Осенний сон

Осенний лес, окутанный в пелену тишины и спокойствия, мирно дремал под нежную колыбельную последней ещё не покинувшей его птицы. Одинокая мелодия была такой же грустной, как завывание легкого, но уже по-особенному прохладного ветра, как и сами сновидения леса. Исполненные тоской по ушедшим временам, они наполняли такой нужной теплотой пустоту его сердца. Эти сны контрастнее всего выглядели на фоне пастельных красок одеяния леса. На фоне всё чаще срывающихся сухих, уже коричневых листьев. Это было так, словно озорной мальчишка-ветер случайно зацепил вязаную, почти законченную шапочку бабушки-осени и понемногу, будто бы хочет точнее рассмотреть узор, распускает яркое одеяние клёна. На фоне проползавшего мимо маленького ужа, проносящегося мимо шустрого ёжика, спешащих в долгожданную спячку. На фоне проплывающих сверху туч, немного сероватых, как будто ими до блеска натирали синеву неба. На полотне общего уныния перед предстоящим трудным испытанием - зимой. Настолько яркими могли казаться только сны об одном. Сегодня в своих грёзах лес вспоминал чудные дни, когда жизнь пестрела всеми своими проявлениями. На роскошных ветвях в окружении бело-розового снега цветов неугомонные птицы будили разносящимися по всей поляне трелями небесное светило. Огромное красное яблоко медленно выкатывалось из-за горизонта. Лес постепенно оживлялся, повсюду уже слышалось то шуршание травы, ещё не скинувшей прохладной росы, в которой - ходили слухи - умывались проворные и поразительно маленькие феи, пугавшиеся всякого шороха. Яркое солнце уже заливало разноцветными лучами промежутки между высокими и крепкими деревьями, одетыми в зеленые рубашки. В дуплах покидали Морфеевы владения рыжие проказницы-белки. Вода в узеньком ручейке звенела веселей, поддерживая веселую песню леса. Эта песня... Каждый, хоть раз слышавший даже маленький её отрывок, хоть одну строчку, уже не мог выбросить из голов простенький мотив, удивительно вплетающийся в память, словно разноцветные ленты в косу. Сложно описать её мелодию, слова. Все говорят разные вещи об этой песне: кому-то кажется, что она повествует о любви, бездонной, захватывающей сердце в свои стальные объятия, дарящей огненные поцелуи.Некоторые считают её немного грустной, печалящейся о том, чего недостает. Ещё кто-то верит, что она приоткрывает завесу над тайной жизнью леса, рисует поражающие своей яркостью картины о ней, неповторимой. Предполагают, что она оказывает странное влияние, будто вливая какой-то магический эликсир в душу, от которого даже в бесплодных пустынях цветут розы. Каждая версия хороша по-своему, во всех есть и особенный смысл. В том, что они похожи нет смысла спорить, ведь в основе всех их лежит душа. Ведь разве вовсе сухой, бесчувственный стих заставит кого-нибудь испытать всю гамму эмоций, заложенных в него автором ? Вот и здесь также. Заслышав первые строфы песни, душа каждого открывается и рождает свой танец, особенный, посвященный только этой мелодии, этим словам. Она не была какой-то обычной. Нет, музыкальными инструментами были шумящий в изумрудной листве деревьев ветер, звонкий ключ, несущий хрустальную прохладу из недр земли, шуршание маленьких зверьков в своих норках, тихое, еле заметное, но бессменно дополняющее музыку леса пошевеливание травы. Стихи великого мудреца, знающего обо всём и умеющего в несколько строф вложить такой смысл, коего не могут достичь многие, тратя на его поиски целую жизнь, читают своими мелодичными голосами на недоступном нам языке маленькие пичужки. Они начинают тихо - и не могут сдержаться, поют все громче и громче, и исполняют это так превосходно, что душа от переполняющего счастья хочет выпорхнуть наружу к тем же птичкам, чтобы петь вместе с ними. И вспоминать хочется ее постоянно, а если забудешь - то найдешь эту музыку в сердце. Когда нужно будет, она откроется тебе как самая сокровенная тайна. * * * Единственная птица, не покинувшая хмурого леса, одиноко сидела на ветке, почему-то задумчиво глядя вдаль. Она не знала, почему не улетела со своими родственниками, друзьями, словно какая-то сила не отпускала её отсюда. Несколько раз пыталась покинуть здешние места, но то холодный ветер пронзал прямо до костей, сметая все на своем пути, то шел непрерывный дождь. Она понимала: следует сделать что-нибудь взамен, но вот только что ? Под бременем столь важной - а она, несомненно, была важной - но пока еще не совсем понятной миссии, птичка невольно уснула, но тут же была разбужена парой мокрых, а поэтому слипшихся между собой листьев, упавший прямо ей на голову. Она отряхнулась, оттопырив каждое перышко, и вдруг замерла. Птичка вспомнила почти так же пробудивших ее два желудя, снесенных порывом ветра на соседний сук. А вместе с тем - и ослепительное солнышко, и лоскутный ковер травы, покрытый цветами всех возможных цветов. И будто поток летнего воздуха ударил ей в грудь, стремительно убирая все мысли о будущем, оставляя только незабвенное прошлое. Она запела. Было это совсем не так, как вчерашняя песня. Птичка исполнила летний мотив, но только звучал он немного невесело под унылое завывание ветра уже в почти голых ветвях, без возни пушистиков в полностью пожелтевшей траве. Даже, казалось, родник чуть-чуть замедлил свой вечный бег. Никто бы больше не предположил, что в песне рассказывается о чем-то веселом. Слышались только отголоски той безудержной радости, не прекращавшейся весной и летом, но уже в роли скорби, будто реквием о них. Птица закончила петь, но музыка ещё длилась. Она звучала и звучала, отдаваясь эхом в самых дальних уголочках леса и находя там свое дополнение. Мелодия разрасталась волнами, заполняя собой все в округе, поглощая оставшееся веселье. Коротая время до первого снега. А последняя птица снялась с ветки и полетела, не оглядываясь.