешь. Он был слабаком, поэтому и сдох. Или перестанешь ныть и станешь сильнее, Аккерман, или кончишь как он. Хотя, возможно ли хуже — он просрал все, что мы имели, все, чем мы рисковали, по своей невнимательности — вот как он помер. Микаса уже перестала пытаться высмотреть хоть что-то в снова наступившей кромешной тьме, ближайший огонь был в тот момент слишком слаб, чтобы пытаться ориентироваться по его свету, а слипшиеся из-за крови и пота волосы застилали лицо. Плевать на законы — жестким на маленьком каблуке сапогом Аккерман, полагаясь на интуицию, с силой наступила Риваю на ногу, придавливая уже дважды поломанные пальцы к полу. Не промахнулась. После неудачной вылазки и борьбы с десятками окруживших капрала титанов все тело его горело, мышцы сводило, а кожу покрывала одна сплошная рана. От такого неожиданного хода подчиненной Ривай зашипел от боли, и хватка рук его ослабла. Микаса же в свою очередь воспользовалась моментом: немного присев, она освободила обе кисти рук, локтем одной из которых смело врезала капралу по лицу. «Заслужил» Силы, неожиданно для нее самой, вновь вернулись к Аккерман, а огонь, вспыхнувший с новой силой, уже нормально освещал темницы, что позволило Микасе пару секунд собраться и мгновенно продумать дальнейшие действия. Какова ее цель? Унизить капрала? Отомстить за все причиненное Эрену зло? Возможно. Толчок ногой прямо в область диафрагмы заставил Ривая потерять равновесие: так он и упал, не успев вытереть кровь, хлынувшую из носа после удара локтем. На секунду Аккерман стало жаль его. Сильнейший воин человечества задыхается в собственной крови в сыром и мерзком подвале. «Эрен проводил здесь каждую ночь». Девушка одним шагом пересекла расстояние между собой и капралом, затем остановилась прямо у его ног. Так и хотелось пнуть коротышку, ударить со всей силы и уйти, оставив его здесь одного подыхать. Все равно в конце концов смерть придет за всеми на этот злосчастный остров. «Парадис», как иронично. Возможно, желание Микасы и воплотилось в реальность, думала бы она чуть быстрее. Но в этой мини-гонке победил Ривай. Сильным ударом ногой по боковой части щиколотки он заставил подчиненную упасть на бок, прямо около своих же ног. Не теряя ни минуты капрал, поднявшись на локтях, подполз к своему «противнику», коленом Ривай надавил на бедро, немного переворачивая на спину еще сопящую от боли Аккерман, второй же ногой прижал голень солдата к холодному полу. Хоть командир и был ростом ниже девушки минимум на семь сантиметров, по весу он превосходил азиатку, так что выбраться из хватки вновь боеспособного Ривая было весьма затруднительно. Видимо, прилив сил почувствовала не только Микаса. Ноги были надежно зафиксированы  — тонкие запястья он сжал практически до онемения одной левой рукой. Свободная ледяная ладонь капрала проникла к шее азиатки: казалось, что сейчас он ее задушит, девушка бы даже и не удивилась такому повороту, тем более, что в данном положении это бы труда не составило. Но нет, все оказалось гораздо более странным — запустив пальцы под кровавый во всех смыслах шарф, он начал развязывать на Микасе ее талисман и оберег, пахнущий потом и кровью, древесиной, медом и свежим хлебом, да чем только эта тряпка не воняла. От прикосновений холодных пальцев к нежной коже по телу девушки пробежали неприятные мурашки. Аккерман показалось, что температура в помещении повысилась градусов на восемь, так что касания капрала создавали еще больший контраст и хотелось поскорее убрать руку Ривая со своего тела. У Микасы был шанс воспользоваться единственным доступным в данный момент оружием: укусить руку капрала, или, что еще лучше, рывком дотянуться зубами до уже подбитого носа или щеки. Но девушка не захотела знать, что с ней будет в случае неудачи этого маневра. Так что Аккерман продолжила терпеливо наблюдать за действиями Ривая, ожидая, когда боль вместе с временным параличом из-за удара спиной отпустит ее. Странно, что капрал видимо и не намеревался душить азиатку, как ей показалось сначала.