Bonds

      Ордис не совсем понимает, как это — чувствовать. Он даже не уверен, являются ли все его эмоции, все его ощущения, все его чувства реальными, не результат ли они хитро написанного кода, не заранее ли написанная программа, призванная добавить ему больше человечности? Он, конечно же, испытывает страх за Оператора, когда тот раз за разом пытается взломать неподдающуюся консоль Корпуса дрожащими от нервов пальцами — потому что за спиной воет и надрывается сигнализация, а где-то вдалеке уже слышны резкие, каркающие выкрики солдат, бегущих ловить нарушителя; он, конечно же, испытывает гордость за Оператора, когда тот достигает нового ранга, когда тот повышает репутацию у Суды и когда тот успешно завершает миссию, добиваясь высокой награды; он, конечно же, испытывает любовь и какую-то трепетную нежность к Оператору, когда тот ходит по кораблю и гладит лопоухого кубрау, когда тот мягко водит пальцами по элементам аятанских скульптур, рассматривая их, и когда тот засыпает в своей соматической связи, прикрыв сияющие золотом глаза и склонив голову чуть набок так, что пряди иссиня-чёрных волос спадают на рассечённую тёмным, выпуклым шрамом половину лица. Наконец, он, конечно же, испытывает к Оператору признательность и благодарность — за то, что тот просто рядом с ним, за то, что тот не позволяет ему вновь рассыпаться на десятки осколков. За то, что тот принимает его таким, каким он, Ордис, и является.       Ордис не совсем понимает, как это — чувствовать, и поэтому когда Оператор предлагает ему связать их разумы эмпатической связью, Ордис удивляется, но соглашается. Оператор касается его физической оболочки тонкими, холодными пальцами, подсоединяет какие-то совсем уж крохотные датчики, гладит острые грани и шепчет что-то успокаивающее, что-то ободряющее, что-то до щемящего чувства где-то в неопределённости нежное, и Ордис верит, что всё получится просто отлично. А потом Оператор прикрепляет вторую часть тех же самых датчиков к крохотным металлическим пластинам на собственном лице и улыбается самыми уголками губ, закрывая глаза и прислоняясь лбом к сияющей грани переливающегося куба.       Ордис не совсем понимает, как это — чувствовать, но теперь он, кажется, начинает понемногу осознавать. Разум Оператора похож на сплетение переливающихся золотом корней деревьев — почти как там, на Луа, только… больше. Масштабнее. Ордис видит себя в огромном пространстве, и золотые корни невидимых, неведанных деревьев расстилаются так далеко, насколько хватает взгляда. Голос Оператора звучит где-то в самой голове, он мягкий, ласковый и вдруг — когда Ордис проводит словно бы ладонью по гладкой поверхности одного из корней, — совсем немного дрожащий. Ордис видит себя словно бы со стороны, и свой разум тоже. В его фантомной голове — сплетение отливающих светом Бездны как будто проводов, и расположены они в почти что педантичном порядке, не в пример хаотичному золотому узору в разуме Оператора. Ордис бестелесно шагает меж них, понимая, что с каждым новым шагом провода сплетаются с корнями, обвивают друг друга так тесно, словно бы в объятиях, и от этого как-то совершенно непонятно и невообразимо хорошо.       Оператор невесомо к нему прикасается, чуть закрывает глаза — Ордис почему-то понимает это, даже не видя его, — а потом всё сознание захлёстывает знакомое ещё с давних времён чувство. Оно сильнее, чем то, что до него, оно подчиняет, оно обезоруживает, разрушает и оставляет разум безвольно лежать на осколках разбитого вдребезги существа. И не убежать ведь, не скрыться, эмоция сильна настолько, что накатывает, как сокрушительная волна, погребает под своей толщей и не отпускает, душит, слепит, забивает несуществующие лёгкие кашлем и парализует тело липким, противным холодом. Ордис чувствует, как отстраняется Оператор, как отпускает его и как чуть виновато и успокаивающе пытается прикоснуться к его сознанию своим. Золотые корни вспыхивают на мгновение ярче, и Ордис ощущает, как чувство уходит прочь, сойдя на нет в считанные секунды. Он вновь слышит голос Оператора, и тот наполнен тоской и горечью, он дрожит и срывается в нотки шёпота на конце фраз.       Страх.       Ордис прекрасно знает, что значит это чувство. Он видит словно бы в туманной дымке воспоминания Оператора — Зариман, вспышка неведомой болезни и луч из его собственной ладони, пронзающий упавшие марионетками с оборванными нитями тела родителей. Это чувство плохое. Неправильное. Но сильное. И нужное.       Оператор мягко дотрагивается до него, словно бы обнимает невидимыми, фантомными руками, прижимает к себе, и Ордис чувствует тепло, разливающееся по всему существу. Уютное, мягкое чувство, светлое-светлое, как мрамор башен Орокин, а ещё всепоглощающее, как Вселенная вокруг них. Сплетения проводов и корней сияют ненавязчивым золотым светом, и Ордису хочется растянуть это мгновение в вечности. Оператор баюкает его в своих объятиях, нежит незримыми и неосязаемыми ладонями и улыбается кротко и словно бы несмело, а Ордис только и может, что греться в лучах этой мнимой теплоты. Оператор шепчет почти неслышно, но здесь, в сознании, слова не обязательно говорить громко, чтобы их услышали.       Нежность.       Любовь.       Ордису нравится это чувство. Оно уютное, и осознавать его так же, как осознаёт Оператор — невероятно приятно и понятно в полной мере. Это чувство замечательное, и Ордису хочется испытывать его всегда. И чтобы Оператор испытывал тоже.       Ордис ведёт ладонью по гладкому золоту — на деле не ладонью даже, а лишь усилием мысли, — и слышит, ощущает, как часто-часто бьётся сердце Оператора. Он видит, как ещё ярче вспыхивают корни, как загораются они откуда-то изнутри пылающим светом, а потом вновь затухают, словно бы успокаиваясь. Оператор тихо улыбается — Ордис всё так же не видит его, но чувствует его присутствие, — а потом уже самостоятельно касается сплетения проводов. Ордиса захлёстывает что-то, что нельзя описать словами, это — как усиленное до предела чувство, как перехватывающие горло эмоции, как взрыв в самом разуме, а потом медленный откат до прежнего состояния. Если бы Ордис умел дышать, он бы неминуемо задохнулся. Но он всего лишь бестелесный разум, и поэтому для того, чтобы оправиться, ему нужна всего лишь пара секунд. Он слышит голос Оператора, слышит, как тот тихо смеётся, а потом улавливает всего лишь одно слово.       Желание.       Ордис не знает, что это значит, не знает, как охарактеризовать это чувство, но понимает, что оно… хорошее. Правильное. Сильное. Он просит Оператора рассказать, что оно значит, почему оно ощущается так хорошо, но Оператор молчит и едва слышно выдыхает. Ещё не время. Ордис хочет настаивать, он проявляет стыдные для самого же себя упрямство и упёртость, но Оператор всё так же хранит безмолвие.       А потом всё исчезает в золотой вспышке.       Ордис не совсем понимает, как это — чувствовать.       Но он всегда может попросить Оператора объяснить.