Реквием по Сторибруку

Это она. Это, мать ее, она! Никаких сомнений. Вокруг грохочет заводная музыка, кто-то оглушительно смеется и стаканами хлещет виски, а Эмма Свон, сидя за стойкой бара, ошарашенно смотрит на женщину, которую никак не ожидала встретить здесь, в Сиэттле. – Регина… У нее кудрявые, короткие волосы, откровенный топик и джинсы в облипку. Она заигрывает с посетителями, ловко орудует шейкером и время от времени протирает стойку, заставляя ее снова блестеть. Эмма все смотрит и смотрит, понимая, что должна просто встать и уйти. Не оборачиваться, не возвращаться. Уйти. Сердце стучит все быстрее, во рту сохнет. Эмма делает глоток своего коктейля, практически не ощущая вкуса. Она ведь сбежала из Сторибрука. Сбежала от всей той липкой дряни, в которой увязла в последнее время. Сбежала от Крюка, от кольца на безымянном пальце, от приторного счастья. Бросила всех, понимая, что еще немного – и ее самой не станет. Появится кто-то вместо нее. Кто-то правильный, кто-то, кто уже почти вытеснил ее из ее собственного тела. Ей жалко лишь Генри – это если по-настоящему. Она уже бросила его когда-то и вот сделала это снова. Может, стоило поговорить с ним. Объяснить ему все. Но в тот момент Эмма не верила, что он поймет. Ведь она играла в счастье прямо перед ним, и он поверил. Как и сама Эмма. Почти поверила, что любит образ, маску, которую носил Крюк. Но маски имеют свойство падать. И вот теперь она в Сиэттле, где прошлое должно было остаться в прошлом, а настоящее могло бы стать таким хорошим. Но нет, что-то снова пошло не так. Ладно. С этим можно смириться. В конечном итоге, сюда заявилась Регина, а не Крюк или кто-то другой. А Эмма не слишком старательно заметала следы, мечтая просто убраться подальше. Кто угодно мог проследить ее маршрут, если задался бы целью. Регина, очевидно, задалась. Второй бармен что-то спрашивает у нее. Эмма не слушает, продолжая неотрывно следить за Региной. А та оборачивается и как назло ловит взгляд. Недоумение вспыхивает в ее темных глазах, и это совсем не то, что Эмма ожидала увидеть. – Снова какое-то проклятие? – сухо, отрывисто интересуется она, когда Регина подходит ближе: все равно разговор состоится, Эмма хотя бы сделает первый ход. Раз уж поздно бежать. Регина хмурится. – Что? У нее другая помада. Непривычная. И пахнет, наверное, совсем иначе. Эмма стискивает стакан, на дне которого еще плещутся остатки коктейля. – Что-то случилось? – берет она на себя труд перефразировать вопрос, не понимая только, зачем. – Ты поэтому разыскала меня? Она почти уверена, что так и есть. Что над Сторибруком в который раз зависло облако чужих магических проблем, и вновь потребовалась Спасительница. Как банально. Регина широко улыбается и качает головой. – Вы меня с кем-то путаете, – уверенно заявляет она. И глаза у нее все еще спокойные. Либо она настолько умело лжет, либо… Эмма изумленно моргает и медленно отвечает: – Я… не путаю. Она уже не знает. Не понимает. Ее особенный дар видеть ложь, почти затоптанный чужими проблемами, не чует подвоха. Регина ставит локти на стойку и склоняется к Эмме, а та давит в себе порыв отшатнуться. – Хотите сказать, что уже где-то видели меня? Регина внимательно изучает лицо Эммы, в ее глазах что-то поблескивает: должно быть, отсветы многочисленных лампочек, развешанных над баром. – Да, – говорит Эмма. – Я однозначно видела тебя. Новое проклятие могло сделать так, что Регина – и наверняка остальные – потеряла память. Большой вопрос, что тогда она забыла здесь, но это можно выяснить. Эмма смотрит на нее и думает, что все даже к лучшему. Что Регина не помнит ее. Можно начать сначала. Можно… – Я – Эмма, – протягивает она руку до того, как успевает додумать, что именно стоит начинать. – Эмма Свон. Сердце замирает. В прошлый раз имя сработало. С другим человеком, но сработало. А сейчас?.. Стоило бы назваться иначе, но уже поздно, и Эмма молча ругает себя. Ни капли узнавания не мелькает в темных глазах Регины, когда она подает руку в ответ. – А я – Рони, – она весело улыбается. Так сразу и не поймешь, хорошо это или плохо. Но на сердце однозначно становится легче. Эмма приподнимает брови. – Просто Рони? – уточняет она. Обычное имя, что тут такого? Разве оно обязано что-то значить? Возможно, это ее шанс. Шанс исправить