Запах перламутровой краски

The feelings got lost in my lungs, They're burning; I'd rather be numb, And there's no one else to blame So scared I take off and I run, I'm flying too close to the sun And I burst into flames. Меня распирает от чувств, В груди всё горит, но лучше б я онемел. Некого винить. Я в таком испуге, что хочется сбежать. Подлетел слишком близко к солнцу - Так, что вспыхнул пламенем...

Кто такой Генри Стюарт Уокер? Это парень ростом шесть футов в высоту, парень с каштановыми волосами и парень с самоуверенностью, которой хватит на целую школу смазливых подростков. И если вы думаете, что он так просто приобрел популярность, то глубоко ошибаетесь. Генри усердно учился, добивался своего места, и все время посещал спортивный зал. Парень, после целого года строительства своей личности, выкладывания своего статуса по кирпичику, стал нарасхват у всей женской половины учебного заведения. Из новенького милого пай-мальчика он вырос до самого популярного парня и практически отличника. Со всем этим пришла и уверенность в самом себе. Которой он, бывало, слишком раскидывался. Жизнью своей Уокер был доволен и поэтому решил расслабиться, считая, что смог добиться желаемого. Он отжигал и развлекался всевозможными способами. Девушки, алкоголь, футбол и снова девушки. Причем последние совсем не были против, а как раз наоборот лезли к нему в руки. Но, как известно, популярность может испортить. Вот и Генри начал превращаться в настоящего бунтаря и хулигана. И если вы не слышали о драках посреди школьных коридоров и похищении скелета из кабинета биологии, то можете даже не сомневаться, чьих это было рук дело. Из-за этого же он не стал нравиться противоположному полу меньше. Всегда душа компании, всегда дерзок и груб с неудачниками и изгоями школы, всегда тот, вокруг кого собираются люди. И последняя является одной из причин, почему деканы и профессора не могут его исключить. Второй причиной является то, что за год обучения в школе он стал показывать отличные результаты в спорте, и в начале нового года даже стал капитаном футбольной команды, представляющей свою школу, а значит поднимающей ее популярность среди других учебных заведений в области. Генри был доволен своей репутацией и тем, что возвышался над остальными. Меняться он не планировал. Но проблема была не в том, что он любил выделяться или ему нравилось исполнять роль всеобщего идола, нет, просто он вообще не видел этих проблем и недостатков в себе. Он не знал, как жить иначе, не понимал, а может просто не хотел забивать себе голову подобной ерундой. Генри был весьма рад своей неизменной, идущей своим чередом, жизни. И каждое его утро было самым обычным и… - Стойте! – раздался женский крик в коридоре. Он мог бы быть очень громким и затмить собой весь этаж школы, если бы не мордобой, начавшийся несколько минут назад. Крепкие руки схватили парня за рубашку и со всей силы приложили его об шкафчик. Голова его откинулась и ударилась об железо. Нападавший замахнулся правой рукой и уже хотел сломать парню нос, но две пары сильных рук оттащили его в сторону. Он почувствовал, как его руку скрутили за спиной, а чье-то колено со всей силы впечатывается ему в живот. Из горла вырвался хрип, и перед глазами все побелело. Генри думал, что его сейчас стошнит. Но быстро собравшись и убрав пелену из глаз, он ударил державшего его локтем. Хватка на руке ослабла, и Уокер успел схватить чужое колено, остановив еще один удар. Он отправил кулак прямо в нос противника, ощущая тихий треск под костяшками. Стон боли раздался рядом, и Генри сразу откинул парня в сторону. Он слышал громкие крики, кто-то бросался ругательствами, другие снимали на телефон. Он заметил, как наблюдающие протягивали друг другу свои зеленые купюры, делая ставки. Но Генри сразу отвлекся от рассматривания публики, на него, с разбегу, налетел еще один мерзавец, полностью повалив на серую плитку. Парень поставил перед собой руки, защищаясь от летящих в него кулаков, однако один удар все равно пришелся в лицо, задев угол его губы. - Всем прекратить драку! Суровый голос директора не сразу достиг учащихся, но проходившие мимо зеваки все равно смогли подбежать к дерущимся и разнять их. Генри послал в сторону парня, которого только что подняли с него, убийственный взгляд. Он почувствовал как с уголка губ, вызывая жжение, скользнуло что-то мокрое, на языке был вкус железа. - Все, живо ко мне в кабинет! Директор остановился сжигающим взглядом на каждом учащемся, и когда очередь дошла до Генри, мужчина, осуждая, покачал головой. Уокер лишь отвел глаза и взглянул на своих товарищей по команде. Те выглядели помятыми, но лучше чем их противники. Его друг Стэнли ухмыльнулся, размазывая кровь с носа по лицу, рыжие волосы блестели от пота. Генри оскалился и, подняв с земли свой рюкзак, в сопровождении нескольких учителей, направился к кабинету директора. Когда из кабинета директора вышел Стэнли и еще один мудак, Генри поднялся со стула, разминая шею, из-за чего парень стушевался и быстрым шагом удалился за дверь. Стэнли улыбнулся и похлопал сокомандника по плечу. - Вот это мы их уделали. Этот старый хрыч ищет зачинщика драки. Будь готов к поучительному монологу. Секретарша откашлялась и, поправив свои светлые скрученные в гульку волосы, укоризненно взглянула на парней из-за своего стола. Стэнли лучезарно ей улыбнулся, будто и не назвал секунду назад директора хрычем. - Вас ждут, молодой человек, - сдержанно произнесла женщина, указывая на дверь с темным стеклом. - Удачи друг, - кинул Стэнли за спину, покидая кабинет. Парень вздохнул и без стука, дернул за ручку двери, которая стала привычной, для его ладони, формы. За столом, сложив руки на груди и вальяжно покачивая ногой в такт какому-то ритму, сидел директор. Его костюм был постиран и выглажен, темные волосы уложены, но даже со своего места, Генри сумел разглядеть седину между прядей. Лицо мужчины больше не было злым или осуждающим, в глазах был штиль и никакой бури. Пока он с минуту разглядывал фотографию, стоящую в рамочке на его столе, Генри медленно опустился в одно из кресел перед столом. Он не был удивлен, что его позвали в директорское ложе последним. Второй стул пустовал. Мужчина оторвал глаза от фотографии и устремил их в лицо Генри настоящим рентгеном. Этот взгляд был изучающим, исследующим, словно хищник, просчитывающий каждое движение перед прыжком. Уокер ненавидел этот взгляд, но сумел выработать к нему некий иммунитет. Директор положил руки на подлокотник, нога замерла. - Будешь чашечку чая? - И что, никаких нравоучительных речей? – сразу перешел к делу Генри и приподнял бровь в удивлении. - А смысл? С тобой это никогда не работало. - У вас хорошо получается, но вы просто постарели. Директор издал тихий смешок и выпрямился в кресле. - Возможно, ты и прав…. Почему произошла драка? Девчонка? Или какая-то другая причина? Почему каждый раз, в это впутан ты и кто-то из команды? - Мы спортсмены, нам нужно иногда выпустить пар, - пожал