Он лишь аккуратно пытался размотать ткань, иногда приподнимая шею Микасы. «Сражайся. Победа — жизнь. Крах — смерть» Воспоминания того рокового для Микасы дня всплыли как нельзя кстати вместе с изменившими всю ее дальнейшую судьбу словами Эрена. Первое убийство. Первый друг. Первый избранник. «Сражайся!» Боль уходила, а Микаса вновь получила контроль над собственным же телом. «Нет борьбы — нет жизни!» Аккерман начала беспомощно брыкаться, орать, вертеться в попытках освободиться из грубого захвата капрала. «Сражайся!» После недолгих усилий девушка освободила кисти рук и была уже готова впиться в лицо Ривая уже успевшими отрасти ногтями, да только командир вновь опередил ее. Победил. Снова. «Я боролась, Эрен, ты видишь? Я боролась!» Развязав наконец столь дорогую для подчиненной вещь Ривай откинул шарф в сторону. Бросок был меткий: бахрома багровой ткани угодила прямо за решетку темницы в пламя свечи. За столько лет шарф стал неотъемлемой частью Микасы, словно рука или нога. Она неохотно снимала подарок брата даже в самую сильную жару, за что ловила странные взгляды окружающих, но Аккерман было все равно. Она ощущала комфорт, уют и тепло, именно домашнее тепло. Словно Эрен был рядом с ней всегда. И вот Микаса Аккерман видит, как частичка ее сводного брата, да что уж там, часть ее самой сгорает в огне. Она бы и бросилась в пожирающее кровавую ткань пламя, если бы не руки капрала, сдерживающие ее за талию сзади. Эти недообъятия были слишком тесными, капрал сомкнул руки и не отпускал до последнего, хоть и получая при этом удары в самые разные части тела. Но Ривай привык быть победителем, и сейчас он давал понять это Микасе в полной мере. Терпел мужчина ее отчаянные «побои» не более пятнадцати секунд — пламя свечи мгновенно охватило сухую ткань шарфа. Огонь разгорелся сильный. Впервые за их времяпрепровождение в подвалах особняка все было четким: одежда солдат, стены, мелкие капли пота и крови на лбу и щеках обоих. Запах стоял в темницах отвратительный. Пахло отнюдь не медом и древесиной — воняло жжеными волосами, ставшими единым целым с плетением ткани. Из уст Микасы Аккерман не летели бесчисленные проклятия и оскорбления. Она не спешила задавать Риваю вопросы о причине такого поступка, хотя от капрала девушка ожидала всего, но не такого унижения ее своеобразной любви и привязанности. Она лишь кричала, ревела вновь, словно Эрена сжигали прямо на ее глазах. Пятнадцать секунд. Странно. Привычные эмоции, новые ощущения. Учащенное сердцебиение выровнялось, а сомкнутые глаза Микасы раскрылись вновь, и, казалось бы, девушка и не заметила, что ее талисман только что сгорел в пламени. Наступило облегчение. Наконец она приняла действительность. Отлегло. Свободна? Ривай, убедившись, что Аккерман более менее спокойна, разжал руки и отпустил ее, немного зажмурив глаза — ожидал удара. Возможно, она убьет его здесь и сейчас. Но миссию свою он все же выполнил, а это уже выигрыш. Но ничего не последовало. Микаса просто медленно встала и пошла, немного похрамывая, как будто ничего и не произошло. Но произошло многое. Довольно часто на солдатской службе бывали случаи, когда людям отрывало конечности, но они даже этого не понимали — не чувствовали, слишком сильная боль попросту не воспринималась организмом человека и блокировалась. Наверное, Микаса ощущала то же самое, пусть боль была и не физической вовсе. Лицо Аккерман горело, голова раскалывалась от боли и внутреннего давления. Она решила наконец покинуть душное помещение, хоть кто-то уже должен это сделать. Капрал же сел и прижался к холодной стене. Наверное решил подождать, пока Микаса покинет темницы и не мозолить больше своим присутствием ее глаза. А возможно ему просто слишком хреново.  — Ты любила его? — вдогонку бросил Ривай. Нелепо сейчас это спрашивать. Казалось, он хотел извиниться, но вместо этого решил лишь убедиться в своем суждении  — Он был моей семьей, — Микаса не остановилась, она продолжила идти вперед к выходу, лишь немного повернув голову по направлению к командиру. — Он последний…был последним, кто у меня остался. — У тебя ведь ещё есть семья, готовая защищать тебя, — судя по голосу, Ривай все еще пытался выровнять сбившееся дыхание, — просто…просто помни об этом. Микаса помнила. Отряд не был девушке семьей в полной мере, но ею являлся Армин Арлерт. Возможно именно про него и сказал капрал. Да, его он и имел в виду, а кого же еще? Пока два сильнейших солдата разведкорпуса находились в подвале особняка, солнце уже успело зайти за горизонт. Впервые за два часа Микаса вдохнула свежий воздух, увидела природу в темных, но одновременно таких светлых по сравнению с роковым подвалом красках: звездное темно-синее небо с желто-оранжевыми переливами на уровне горизонта было столь волшебно, макушки огромных лесных деревьев были видны даже отсюда. Как ни странно, природа была спокойна, как и к удивлению душа девушки, что сильно контрастирует с происходящим в данный момент вокруг. От легких дуновений теплого ветра самочувствие Микасы значительно улучшилось. Аккерман еще было ради кого сражаться, кому посвятить всю себя и затратить на чью защиту все свои силы. Армин тоже является ее семьей, все-таки не зря девушка вновь почувствовала в этом злосчастном подвале прилив сил, словно как девять лет назад, когда Эрен спас маленькую ее от насильников. Только вот Микаса не знала, что Ривай Аккерман ощутил то же самое.