то, что она натворила своим побегом. Шанс извиниться хотя бы перед Региной, чтобы потом она передала эти извинения Генри. Эмма думает, что сумеет слегка залечить свою израненную душу. Вот только она пока что не придумала, как. Ведь Рони не скажешь все то, что она хотела бы сказать Регине. – Просто Рони, – смеется Регина, и Эмма отчетливо понимает, что не сможет ее так называть. Это чужое имя, а здесь все еще та мадам мэр, с которой Эмма познакомилась много лет назад. И пусть она теперь чем-то напоминает Руби, это мало что меняет в голове у Эммы. Это ничего не меняет. И Эмма по старой привычке слегка робеет рядом с Региной. Второй бармен окликает Регину, и она корчит виноватую гримасу. – Извини, мне надо работать. Эмма согласно кивает и не понимает, почему Регина все еще стоит рядом. А потом видит красноречивый взгляд, указывающий на их руки, все еще скрепленные пожатием. Эмма отпускает пальцы Регины с такой скоростью, будто боится, что они воспламенятся. – Прости, – смущается она. – Я не хотела… Регина не слушает ее, отправляясь работать, и Эмме только и остается, что смотреть за ней, ругая себя за все подряд. Ей не надо было оставаться. Она должна была встать и уйти в тот же момент, как увидела Регину. Она ведь хотела оставить прошлое позади, так зачем теперь это все? Да и Регина не помнит ее, о чем они могут говорить? Эмма не собирается примерять на себя роль Генри и рассказывать сюжеты из волшебной книги. Однозначно нет. У Эммы столько шансов уйти, и она упускает их все – один за другим. Сидит за стойкой и пьет коктейль за коктейлем, гадая, зачем ей это все. Они с Региной никогда особенно не дружили – были попытки лишь хоть как-то наладить отношения, которые, в итоге, увенчались успехом, но дружба… Регина умела держать дистанцию, и даже тогда, когда Эмма пыталась нарушить ее, считая, что они обе этого хотят, ничего не менялось. Эмма всегда была уверена, что Регина не может перестать винить ее в собственных бедах. Что ж… Эмма и сама не могла забыть. Да и никогда не сможет. Посетителей много, бармены едва справляются. Спиртное льется рекой, пару стопок текилы Регина лихо опрокидывает в себя и с удовольствием принимает аплодисменты. Эмма слушает ее смех и с далекой грустью думает, что та, сторибруковская, Регина никогда так не смеялась. И волосы распрямляла. И топики не носила. Да и вообще все в Сторибруке были слишком зажатыми и озабоченными проблемами. Каждый день, ну ведь каждый день что-то сваливалось на них! Или кто-то. Может быть, Регина просто решила сбежать, как и Эмма? Не-е-ет, она бы не бросила Генри. Регина не такая. Она ответственная. Она не Эмма. Допивая пятый коктейль, Эмма решает, что все к лучшему. Если проклятие лишило Регину памяти и забросило ее сюда, никто не мешает им действительно начать все сначала. Эмме всегда нравилась Регина: умная, хваткая женщина, не лишенная пусть и специфического, но чувства юмора. Рядом с ней Эмма иногда даже чувствовала себя легче, чем рядом с Крюком. И вот теперь есть только они вдвоем. Никто не помешает. Кроме того, Эмма потихоньку начинает волноваться за Генри, а выяснить, что с ним, можно лишь через Регину – когда она вспомнит. Если она вспомнит. Спиртное притупляет в Эмме ощущение опасности, пестуемое с самого начала этого вечера, и она упорно сидит в баре до того момента, как вокруг начинает гаснуть свет. А потом рядом возникает Регина. – Хей-хей, – говорит она с улыбкой. – Кого я вижу! Ты все еще здесь. Бар пуст. Где-то вдалеке слышится звон посуды – наверное, ее моют на кухне, – но в самом баре тишина. Со столов все убрано, на стойке не осталось стаканов. Время закрытия. Эмма тщательно моргает, думая, что хочет быть более пьяной, чем уже есть. Может быть, тогда она потеряла бы сознание, и все закончилось бы. Не пришлось бы разговаривать. – Я все еще здесь, – соглашается она, поднимаясь со стула. Регина в упор смотрит на нее, и на какое-то мгновение Эмме чудится, будто она замечает сомнение в темных глазах. – И ты знаешь, зачем ты здесь? – уточняет Регина, не меняя тона голоса, разительно контрастирующего с ее сощуренным взглядом. Эмма кивает. – Определенно. Она знает, что должна попытаться что-нибудь исправить. Должна оправдать свой побег. Ей почти хочется, чтобы Регина спросила, почему она сбежала, ведь