плечами капитан. - Тогда лучше готовьтесь к следующему матчу. Ты должен понимать, что всему есть предел. Моему терпению тоже. У тебя хорошие оценки, замечательные результаты в тестах, ты капитан футбольной команды, неужели тебе просто скучно? Директор поднялся на ноги и, подойдя к шкафчику, достал оттуда две кружки и сахарницу. Он поставил их на центр стола, сгребая со стола бумаги в дальний угол. - Они сами нарвались, нужно было преподать им урок. - Именно поэтому ты сломал одному парню нос? Ох, как же я скучаю по тем временам, когда я вызывал тебя к себе, только лишь для вручения наград. - Времена меняются, - равнодушно сказал Генри, смотря, как мужчина наполняет электрический чайник водой и ждет, пока он закипит. - Прошел лишь год Генри. Я не хочу читать тебе нотации, но если такая выходка произойдет еще раз, мне придется, слышишь, придется отстранить тебя от занятий на неопределенный срок. - Отлично! В следующий раз сломаю этому мерзавцу руку. - Я отстраню тебя и от тренировок. Ты подведешь не только самого себя, но и свою команду, ты этого хочешь? Погубишь свою репутацию из-за чьей-то сломанной руки? Он замолчал. В комнате воцарилась тишина, только чайник щелкнул, оповещая об окончание своей работы. Директор поднял его и налил кипяток в обе кружки. Чайные пакетики упали в воду. Генри наблюдал за вздымающимся, как сигаретный дым, паром. В кабинете запахло лимонным чаем. Мужчина подцепил пальцами четыре кубика сахара и бросил их в кружку, немного подумав, взял еще один. - Почему вы всегда добавляете так много сахара? – спросил негромко Генри, но ответа не получил. - Я больше не буду предупреждать тебя парень. Это был последний раз. Возьми чашечку, выпей со мной, - указал он рукой на вторую кружку. Генри поднялся из-за стола и, оставив дымившийся чай нетронутым, вышел в коридор, услышав за спиной спокойный тембр: - В следующий раз будет ягодным, заходи, если захочется. Секретарша что-то писала в своих бумагах, когда дверь кабинета директора тихо щелкнула, закрывшись. Она не обращала внимания ни на Генри, ни на новых учащихся, которые пришли, пока Уокер беседовал с мужчиной в костюме. Девушка с заплетенными в волосы лентами сидела на маленьком диванчике, сжимая в руках какие-то документы. По левую руку от нее сидел парень, на голову которого был накинут капюшон синей толстовки. В руках он вертел кубик Рубика, быстро складывая его сторону в один сплошной цвет. Оба учащихся кинули на него заинтересованный взгляд, но Генри уже не видел их, рассматривая экран телефона и пришедшее на него сообщение от Стэнли. - Значит бар, - на губах появилась легкая улыбка, и Генри уверенной походкой направился в сторону главного выхода учебного заведения. Генри проснулся из-за визжащего будильника и поприветствовал свое типичное состояние, после ночи проведенной в баре. Голова немного болела, но чувствовал он себя вполне сносно, из-за малого количества алкоголя в крови. Он поднялся с кровати, потирая ладонью затылок, и прошел в сторону ванной комнаты, умоляя высшие силы отменить сегодняшнюю учебу. Парень ступил на белую плитку и, поставив локти на раковину, повернул кран, пропуская поток воды. Он сделал из ладоней чашу, набрал в них воды, а затем освежил лицо. Наконец-то разлепив глаза, он поднял голову, осматривая свое отражение. - …э. Что. За. Фигня. Парень не понимающим, затуманенным взглядом осматривал свое отражение в зеркале. Либо выпил он больше, чем помнит, либо на его шее действительно красовался рисунок. Парень лишь протер тыльной стороной ладони глаза, но яркое клеймо не пропало. Цветной, будто перламутровой краской, были выведены аккуратные линии, сделанные тонкой кистью и складывающиеся в изображение маленькой птички. Генри сильно провел ладонью по рисунку, надеясь хоть как-то смыть этот детский розыгрыш. Но попытка не увенчалась успехом. Мыло тоже не помогло, парень со всей силы растирал им кожу, доводя ее до красноты. В итоге, футболист просто заклеил это недоразумение куском марли и тканевой изоленты, обещая себе разобраться с этой ситуацией сегодня же. Входя в аудиторию, парень понял уже как минимум две вещи. Во-первых, пора завязывать с частым посещением баров, а во-вторых, его друг идиот. - Объясни мне, что это за детский сад. Генри облокотился руками об кафедру, и его лицо оказалось на одном уровне с рыжим парнем. Его, так называемый, друг Стэнли, отвлекся от общения с какой-то девушкой и перевел на него недовольный взгляд. - Чувак, во-первых, доброе утро. Во-вторых, ты не видишь? У меня тут намечается свидание с симпатичной дамой, - на этом моменте он подмигнул девушке. - Поэтому выкладывай быстрее свою… Стэнли не успел закончить, его сразу приподняли со стула, схватив рукой ткань синей поло и сжав ее в кулаке. Генри недовольно приподнял свою бровь и уставился в глаза сокомандника. Он ткнул пальцем в марлевую повязку, под которой кожу неприятно покалывало от чертовой птицы. Друг перевел взгляд сначала на указанную марлю, а затем снова на лицо Генри. - Если хочешь похвастаться новой девушкой на ночь и тем, что она оставляет на тебе засосы то, пожалуйста, иди к черту. Генри оскалился и пальцами отклеил ткань от своей шеи, так, чтобы это разноцветное недоразумение смог увидеть только его друг. Через секунду на лице Стэнли уже не было серьезного выражения, его подбородок дергался, а глаза щурились, будто…будто он пытался не заржать. - Я тебе сейчас врежу, и мне будет, совершенно тебя не жаль, – прошипел Генри. - Ладно-ладно, друг, птичка это конечно мило, но не твой стиль, – улыбка осветила его лицо, но тут же стерлась, увидев абсолютную непроницаемость во взгляде друга. – Если ты думаешь, что в этом виноват я, то ты ошибаешься, такое я бы не пропустил. - Тогда что означает этот бред? Куда мы ходили после бара? – Генри ослабил хватку, и Стэнли стало легче дышать. - Да все по домам разошлись, мы же даже не пили слишком много. По сравнению с тем, что было на прошлой неделе, вчера мы просто немного расслабились. Я клянусь, ты сразу домой пошел, моя память чиста. Генри лишь нахмурился, и тихо пробубнив: «Ничего не понимаю», удалился из аудитории под недоумевающие взгляды парней и обожающие вздохи девушек. Перед тем как скрыться за дверью он словил спиной насмешливые слова друга. - Не забудь дать мне номерок своего татуировщика! Генри пообещал себе, что после вечерней тренировки, Стэнли не сможет доползти даже до раздевалки. Но на маленькой птичке дело не закончилось. На следующий день рисунок появился на плече, и теперь он был в несколько раз больше. Всё той же перламутровой, но только теперь зелёной краской был нарисован большой ветвистый дуб. Теперь Генри был по-настоящему зол. Его злость перекрывало лишь недоумение. Никакого алкоголя прошлым вечером, а еще один непонятный рисунок все равно появился на его коже. Рассказав об этом Стэнли, они встретились в холле университета и стояли в коридоре возле шкафчиков. Мимо шли учащиеся, неся в руках папки, учебники и рюкзаки. Стоявший в