***
Судя по тому, что после пяти Тошинори все еще не пришел, сразу после работы, дабы не бесить своим «пришел-ушел-побегал-пришел», сразу отправился на пробежку. Подобную ситуацию они уже практиковали раньше, поэтому Михо не стала злиться на Всемогущего, который спокойно бегал по школьным уже опустевшим дорожкам, а тот в свою очередь, чтобы потом как-нибудь извиниться за опоздание, на обратном пути обязательно купит что-нибудь вкусное: фрукты, какое-нибудь вино или просто сладкое пирожное. И так, в принципе, и случилось. Яги пришел уже после шести, где-то в половине седьмого, в своей обычной форме, правда без пиджака и с ослабленным галстуком, к тому же чуточку потрепанный — все же после пробежки. Да и спортивную форму, кажется, оставил в академии, потому как лишних пакетов или сумок она у него не видела. И все равно, даже если он опоздал, держа в руках бутылочку красного вина, брюнетка просто была рада тому, что хотя бы увидела его, поэтому, уже ползя с кухни, хватаясь за каждый метр стен, под конец, оставшись в шаге от мужчины, чуть оттолкнулась и прыгнула на него с распростертыми объятиями — знала, что ее обязательно поймают и прижмут к себе. В тот же момент блондин бросил на пол рабочий портфель, быстро поставил бутылку на небольшую обувную тумбу в стороне, а затем подхватил прыгнувшую на него девушку — просто не мог позволить ей опуститься обратно на пол, зная, что потом та будет ныть о том, что болит нога, и… Боже, чего распинаться? Он просто никогда бы не отвернулся от подобного жеста. И сейчас, поймав ее, он крепко прижал сравнительно более маленькое тело любимой к себе, устало прикрыл глаза и медленно опустил ее на пол, не смея выпускать из своих объятий. — Я скучал, — тихо, с привычной хрипотцой, произнес Всемогущий, поглаживая по темным мягким волосам Михо, которая мелко подрагивала, прижимаясь носом сначала к плечу, а потом и к груди мужчины, трясь о него. Раньше он мог бы испуганно спросить ее, почему она плачет, но сейчас, за столь долгое время привыкнув к этому, он только с улыбкой отмечал, что эта женщина просто нюхает его и потом обязательно скажет, что соскучилась по одному только его запаху и теплым объятиям. — Я скучала не меньше тебя, господин герой!.. После пробежки ты так приятно пахнешь, и объятия более горячие, — последние слова из ее уст звучали намного тише, потому как, хоть и говорит это уже не в первый раз, было все равно неловко и даже немного стыдно, но, тем не менее, как раньше — того ярко румянца и нервного потения ладошек уже не было. И Яги это смешило, как и раньше — его девочка уже выросла, но осталась все такой же маленькой стесняшкой, которой было неловко говорить такие вещи, которая могла отвести взгляд и забормотать что-то невнятное, услышав комплимент в свой адрес, и прочее. Правда такие проявления, наверное, бывают только в его присутствии, потому как «Панацея» ну просто не может казаться слабой девчонкой в глазах своих пациентов. А то, что смешило ее мужчину, смешило и саму Нобутани, поэтому, заметив улыбку на губах мужчины, ее пробило на мелкий смех, и уже через пару секунд смеялись оба. Ради вот этих вот секунд смеха и счастья стоило прождать его почти полдня. — Пойдем скорее, я запекла тунца и сделала шоколадное печенье!..***
«А после хорошего ужина было бы неплохо и вина выпить, но… Если ты, конечно, не против того, что сначала я схожу в душ,» — именно с такими словами Тошинори, хорошо отужинав, поднялся, поцеловал в лоб хозяйку, а затем вышел из кухни, оставив Михо одну за столом, счастливую, но одновременно обескураженную. С виду, как ей показалось, мужчина все же устал. Да, ей было приятно, что он съел все-все, до последней крошки, и было интересно послушать в живую то, как он отзывался о своих учениках и, конечно, юном Мидории, но сердце немного щемило — сейчас, когда он потерял все силы, даже когда-то привычные тренировки для него сейчас становятся малость трудны — уже не может спокойно пробегать те двадцать километров, как раньше, и сбавляет круг до восьми-десяти, да и устает он, кажется, не только от этого — в связи с сегодняшним происшествием в ванной он, как ей показалось, просто чувствовал себя нехорошо, но на пробежку все же отправился. — Вот ведь… Спортивный фетешист! Уж лучше бы он следил за коллекциями выпускаемых бюстгальтеров для женщин, чем за формой своих учеников, Мидории и вообще своей! — все бурчала девушка, намывая уже вот последние тарелки, совсем не замечая того, что постепенно звуки льющейся воды из ванной комнаты стихают, а потом и вовсе пропадают, потому что к тому времени она и сама плавно перешла с мытья посуды на протирание ее чистым сухим полотенцем, — Или следил бы хотя бы за какими-нибудь журналами, за цветами, за фантиками из-под конф… Но резкий холодок на шее, а потом прикосновение к бедру резко заткнули ее, вызвав