мартини «по-приятельски»

Еще неделю назад Гарри был мертв для Эггси, а теперь он направляет пистолет на его щенка и задается одним единственным вопросом: «как я блять докатился до этого пиздеца?». Он направляет пистолет на щенка, которого купил для него, потому что Эггси не готов узнать, что он – жив, а после – отпустить его в мир, наполненный бабочками. Это могло быть милосердным решением, мирной отправкой на пенсию, но этот Гарри – не Гарри, к тому же, им нужно спасти мир. А еще где-то на задворках сознания бьется четкое «его мир – я, а не бабочки». То, что Гарри узнает щенка и не узнал своего ученика бьет по его, Эггси, щенячьим чувствам. И немного задевает эго. Еще осколки задевают сердце. Эггси уверен – раны смертельные. Он чувствует себя, как чувствовал бы пес, вернувшейся к хозяину и обнаруживший, что на его подстилке спит незваный гость. Эггси невольно задумывается о том, чувствует ли себя и Гарри как-то вот так. Но это все – подсознательное; если бы Эггси позволил себе полностью отдаться чувствам, то и чипа Валентайна не понадобилось бы – его голова взорвалась бы сама. Он не может понять, как это – любить двух человек одновременно, как это – потерять, обрести и снова почти упустить. Мерлин смотрит на него напряженно, долго, и выдает нарочито-мудрое: – Если тебе кажется, что ты любишь обоих, то выбирай второго. Ты бы не задумался о втором, если бы любил первого. Эггси не отвечает. Эггси думает только о том, что Гарри восстал блять из мертвых. Эггси думает только о том, уместно ли принести извинения за то, что он тут, вроде как, почти помолвлен; «прости, я думал, что ты мертв и пытался жить дальше; а еще я никогда не говорил тебе о своих чувствах, потому что считал, что время ещё не пришло, а потом ты умер, а я спас мир и принцессу». Эггси – профессионал. Его этому учили, а не влюбляться в своих наставников без памяти. Эггси – профессионал, но он не может контролировать себя, когда Гарри вспоминает. И, может быть (скорее всего), это выходит за грани допустимого, но Эггси просто не может его отпустить от себя, ослабить объятие. Эггси ненавидит себя, потому что он даже не попытался искать; потому что забрать тело – «нарушение секретности». Эггси ненавидит себя за то, что не может рассказать Тильде о том, что Гарри вернулся, потому что она знает его так хорошо, а он – хреновый актер; и она по одному только его голосу поймёт все. У Эггси что-то обрывается внутри, когда Гарри наливает им мартини «по-приятельски» и говорит о своей жизни. О том, что ему некого было вспомнить. Эггси опускает взгляд на столешницу барной стойки, сжимает губы и старается держать лицо, держать в себе слова и мысли – как делал до этого; «почему ты не вспомнил меня?» срывается с его губ против воли. И взгляд у Гарри – не понимающий; он пожимает плечами. Молчит. И добивает своим «у меня никогда не было друзей, я никогда не был влюблен». (Гарри просто играет гораздо лучше). – Сочувствую, – нет, Эггси ни капли не разделяет его чувств; он чувствует слишком много, любит сразу двоих. Но он произносит это «сочувствую» как дань вежливости, и принимает решение. Они идут в бой – спина к спине, доверие, прикрывать друг друга собственным телом, всё или ничего. Эггси светится, наслаждается поединком, потому что вдвоем они работают так удивительно ладно, словно бы всегда были командой. (Несколько часов спустя, Эггси, вспоминая это ощущение, задумается о том, каково бы это было – всю жизнь биться рядом с Гарри?) Они идут в бой – и спасают мир. Вместе. Гарри помогает ему выбрать костюм. Гарри берет назад свои слова о том, что у него никогда не было хорошего друга – ведь был Мерлин, ведь есть – Эггси. Гарри стоит с ним у алтаря. Эггси целует Тильду, Эггси любит Тильду, Эггси уверен, что не пожалеет о своем выборе. Эггси рад, что его опрометчивое «ты нужен мне», осталось незамеченным, что ему удалось сохранить секрет. Но Эггси не может не думать о том, как отреагировал бы Гарри на его признание. Эггси не может не сожалеть о том, что даже не попробовал. Эггси не может не думать о том, какое могло бы быть будущее у него с мужчиной, стоящим рядом. Справа от него. Он наблюдает за церемонией, на его губах улыбка, он гордится тем, в кого вырос его ученик – в мужчину, достойного руки скандинавской принцессы. Он наблюдает за поцелуем влюбленных и хлопает громче всех. Хлопки скрывают прерывистый вдох. И никто не узнает, что в последние мгновенья Гарри видел его, неотесанного мальчишку в совершенно неподобающей джентльмену одежде.