коридоре гул был привычен и не вызывал раздражения у всех, кроме Генри. - Слушай, мне кажется, ты меня разыгрываешь. Не может быть такого, чтобы рисунки появлялись сами по себе. Дай угадаю, у тебя появилось новое хобби, о котором ты не хочешь мне рассказать? Генри громко захлопнул дверцу шкафчика и посмотрел на сокомандника с желанием убить. Его нервы буквально были на пределе. Пока что никто кроме друга не видел его рисунков, но что, если команда в раздевалке увидит их. Оправданий у Генри не было. - Я просто не понимаю. Они появляются сами по себе и их невозможно стереть ни водой, ни чем-либо еще. Может на мне проклятие? – иронично выплюнул парень. Друг задумался, смотря куда-то в одну точку, а потом его глаза заискрились озарением. - Ты что-нибудь слышал о родственных душах…? Генри не верил в родственные души и считал это детской выдумкой, но оказалось, что у некоторых она все-таки есть. И Генри был в числе этих «счастливчиков». Сперва мысль о человеке разделяющим с тобой одно будущее вызывала недоумение и удивление. Потом это начало ужасно бесить. Чтобы какая-то судьба решала за Генри с кем ему быть. Да это полный абсурд! Многие люди мечтали о родственной душе, о том кто полностью понимает тебя, но футболист не был в их числе. Вся эта система распределения родственных душ, о которой вообще ничего никто не знал, просто выводила из себя. Как это появилось? Как это работает? Почему именно то, что нарисовано на коже твоего соулмейта, появляется и на тебе самом? Генри не знал, поэтому снова и снова прятал рисунки за одеждой и марлевыми повязками, всегда, после тренировки, принимал душ последним и переодевался, когда команда уже покидала раздевалку. Он долго пытался смыть рисунок горячей водой и мылом, однако даже не повреждал его. Вместо этого, после долгого трения мочалки по коже, на плече появлялись красные пятна, и сама кожа горела словно огнем. Это повторялось постоянно. Команда Генри стала что-то подозревать, а Стэнли лишь грустно пожимал плечами и ободряюще улыбался. Генри делал вид, что всё в порядке. Всё было не в порядке. Рисунки появлялись каждый день, иногда по два-три за сутки. Видимо, соулмейт Генри слишком любил рисовать и вместо бумаги использовал свою кожу. Но самого парня это совсем не радовало. Неужели она совсем не понимает, что рисунки появляются и на его коже тоже?! Хотя откуда ей это знать. Когда на теле не хватало места, невидимый художник смывал изображение и рисовал заново. Только за одну неделю на теле Генри было больше двадцати перламутровых рисунков. Чего только не было изображено на коже: деревья, цветы, птицы, различные животные, непонятные существа, скорее всего взятые из древней мифологии. От цвета переливающейся краски начинало тошнить, а рисунки все продолжали появляться на теле. Генри хотел подарить своей родственной душе альбом с листами для рисования. Потому что он порядком задолбался. Вскоре терпение начало лопаться. А ярость и злость нарастали все больше. Что на это повлияло? Случилось это после очередной футбольной тренировки. Команда принимала душ и тем самым снимала напряжение после тяжёлой подготовки к соревнованиям, которые должны были пройти ровно через два месяца. Тренер настолько изводил команду тренировками, что те почти с ног валились, а душ был для них настоящим раем с небес. Тренировки настолько выбивали все мысли, что Генри совсем забыл про свою «маленькую проблему». И вот теперь капитан стоял под горячими струями и блаженно наблюдал, как душевая заполняется паром. - Эй, капитан! Вы решили сделать татуировку? Неплохо смотрится, но я думал птички это не ваш стиль. - Какого…? Генри обернулся, смотря на парней через плечо. Некоторые ухмылялись, другие с серьезной миной смотрели куда-то в точку на его груди. Он всмотрелся в глаза сокомандников, а затем обернулся к Стэнли, который выключил свой душ и в шоке покачал головой. Генри резко вышел из душевой, громко хлопнув дверью, оставляя за спиной веселые голоса. Подойдя к зеркалу, находящемуся в пустой на это время раздевалке, он поднял взгляд, смотря на зеркальную поверхность. Глаза расширились. На светлой коже черной и желтой краской был нарисован ворон. Его тело находилось ровно между ключиц, а крылья раскинулись прямо на них, они выглядели небрежно нарисованными, будто впопыхах, а глаза ворона блестели изумрудным цветом. Эти глаза вводили в судороги, они выбивали воздух из легких, их хотелось уничтожить. Жилка на шее парня дрогнула, а глаза полные ярости расширились. Дыхание участилось. Один замах, а затем сильная боль в руке и шум отдающийся эхом по всему помещению. Стекло раздробилось на куски трещинами, создавая своеобразную паутину, по которой, словно пауки, расползлись кровавые капли. Они, стекая по разбитому стеклу алыми каплями, оставляли за собой красную дорожку. Генри отстранился тяжело дыша. Мысли спутались, в голове стоял только один разборчивый вопрос. Парень крепко сжал кулак. Косточки были разбиты, и ладонь окрасилась в алый цвет. В этот день Генри пропустил уроки. А еще купил для университета новое зеркало. На следующий день из пустого кабинета химии доносился глупый смех и тихие вздохи. В помещении царил полумрак. Занятия давно закончились, и школа погрузилась в тишину, которую изредка прерывали уборщицы, перетаскивающие ведра с водой и швабры. Ролета на окне была закрыта, но через нее прорывались редкие лучики света. Генри сидел на кафедре, а девушка расположилась на его коленях лицом к лицу. Он сжимал пальцами ее бедра, проводил языком по нежной коже шеи, оставляя на ней красные подтеки. Девушка громко стонала от одних лишь прикосновений и пропускала через свои пальцы каштановые волосы парня. Генри уже был возбужден. - Ты такая сладкая, Карен, – тихо шептал он ей на ухо, продолжая обследовать руками каждый сантиметр её тела. - Я…Менди, – сквозь стон прошептала она. Но Генри было конкретно всё равно. Неважно как её звали. Со слишком многими он закрывался в пустом кабинете. Слишком много губ он целовал, слишком много стонов он слышал. Это был способ расслабиться, ничего более. Хотел он так думать. Руки Карен-Менди стянули с Генри рубашку, отрывая несколько пуговиц. Те по неизвестной траектории, со звоном, упали на пол и укатились в разные стороны. Снятая ткань оголила крепкие руки. Генри оставил поцелуй на коже ключиц и вдохнул запах длинных волос дамы. Однако пальцы девушки замерли, держа ткань натянутой. Ну что там ещё? Генри слишком возбужден, чтобы заканчивать на этом. - Что случилось? Чего как бревно застыла? – он отстранился от девушки, смотря на неё недовольным взглядом. Однако девушка не подняла на него карих глаз, она внимательно осматривала что-то на его груди. Парень опустил голову, смотря на желтую краску, которая казалась гораздо темнее во мраке. Генри хотел что-то сказать, кажется, он ощутил злость, кажется, хотел оправдаться, что это просто новая татуировка, но лишь наплевал и снова принялся целовать мягкие губы. Но сама особа не пошевелилась. Она