дрожь во всем теле, а после даже… Тихий судорожный вздох, когда услышала над ухом «Мне бы пришлось по душе следить за бюстгальтерами одной женщины, только вот она всегда скрывает их под одеждой, поэтому приходится довольствоваться „спортивным“ фетишем от блондина, сопровождаемое его плавным прикосновением уже не только к бедру, но и, уже другой рукой, к груди, пока губы коснулись кожи за ухом. Подобная реакция брюнетки радовала его, безусловно, ведь это значило то, что примерно чего-то такого она и ждала от него, потому как после прекрасно ощутил, как ее маленькая ладонь легла поверх его большой, вынуждая чуть сильнее сжать упругую грудь, а также и то незначительное, но заметное движение бедрами по направлению назад — к его телу. — Я была бы рада всему, что ты начал бы делать, если это не навредило бы твоему здоровью, потому что эти тренировки плохо сказываются на твоем здоровье, — голос девушки немного продрог, но, как понял Всемогущий, она еще пыталась говорить спокойно и держать себя в руках, но когда оба понимали, что интимной близости у них уже не было две недели при обычных трех разах в неделю, это получалось, в принципе, плохо у обоих, так как и следующие слова самого Тошинори были не слишком уверенными. — Так что там на счет фетиша на бюстгальтеры моей женщины? — хрипло посмеялся мужчина, скорее даже не над своими словами, а над собственным голосом, на который Михо после обернулась, отложив в сторону еще сырую тарелку и уже влажное полотенце. И, о боги, этот взгляд Яги игнорировать не мог: чуть влажный из-за маленьких слезинок в уголках глаз, такой нежный и просящий. И тогда же, даже не услышав ответа, не взирая на усталость и легкое покалывание в боку, он резко подхватил взвизгнувшую брюнетку, прижал к себе и, шутливо подмигивая, быстрым шагом направился в спальную комнату.***
Эти минуты счастья еще несколько дней будут заставлять Михо улыбаться, как последнюю дурочку, в самых неподходящих местах, даже во время работы, если к этому времени она все же оправится. И пускай на нее будут смотреть криво, не понимая, почему девушка, пришедшая в магазин за молоком, или героиня, лечащая пострадавшего гражданина или другого героя, глупо улыбается и что-то смущенно бормочет про себя. Ей просто очень хорошо. Сейчас, лежа на груди любимого мужчины, который, еще немного сбито дыша, еле сдерживался, чтобы не уснуть от столь приятного, но утомляющего после тяжелого дня времяпровождения, брюнетка внимательно смотрела на него. Уже не тот мускулистый мачо, как раньше, но и сейчас, со своими впалыми щеками, острыми скулами и чуть подсохшим телом, он выглядел ничуть не хуже. А все потому что влюбилась она еще в того пятнадцатилетнего мальчишку, который только-только осваивал свою приобретенную причуду, когда он даже толком не сформировался не только как мужчина. — Дорогой, ты спишь? — спустя минут пятнадцать, задала вопрос девушка, когда поняла, что ноги после той сладкой неги вновь нормально функционируют, дабы потом нормально, без падений, устойчиво встать на них. Подождала минуту, а потом чуть привстала на локтях, замечая, что голубые глаза, до сего смотревшие то на ее макушку, то на потолок, теперь закрыты тяжелыми веками. Кажется, все же спит. И после этого она сразу аккуратно слезла с него, зная, что сейчас, в отличие от былых времен, ее вес уже тяжеловат для него в подобные моменты, и села на край кровати, свешивая ноги вниз. Те были в легких красных следах и даже синяках от длинных пальцев Тошинори, но это только еще одно напоминание о том, что сегодня они приятно провели время вдвоем. И хотелось бы встать, сходить в душ и переодеться в спальную одежду, чтобы потом лечь спать рядом с любимым, но сил все равно не было, к тому же болела нога. Поэтому, посидев совсем чуть-чуть, Михо сделала выбор в пользу любимого, а не собственной гигиены, даже если между ног было немного липко, а кожа в уголках глаз неприятно пощипывала из-за пущенных «когда-то» крупных горячих соленых слез. — Тогда спи, ладно… Сладких снов, дорогой, — и хотелось бы поговорить еще чуть-чуть, ведь сейчас, вроде бы, еще рано для сна, но девушка понимала, что тот наверняка устал побольше ее, поэтому и притихла быстро. Просто подвинулась поближе к нему, положив голову не на свою подушку, а на его, прижимаясь носом к его плечу. Обняла одной рукой его теплое тело, а другой, аккуратно подняв ладонь мужчины, положила ее себе на плечо. Чуть позже тот и сам, нащупав под рукой что-то теплое, аккуратно сжал ее плечо, этим самым явно давая понять, что всю ночь вряд ли отпустит ее куда-либо. И под его большими ладонями стало как-то теплее, спокойнее и роднее, и веки будто вмиг отяжелели, из-за чего скорее захотелось закрыть глаза. Последний мутный взгляд на спящее лицо любимого мужчины, легкая улыбка, и Михо, вслед за Тошинори, крепко заснула.