поставила ладони на грудь парня, прося отстраниться. Генри приподнял брови, пальцы провели по рукам девушки. Он ожидал чего угодно, но не тихого голоса, совсем не вписывающегося в атмосферу. - Я не могу, – тихо прошептала девушка, а Генри удивленно уставился в ее, полузакрытое тенью, лицо, – у тебя уже есть твоя родная душа и видимо своими рисунками она очень хочет тебя найти. Так что прости, но я не могу. Генри не знал, что удивило его больше, такая честность или то, что девушка знала про такую вещь как родственные души. В любом случае Менди поднялась с Генри, натягивая на себя блузку, и кинув на парня грустный взгляд, удалилась. - Блять, – зло прошипел парень, но на его слова ответили лишь тихим хлопком двери. Генри молчал, сидя в пустом кабинете, слушая стук удаляющихся каблуков, и рассматривал золотой ключ, изображенный на своей груди. - До следующей пятницы! Не забудьте принести мне свои работы на конкурс, особенно, я жду твой натюрморт, Лэнгфорд. Я не позволю тебе зарывать свой талант в землю! Генри стоял возле двери, облокотившись на стену и сложив руки на своей груди. Его глаза бегали с одного учащегося на другого. Он искал. Искал любой перламутровый признак отбитости на голову. Разглядывал любой просвет кожи между одеждой. Он искал. Искал того, не зная кого. Класс рисования был наполнен немного странной, чарующей атмосферой. На стенах, повсюду весели, и стояли картины. Они были в рамках разного цвета и с надписями в нижнем левом углу. На столиках возле мольбертов, на подоконниках, даже на полу стояли стаканчики с карандашами, лежали акварельные краски и гуашь, блестели на солнце палитры. Тут и там раздавались голоса и смех, появлялись на бумаге узоры, превращающиеся в портреты или натюрморты. Кто-то уронил стаканчик с водой на альбом, и незаконченный рисунок промок насквозь. Генри бы и дальше напрягал всех своим пристальным вниманием, пока справа не раздалось легкое покашливание. Футболист повернул голову на оказавшуюся рядом женщину. На ее белой блузке четко выделялись следы краски, которую она и не пыталась скрыть. Волосы собраны в небрежный пучок и приставленная к губам ладонь, из-за которой виднелись внимательные и ожидающие глаза. Они молчали несколько минут, в коридоре шумела толпа, а оставшиеся в кабинете учащиеся переговаривались и смеялись. Кто-то начал тихо напевать. Генри ждал пока оставшиеся пять человек покинут класс рисования, но этого не случилось, они продолжали что-то выводить кистями на своих мольбертах, поэтому футболист попытался начать разговор. - Я… - Хочешь записаться на уроки? У нас первое занятие пробное, если тебе понравится, то надо будет заполнить бумаги о… - Нет, я… - Ты от мистера Брэйда? Скажи ему, что я не брала его именную кружку, у меня стаканчиков для воды итак хватает. - Да нет же, я хотел узнать… - Хочешь стать моделью для рисования с натуры? - Господи, нет! Женщина снова замолчала и выжидающе уставилась на Генри, перекатываясь с пятки на носок в своих чудных балетках. Парень с нетерпением и накипающей злостью сжал кулаки, но сделав глубокий вдох, смог собраться с мыслями. - У вас практикуется такое направление как…рисование на теле? Женщина сразу просветлела в лице, но на мгновение задумалась. Генри слегка склонил голову в сторону, смотря, как учащиеся хихикают, прикрыв рот руками, пока один из парней кисточкой подрисовывал на портрете своего руководителя демонический рога. Генри прыснул, но вовремя успел скрыть улыбку в кулаке. Ответ на вопрос последовал через пару секунд. - Боди-пейнтинг. Мы не практикуем эту тему на уроках, но учащиеся могут сами этим заниматься. Данного запрета у нас нет, все-таки искусство – это искусство, - она пожала плечами и улыбнулась. - А может, вы знаете тех учащихся, которые это практикуют? Генри мило улыбнулся, засунув руки в карманы толстовки, на что учитель лишь приподняла бровь. Видимо на нее эти чары не работали. - Ну, я видела, как Эшли Блотом фотографировала рисунки на своих руках. - Спасибо большое! Вы очень помогли, - Генри улыбнулся и развернулся в сторону выхода. - А зачем она вам понадобилась? – нахмурилась женщина, из-за чего, между ее бровей, пролегла маленькая морщинка. - Хотел бы взять пару уроков. Это был конец дня и тяжелой учебной недели, солнце заходило за горизонт, окрашивая небо в розовые и оранжевые цвета. Закат разливался по дорогам, улочкам и скрытых тропинках, как будто художник разлил свою краску по скудному чероно-белому листу. Этот вечер был прекрасен во всех смыслах, но не для Генри. Не для него. По темному коридору университета раздались голоса, а потом удар тела о шкафчик. - Это ты?! Прекрати рисовать свои, чертовы, рисунки! Генри был в ярости, он был готов раскрошить стены, разобрать этот университет по кусочкам, уничтожить все что угодно, лишь бы это все прекратилось. Он притянул девушку за края блузки к себе, а затем снова с огромной силой толкнул назад. Снова удар о шкафчик. Девушка тихо застонала, а по её нежным и бледноватым щекам протянулись дорожки от слёз. - Я…Я-я честн-но не… - Хватит оправдываться! Просто прекрати всю эту хрень! – снова сильный удар и девушка уже начинает задыхаться от слёз и боли в спине. - Эй…Чувак…Это уже слишком, – на плечо капитана положили крепкую ладонь, однако парень сильно дернулся, скидывая руку друга. Девушка жмурится и всхлипывает навзрыд. Генри сильно сжимает челюсти и переводит взгляд на руку девушки. Он резко оттягивает вверх рукав ее блузки, надеясь найти доказательство, но видит лишь пустоту. Минута молчания растворяется во всхлипах девушки. Генри невидящими глазами смотрит на ее руку, а затем медленно отпускает. Стэнли прихватывает девушку за плечи, когда та опускается на пол, и что-то шепчет ей, чтобы успокоить. Но Генри уже ничего не слышит, он говорит тихое «Прости». Разворачивается и уходит прочь, крепко сжимая руку, на которой расположился маленький рисунок дракона. Слухи распространяются быстро и слух о загадочном соулмейте капитана команды не исключение. Впервые парень чувствовал себя неуютно, проходя по коридорам университета. Реакция была различна. Многие удивленно смотрели на капитана, а те, кто знал про такую вещь как родственные души, либо улыбались Генри, либо завистливо корчили лица. Стэнли всячески старался поддержать друга, но Генри мало что могло помочь в этот момент. Его соулмейт будто назло рисовал на теле все больше. Сегодня «коллекция» Генри пополнилась еще одним пернатым созданием, чьи пушистые голова и крылья оказались размещены на внутренней стороне сгиба локтя. Факт того, что подозреваемая девушка оказалась не тем невидимым художником, только больше выводил из себя. Генри думал. А еще он все чаще стал задаваться вопросом: «Почему я никогда не отвечал, рисуя в ответ?». Обычная скучная лекция, на которой учащиеся полностью игнорируют рассуждения учителя о принципе детерминизма в науке и философии. Вот как заканчивался учебный день. Генри крутил в руке ручку смотря куда-то в пол и изредка поднимая незаинтересованный взгляд на окружающих. Вот девушка, внимательно смотрящая на доску, вот светловолосый парень ищет что-то в своём рюкзаке, а там девушка листает ленту в своем телефоне, явно наплевав на монолог учителя. Стэнли как-то глупо улыбался, разговаривая с одногрупницей, и иногда посылал другу многозначительные взгляды. Мысли Генри были где-то далеко, чтобы разбирать все его значения. Он сам себе казался каким-то не живым. Парень бы продолжал сидеть и залипать в пустоту, но взгляд привлекла ярко-зеленая полоса, возникшая на внутренней стороне правой руки. Линию дополнили светло зелёный листья, а затем, красным оттенком, нарисовались лепестки. Невидимая кисточка щекотала руку, и он будто чувствовал, ощущал каждой клеточкой тела, как его прожигают чьи-то глаза. Генри заворожено наблюдал за тем, как на коже, от руки невидимого художника, появляется гвоздика, чьи ярко алые лепестки казались настоящими. Он не мог оторвать глаз от подобной магии. Тело покрылось мурашками. Однако голос учителя вывел парня из транса. - Мистер Уокер, вы слушаете? – учитель недовольно прищурила глаза за стеклами квадратных очков. Учащиеся, сидящие за партами, обернулись, смотря на отмершего парня. Но тот лишь улыбнулся, опустив голову и спрятав глаза за спавшими на них волосами. - Да, я слушаю вас очень внимательно, – ответил парень, прокрутив между пальцами ручку. - Я очень надеюсь на это, в последнее время ваша успеваемость снизилась, будьте добры, снова поднять планку и вернуться с небес на землю, – профессор поправила указательным пальцем очки и продолжила что-то объяснять. Студенты снова начали записывать в тетради слова учителя и заниматься своими делами, а Генри плавно перевел взгляд на свою руку. На ней уже успели появиться два других цветка, чьи лепестки также переливались оттенками перламутровой краски. Прямо сейчас под звуки переворачивающихся страниц, на его коже вырисовывается серебряная лента, которая обвила стебли гвоздик. Тогда, что-то словно подтолкнуло капитана крепче схватить шариковую ручку левой рукой, сжать ее с такой яростью, чуть ли не ломая пластик на две части, и со всей силой провести по рисунку две перекрещивающиеся линии. Он надавил на руку с такой силой, будто хотел вскрыть этот рисунок, хотел вырезать его канцелярским ножом, стереть эту краску со своей кожи, стереть ее с бьющейся крови в венах. Генри надавил стержнем на рисунок с такой силой, что не было сомнений, его соулмейт почувствовал такую же боль, что и сам Генри. Резко серебряная линия прервалась, и невидимый художник замер, оставив рисунок не законченным. Капитан чувствовал, как чьи-то глаза сощурились от боли (или обиды?), почувствовал, как замерло чье-то мерное дыхание. Художник исчез, растворился в синих чернилах на коже. Генри не чувствовал ни облегчения, ни обиды, ни какого-то сожаления за испорченный рисунок, нет, он чувствовал только радость. Уголки губ приподнялись. Рука болела. После этого случая появление рисунков прекратилось. Генри перестал замечать на своём теле перламутровую краску, а кожа была девственно чистой. Он снова играл в футбол, был превосходным капитаном, идолом всех девушек, душой компании. Однако что-то не давало ему покоя. Что-то что больно впивалось в мысли его совести. Но сам Уокер не замечал ничего, кроме удовлетворения. Он чувствовал себя прекрасно, снова устроил вечеринку с командой и ушел с нее под руку с милой девушкой. Но даже тут его поджидал один провал. Ее личико жутко напоминало ему лицо Менди, и поэтому больше чем до поцелуев, дело не дошло. Голова начинала болеть от всего этого. А сегодняшний день принес для Генри еще один нежданный сюрприз. Он буквально влетел в аудиторию, улыбаясь во все тридцать два и чуть ли не визжа. - Что случилось Стэнли? Неужели отвязался от отработок в библиотеке или просто решил по орать как петух с утра по раньше? – попытался поддеть его друг, но Стэнли дал ответ, который Генри не ожидал услышать. - Моя родственная душа! У меня есть родственная душа! – он подвернул рукав и показал капитану ладонь. На ней синей ручкой было выведена какая-то цитата из больно знакомой книги. Генри внимательно и шокировано переводил взгляд с одного слова на другое. У его друга на самом деле есть соулмейт, настоящий, как и у Генри. - Я напишу! Отвечу! Не могу поверить, у меня действительно есть родственная душа. Это же будет так здорово, если мы встретимся, чувак, я о таком только мечтать мог! Человек, с которым меня связала сама судьба! – он жестикулировал руками, высказывая всё, о чем думает. Учащиеся в кабинете удивленно смотрели на развернувшуюся сцену. - И что же в этом классного? – хмыкнул Генри, из-за чего его друг замолчал. Парень не понимал, что хорошего в том, чтобы иметь родственную душу. Почему какая-то судьба решает с кем ему быть и провести всю свою жизнь. Но видимо Стэнли был другого мнения. Он нахмурился и бросил взгляд на руку Генри, где остался только призрачный след букета гвоздик и две красные царапины от стержня. - Ну да, тебе то, не понять. Ты сразу набросился на первых встречных, выбивая из них дурь, только чтобы свою ярость успокоить. Ты даже не попытался написать этому человеку, сказать, что тебе не нравятся эти рисунки, что ты хочешь, чтобы все это прекратилось. - Да что ты понимаешь?! – Генри резко вскочил на ноги, с хлопком ударив руками по парте. - Ты просто трус, Генри. Это было последнее, что бросил Стэнли, выходя из кабинета, не оборачиваясь. Генри, тяжело дыша от злости, посмотрел на свою руку, на которой кроме покраснений в виде линий, не было больше ничего. Он злобно фыркнул, переводя всё внимание в окно. «Всё это бред» - мысль, которую вбивал себе в голову парень. Всё это бред… Генри смотрел на перьевые облака, подняв голову к небу, ощущая, как легкий ветер вздымал его волосы. Он держал сигарету, зажимая ее большим и указательным пальцем левой руки. Сегодня дым не приносил удовольствия и покоя, а наоборот вгонял в пелену безразличия, поэтому, после первой затяжки, парень просто ждал, когда сигарета догорит до фильтра. Голова была пуста, и парень просто слушал тишину, которая была как нельзя кстати. Здесь, на школьной крыше, где Уокер обычно бывает редко, сейчас было невероятно хорошо, словно абсолютно другой мир. Здесь, все проблемы исчезли. Так он думал. Он, молча, наблюдал, как пепел осыпается с догоравшей сигареты, а затем поднимется ветром, уносится далеко. Парень, положив предплечья на железную перегородку, отделявшую его и пропасть, смотрел вверх на перьевые облака и хотел быть как они. Никому ничем не обязанные, без проблем, свободные. Генри думал, каким бы облаком он был. Большим, или маленьким, вынужденным скитаться по небу ища помощи. Нет. Он был бы тучей. Огромной тучей, копившей в себе весь свой дождь. Тучей, которая позже переполниться до краев и ее просто взорвет, вывернет наизнанку, опустошит. Капитан опустил голову вниз, глубоко вбирая в легкие воздух, пытаясь не чувствовать себя грозовой тучей, которая потом исчезнет, как только пройдет дождь. Он посмотрел вниз, на задний двор школы, на посаженые недавно деревья, на большой старый клен, на цветочные клумбы с гвоздиками. Гвоздики… Генри взглянул на скамейку, которая одиноко стояла под кленом. Или. Нет. Совсем не одиноко. На ней сидел парень. Его черные как смоль волосы, было даже не первым, что бросилось в глаза. Парень держал в руке кисть, маленькую, тонкую. Он макал ее в баночку краски, убирая слишком большое ее количество о края пластика. Он уверенно поднес кисть к руке и мягко вывел на ней первые линии. Генри услышал, как никотиновая палочка выпала из его пальцев и упала на землю, практически оглушая его. Он смотрел. Смотрел и не мог оторваться. Он переводил взгляд то на художника, то на свою руку. Перламутровая краска блестела на солнце. С каждым новым мазком дыхание учащалось, а сердце готово было разбить его ребра. Птица над ним громко закричала и выбила воздух, хлопнув крыльями. Раз. Генри срывается с места. Два. Бежит с такой скоростью, чуть ли не падая на ступеньках, перепрыгивая целые пролеты. Три. Чувствует мягкое прикосновение кисточки, что заставляет его бежать быстрее, не тормозить даже на поворотах, чуть ли, не врезаться из-за этого в стены. Он сбивает какую-то девушку и на ходу кричит извинения, проклиная себя за такую медлительность. Он вылетает из здания со скоростью ветра. Раз поворот, два поворот. Сдирает кожу на ладонях, когда спотыкается и падает на них. Но снова встает. Снова бежит. Лишь бы успеть. Он останавливается прямо возле скамьи, смотрит на капли перламутровой краски на досках, но не видит того, кто их оставил. Невидимый художник, и правда, исчез. Генри не успел. Он тяжело дышит, закрывает глаза на несколько секунд и открывает их, смотря на ноющую от пламени, горящую руку. На ней не цветы, не гвоздики, даже не драконы и не ключи. На ней птица. Мертвая птица. Проткнутая стрелой, убитая жалом. Ее не оживить. Как и Генри, уже не спасти. Его родственная душа – парень. Это была единственная здравая мысль, на которую он не знал, как реагировать. Он не помнил, как обыскал весь периметр школы, не помнил, как оббегал каждый кабинет, каждый уголок, пытаясь найти хоть намек на черные волосы. Но он точно помнил, как Стэнли схватил его за руку, как спросил, что у него произошло, что с его лицом. Он прекрасно помнил, как попытался ответить, но кто-то толкнул его в спину, грубо, заставляя чуть ли не терять равновесие, бросив что-то вроде: «Вы только посмотрите на это ничтожество, как он вообще может быть капитаном». Господи, только не сейчас. Пожалуйста. Не сейчас. «Что такое Генри? Что с твоим лицом? Потерял свою самоуверенность?». Он был словно в вакууме. Закрытый, огражденный ото всех этой стеной. Стэнли сказал что-то в ответ, громко, язвительно, все еще держа Генри за плечо. Генри не слышал, не слышал вообще ничего, он был зол. Но он злился не на этих придурков, нарывающихся на драку, нет, он был зол на себя. Лишь на себя одного. «Уокер, превратился из школьного идола в труса. Что? Сейчас снова ударишь какую-нибудь девушку об шкафчик? Ну, давай же капитан». А потом что-то со всей силы прилетело в его скулу, что-то, что порвало уголок его губы, что привело его в себя ужасной болью. Генри мог сравнить это со стрелой, точно попавшей в цель. Как иронично. А затем снова удар, кто-то громко кричал, а Генри, плюнув на все, замахнулся, чувствуя, как под костяшками разрывается на части адреналин и чье-то лицо. Запах ягодного чая смог раскрыть ему глаза. Все тот же директорский кабинет, те же обои, тот же дубовый стол, электрический чайник. - Генри, я же предупреждал тебя, - мужчина поставил на стол две кружки над которыми, ветвясь, поднимался пар. Уокер молчал, он, как под гипнозом, смотрел на деревянную поверхность, на круговые следы, которые оставили кружки с горячим напитком. Он пытался не смотреть на лицо директора или на перламутровые перья, которые были окрашены в кроваво красный, или на стрелу, пробившую грудь. Чертова краска. - Я дал тебе последний шанс, ты подвел свою команду Генри, матч через две недели, - директор тяжело вздохнул. – Я поговорил с твоим тренером, он найдет тебе замену. Ты будешь участвовать в матче, но сейчас я вынужден отстранить тебя от занятий. Генри поднял на него глаза, ожидая своего приговора. Мужчина кинул в свою кружку пять кубиков сахара. - Две недели Генри. Ты можешь тренироваться дома… - Почему вы всегда пьете такой сладкий чай? – тихо спросил парень. - Потому что жизнь не может быть такой же сладкой как чай. Ответил он без колебаний, слегка пожимая плечами. Он придвинул свой стул и, взяв кружку в руки, сделал глоток. Директор не стал уговаривать Генри выпить с ним чаю, не стал говорить ничего. Уокер сам поднял кружку и немного отхлебнул, потом еще и еще. Выпив все залпом, Генри поднялся и, сказав тихое «Спасибо», прошагал к двери. - Ягодный вкуснее, чем тот, который был раньше, - добавил он тихо. - Я знаю, парень, я знаю. Две недели были мукой. Впервые Генри невероятно хотелось вернуться в школу. Он тренировался дома, делал те же упражнения что и на тренировках, пытался не отставать по предметам. Стэнли каждый день отправлял ему домашку и конспекты, а по выходным натаскивал его по пропущенным темам. Тогда Генри тихо поблагодарил его, а увидев на руке своего друга целую переписку с его родственной душой, попросил прощения. Стэнли улыбался, бросал взгляд на чернила на коже, и снова говорил Генри сосредоточиться на уроках. Шли дни, а перламутровых рисунков больше не появлялось. Тогда Генри безумно хотел снова их увидеть. Увидеть, как появляются на коже краски, полосы и узоры. Он хотел этого, как никогда, хоть прекрасно знал, что парень, который стал невидимкой, вряд ли захочет еще иметь с ним дело. Генри несколько дней подряд виделись черные, как смоль, волосы. Тонкие руки, крепко держащие кисть. Он давно понял, тот парень был в кабинете рисования, он вертел в руках кубик Рубика, накинув на голову капюшон, он сидел с ним в одной аудитории, он знал, кто такой Генри и с каждым новым рисунком испытывал его, проверял, может даже забавлялся этим. Этот парень сидел на скамейке под дубом, он рисовал на коже гвоздики, окруженный целыми клумбами этих цветов. Он смотрел на него, прожигал своими глазами, которые чувствовал Генри. От этого было еще хуже. Еще хуже от того, что он умолял, чтобы все это прекратилось, умолял, а теперь сам пытался что-то рисовать. Несколько раз он рисовал на руках цветы, хотя абсолютно не умел. Он выводил кривые линии на коже, надеясь получить ответ, надеясь получить замечание, что он совсем не умеет рисовать и что его цветы, похожи на летающие шары. Он ждал просьбы прекратить это и оставить его в покое, но не получал ничего. Просто пустота на коже, ни одного слова или рисунка, будто исчез, пропал навсегда. Генри тошнило от этого, давило в районе солнечного сплетения. Пролетело две недели. Завтра у них матч, вот на чем нужно было сосредоточиться. Они играют против сильной академии Джексенвиля, их главного противника. Школу уже давно украсили красными и золотыми флажками и лентами, вывесками и гербами обоих учебных заведений. Дух соперничества и приближающегося матча чувствовался буквально во всем, начиная от выставленных на поле высоких трибун и заканчивая чирлидершами в коротких юбках красных и золотых цветов. А так же в огромном плакате, висевшем на входе в учебный корпус, на котором был изображен герб футбольной команды – сокол. Генри вспомнил постоянные рисунки пернатых на своем теле, а так же насмешливые слова сокомандника: «Я думал птички это не ваш стиль, капитан». Стэнли на слова Генри об этом, лишь грустно улыбался. Изучение физики в последний день перед матчем, не было приятной перспективой, хоть и пора экзаменов начиналась сразу после каникул, поэтому парень провел ладонью по волосам и откинулся на мягкое одеяло своей кровати. Стэнли ушел несколько часов назад, оставив футболиста мучиться с физикой самостоятельно. Он уставился в дубовый потолок, наблюдая, как солнце проходит свой путь, оставляя на нем тень. В голове было пусто, и тишина вокруг казалась такой необходимой в этот момент. Парень не помнит, сколько пролежал в трансе, но когда он очнулся, то повернул голову в сторону кипы тетрадей и книг, лежащей рядом с его головой на кровати. Генри протянул руку к пеналу и вытащил оттуда синюю шариковую ручку. Он закрыл глаза на секунду, вспоминая свой, сделанный в тетради, конспект, а затем подставил к запястью стержень и вывел на нем формулу. Он убрал от руки ручку и задумался, пытаясь вспомнить все выходящие из нее решения. Но его отвлекли от размышлений. Отвлекло то, что он меньше всего ожидал увидеть. Что-то щекотно прошлось по его запястью, и Генри быстро перевел взгляд на кожу руки. Прямо под формулой, мелким, но разборчивым почерком было выведено предложение: «В формуле ошибка, ты неправильно ее переписал». И ниже правильный вариант. Генри забыл, как дышать, он совершенно пустым взглядом уставился на слова, перечитывая их снова и снова, пробуя на языке. Прошло больше минуты, прежде чем парень снова поднес синий стержень к руке и ниже написал последнее, что он бы сказал своему соулмейту еще месяц назад. «Спасибо». Прошло еще полчаса, перед тем, как Генри снова начал что-то вырисовывать на своей руке. Он неосознанно, с томящим ожиданием и громко стучащим сердцем, проводил по руке синим стержнем. Изогнутая линия была клювом, кривоватые параллельные – крыльями. Генри плохо умел рисовать, но он медленно выводил каждую линию, а затем не двигаясь наблюдал, как его соулмейт добавляет к ним свои, превращая непонятный сгусток чернил в рисунок сокола. Так он и лежал в тишине своей комнаты, окунувшись в солнечные лучи и вырисовывая на своих руках рисунки на двоих. Он стоит на поле, тяжело дыша, по лицу стекают капельки пота. Он чувствует их на своих ресницах, на губах, на языке. Тело болит после нескольких сильных падений и столкновений, а в ушах звучат крики болельщиков и громкий, словно ритм барабанов, стук сердца. Они проигрывают академии Джексенвиля, что находится в другом городе штата. Счёт 4:3. И он не движется. Вообще. Как будто примерз. Команды настолько готовы убить друг друга, и направляют на противника столько силы, что игра попросту не движется, оставаясь на месте, как соревнование по перетягиванию каната с самим собой. Генри вместе с командой еле поспевают за противниками, а после той бешеной погони за мячом полностью выдохлись. Игроки тяжело дышат и с каким-то взглядом наполненным вопросами, смотрят на капитана. А что капитан? Он сам не знает что делать. Одна победа, только одна несчастная победа в этой игре отделяет их от финала. Если бы не две недели без тренировок с командой, все бы было хорошо. Но он пытается избавиться от этих мыслей. Голова кружится от долгого бега, а ноги уже подгибаются. Он щурится, когда пот попадает в глаза, режет, печет. Шлем давит в голову и парень попросту не может нормально соображать. Трибуны кричат с такой силой, что Генри готов поклясться, что видел, как они начали качаться из стороны в сторону. Хотя может это все его воображение и уставший организм. Черная решетка от шлема перед глазами начинает рябить. Темнеет. Небо окрасилось в темные цвета, из-за чего на поле включают прожектора. Те с громкими хлопками загораются над игровой зоной. Трибуны ревут, в глазах противников огонь ярости, а Генри слишком устал, чтобы продолжать. Звучит свисток, и команда, выпрямившись, снова бежит за мячом. Генри впереди. Парень высокого роста бежит сзади и капитан каждой клеткой тела ощущает на себе его бешеный взгляд. Взгляд дикого зверя, что готов сделать всё что угодно, лишь бы достать до мяча. Генри не хочет чувствовать себя птицей загнанной в клетку, поэтому заставляет ноги бежать, а сердце стучать. Генри чувствует, как каждая мышца наливается свинцом. «Слишком тяжело…Слишком трудно…Не могу дышать…» Кружатся в голове мысли и капитан чувствует, что ещё секунда и он просто упадёт. Упадёт – значит, разочарование школы. Сдастся – презрение команды. Он понимает и бежит, как только может, однако сравнявшийся с ним парень врезается в капитана боком, полностью сносит, вышибает воздух из легких. Генри слышит странный звук, то ли свист, то ли хруст, а потом жестокое и твердое падение на локти, кувырок и он уже лежит на спине, скорчившись от боли. Он слышит вздохи и крики толпы на трибунах. Громкий свисток тренера, ощущает, как обтертая кожа на руках начинает печь от прикосновения стриженой травы, чувствует, как по локтям текут пот и кровь, что смешиваясь, вызывают сильное жжение. Чувствует жуткую боль в области плеча и ребра. В глазах размыто и кажется, будто ещё чуть-чуть и Генри разрыдается словно девчонка, но он держится и пытается успокоиться. Вдох, выдох, вдох…Он чувствует на запястье прикосновение. Словно кто-то мягко поглаживает кожу. Генри переводит затуманенный взгляд на запястье и замирает, когда видит на открывшемся кусочке бледной кожи, между перчаткой и налокотником, надпись: «Вставай». Генри слегка приоткрывает рот и несколько раз перечитывает лишь одно заветное слово. - Капитан, что нам делать? Слышит он прерывистый голос рядом с собой. У него, с огромным трудом, получается, оторвать взгляд от запястья и он переводит его на команду, что встала возле него. Они тоже устали и огонёк ярости к победе в их глазах тухнет, Генри чувствует это сам. Он поднимается на ноги и, повернувшись к трибунам, видит людей, что поднимают плакаты с их именами и изображением сокола, болельщиков, что срывая голос, поддерживают их, родителей, что хлопают и выкрикивают слова поддержки. Однако Генри пытается найти взглядом одного человека. Человека что находится где-то рядом, всегда находился, человека, что делит с ним одну кожу, одну боль и одну судьбу. Но найти его невозможно из-за огромной толпы болельщиков, поэтому Генри лишь улыбается и, повернувшись к команде, громко произносит: - Выигрываем и я покупаю всем выпивку за свой счёт. Стэнли издает громкий клич, вытягивая вверх руку с жатой в кулак перчаткой. Генри не видит, так как уже идет вперёд, но команда, следующая за своим капитаном, искренне улыбается и кажется, готова снести кого угодно на своём пути. А тем временем от трибун движется тень, медленно уходя с поля боя. Генри внимательно смотрит, как на его руках появляются цветы. Парень привык к этому. Он и сам рисует на коже, ему нравится, когда невидимый художник дополняет его линии, когда они создают что-то прекрасное, что-то лишь на двоих. Что-то внутри парня переключилось после того матча, нет, после случая в своей комнате. А может еще раньше, в кабинете директора или на крыше, с облаками над головой. Они выиграли матч, смогли оторваться на одно очко и тогда Генри, как и обещал, купил всем выпивки. Они долго праздновали, и впервые он чувствовал себя самим собой, не парнем с самоуверенностью выше трех этажей его школы, а просто Генри. Он хотел увидеть черные волосы вновь. Он хотел заглянуть в лицо своей родственной души. Но никогда не пытался написать что-нибудь, спросить, как его зовут. Он просто ценил то, что имеет прямо сейчас. Возможно, родственные души – это не так уж и плохо. Генри перестал сопротивляться уже давно. Генри зашёл в библиотеку, которая была пуста. Начались каникулы перед мучительными экзаменами, и увидеть кого-то в школе, не считая пары учителей, было необычным. Вот и Генри пришел в это место, ища материал для подготовки к устному зачету по истории и политологии. Он бы сам с радостью остался дома, сидя в интернете и валяясь на кровати, наслаждаясь заслуженным отдыхом и любуясь на фотографию своей команды с кубком полуфинала. Однако пустая школа выглядела очень даже неплохо. Так тихо в ней никогда не было и это даже нравилось парню. Генри медленно продвигался вдоль книжных полок и столов для чтения. Он искал нужный ему ряд, держа в руках листок бумаги с написанными на нем названиями литературы и нужных учебников. Чем дальше он шел, тем сильнее ощущался запах страниц и толстых изданий. Полки были забиты трилогиями, тонкими книжками, энциклопедиями, книгами старых и забытых авторов. Это всё было в одном месте. С небольших окошек в помещение попадал солнечный свет, освещающий пустую библиотеку. В воздухе плавно кружила пыль. Давно здесь не убирали. Генри сделал ещё несколько шагов, а потом резко остановился, будто наткнулся на стену. Он закатал рукав кофты и увидел как его левая рука, начиная с ладони и заканчивая локтем, начала постепенно покрываться узорами в виде букв. Такая знакомая и уже ставшая привычной перламутровая краска, которая незамедлительно вызвала у парня улыбку. Но это было нечто новое. Узоры в виде букв и книги, на его коже ещё ни разу не появлялись. Он услышал легкое покашливание с правой стороны книжных рядов. Генри сделал небольшой шаг, а затем начал быстрее продвигаться в сторону звука. Кто вообще приходит в библиотеку в такую рань, да и тем более на каникулах? Возможно такой же ученик что и Генри, которому нужно подготовиться к экзамену. Или это просто учитель, что в это время следит за библиотекой. Но парню было всё равно. Что-то будто тянуло его в ту сторону. Он уже перешёл на бег, ощущая кожей руки мягкое прикосновение кисточки. Листок нужной литературы выпал из его рук, плавно опустившись на деревянный пол. Вот пару метров и он заворачивает за книжный стеллаж. Шумно дыша, он смотрит на человека, что сидит на деревянном полу, облокотившись на полки. Генри расширил глаза, когда увидел сидящего на полу парня. Его волосы были черными как смоль и мило растрепанными. Яркие глаза из-под длинных ресниц, бледноватая кожа. Он был немного ниже самого Генри. Длинные и худые ноги, которые облегали черные джинсы. Потрепанная рубашка, что была слегка смята, и из которой виднелись длинные руки. Парень тонкими пальцами держал кисточку и выводил на своей руке узоры. На его губах была лёгкая улыбка. Генри не дыша, смотрел на черноволосого парня, а кожей ощущал приятные и слегка щекотные прикосновения. Он не мог поверить в то, что прямо сейчас происходило в этой библиотеке, в самое обычное утро. Среди огромных рядов книг и пыльных томов сидел он…Его соулмейт…. В воздухе завис запах страниц и краски. Парень не сразу заметил присутствие Генри, поэтому, когда поднял голову, то замер. Генри наблюдал затем, как черные волосы парня блестели в лучах солнца, которые пробивались через щели между книгами, освещая книжные коридоры. Парень, сидящий на полу, резко выпустил кисточку из рук и та, со стуком, упала на деревянный паркет. Рисунок на руке Генри замер, оставаясь не законченным. Парни смотрели друг другу в глаза, не замечая больше ничего. Атмосфера была не напряженной, и даже молчание между ними не казалось давящим. Сердце сделало громкий удар, который, казалось, отразился эхом от книжных полок. Генри открыл рот и, пытаясь звучать как можно более спокойно, произнес: - Я…Генри…,– черт, его голос все-таки дрогнул. - Я знаю. Раздалось в ответ. Генри почувствовал, как сердце снова больно ударилось о ребра. Голос этого парня был слишком приятным и таким родным, будто он родился с ним в голове и слышал множество раз. Они снова замолчали, не зная, что ещё можно было сказать в этой ситуации. Генри вспомнил слово, что смогло придать ему сил на недавнем матче, поэтому ему больше ничего не пришло в голову, как повторить: - Вставай. Парень не двигался, но с помощью солнечных лучей, которые падали на лицо черноволосого, Генри смог разглядеть улыбку. Художник поднялся на ноги и замер в полный рост всё так же, не отрывая глаз от капитана футбольной команды. Генри в этот момент чувствовал что-то невероятное. Парень, с которым он разделял одну кожу, сейчас стоял перед ним. Генри не мог произнести и слова, так как безумно стучащее сердце перекрывало кислород. Он только приоткрыл рот, чтобы задать вопрос, как его перебил всё тот же привлекательный голос. - Джей…Меня зовут Джей. Парень неловко улыбается и нервно крутит между пальцами края рубашки. И в этот момент у Генри просто иссякает терпение. Он бежит вперёд и резко, притянув сильными руками, тело парня к себе, наклоняется и целует его. Вкус мягких губ, запах краски, пустая библиотека. Что может быть лучше, думает Генри. Джей не сопротивляется, он сжимает в руках толстовку парня, подаваясь ближе и углубляя поцелуй, обхватывает его лицо ладонями. Генри не отрывается от него ни на мгновение. Он придерживает рукой его голову, берет одну ладонь Джея и переплетает с ней пальцы. Поцелуй завершается через несколько секунд. Они соприкасаются лбами, продолжая смотреть друг другу в глаза. - Ты в курсе, что рисовать можно и на бумаге? – произносит Генри с ухмылкой на лице. - Да брось, тебе же нравится. И тебе нужно больше времени уделять физике, - Джей усмехается, не отстраняясь. - Это может подождать, – говорит он, улыбаясь как полный счастливый идиот. Солнечные лучи освещают библиотеку сквозь книжные стеллажи, а в воздухе витает запах перламутровой краски.