невозможно было не заметить ее исчезновение. Но вместо Регины напротив стоит Рони, и ей наплевать, что Эмма сбежала, ей наплевать, откуда она сбежала и кого бросила при этом. Регина какое-то время молчит, продолжая разглядывать Эмму, а потом хмыкает: – Окей. «Окей»? Что «окей»? Эмма не успевает ничего понять, когда Регина вдруг подступает ближе и, дотянувшись, прижимается влажными, пахнущими текилой, губами к ее губам. Это самый настоящий поцелуй, и от него у Эммы почему-то дрожат ноги. Она в замешательстве, в голове – вихрь мыслей, но ни за одну не уцепиться. Тогда она цепляется за плечи Регины и зачем-то отвечает на поцелуй, хотя логичнее было бы прекратить все это и не пускать чужой язык в свой рот… Господи, это ведь язык Регины! Эмма отшатывается в момент, когда окончательно понимает, что к чему, и от испуга слегка трезвеет. На ее губах все еще вкус текилы и помады, и она невольно облизывается, вздрагивая. В приглушенном верхнем свете Регина выглядит очень странно. В ней чудится смесь той и этой женщины, и Эмма не может понять, что происходит. – Зачем ты это сделала? – спрашивает она и вскидывает руки, когда видит, что Регина делает шаг вперед: – Нет-нет, не подходи! У Эммы самая настоящая паника, которая заполняет собой желудок и сваливается куда-то ниже. Ее слегка подташнивает, она начинает задыхаться. Все идет не так, как должно идти. Совершенно не так! – Я думала, ты хочешь трахнуть меня, – недоуменно пожимает плечами Регина и встряхивает кудряшками. Это настолько не похоже на нее, это настолько не она в этот момент, что внутри все переворачивается. Эмма все еще задыхается. И от поцелуя, и от понимания того, что это была Регина, и от той легкости, с какой Регина произносит «трахнуть». А еще у нее в крови слишком много спирта, и это очень опасно. Ведь достаточно одной спички. – Я не хочу… трахать тебя, – Эмме приходится приложить усилие, чтобы выдавить из себя это слово. Потому что Регина и «трахнуть» никогда не стояли у нее рядом. Это… невозможно. Это нереально. Эмма снова облизывает губы и спрашивает: – Почему ты решила, что я?.. Она не знает, как правильно спросить. А еще ей жарко и не по себе, и она хочет уйти и остаться, и все это вместе заставляет ее голову кружиться. Может ли она сказать себе, что целовала не Регину, а Рони? Это что-нибудь изменит? На самом деле, это ничего не меняет, и Эмма стоит, лихорадочно соображая, что же ей делать. Потому что ведь, если уж откровенно, это Регина целовала ее. – Ты же сказала, что где-то видела меня. Это стандартный подкат, Эмма, в самом-то деле. А потом я спросила тебя, знаешь ли ты, зачем досидела в баре до его закрытия, и ты ответила «да». Серьезно, как еще это можно было понять? Регина сердится. Она хмурится и кусает губы, скрестив руки на груди. Судя по всему, ей очень хочется уйти, но она не может, пока Эмма здесь. Не может оставить ее в баре. У Эммы пылает лицо, на пару секунд она прижимает к нему холодные ладони, и становится легче. И правда ведь. Все в самом деле было так, как говорит Регина. – Прости, – бормочет она и слышит сочувственное: – Ты никогда этого не делала? До Эммы не сразу доходит суть вопроса, и ей приходится уточнить: – Не делала чего? Не спала с Региной? У нее вырывается нервный смешок. – Не снимала барменов, – Регина улыбается, и Эмма вдруг замечает этот ее шрам на губе. Если до этого и были какие-то сомнения, то теперь уж никаких. Это Регина. Она может звать себя как угодно, но это она. Эмма все еще в растерянности, когда Регина подходит к ней и берет за руку. – Слушай, все в порядке, – убедительно говорит она и слегка сжимает пальцы Эммы. – Ты мне нравишься, и я бы хотела, но если ты не хочешь… Она делает паузу и вопросительно смотрит на Эмму, а та не может понять, как же так получается, что вот стоит Регина и говорит о сексе, и говорит, что не против, что ей нравится Эмма, что все в порядке. В какой-то момент Эмме хочется, чтобы память к Регине вернулась прямо сейчас. Тогда можно будет остановить все это безумие и посмеяться вместе или подколоть друг друга, а потом Регина разозлится, и все будет по-старому, и все будет... Ничего уже не будет по-старому. Эмма сбежала. «Прощай, Сторибрук!» – вот что сказала она, пересекая границу. На самом деле она не хочет никаких возвращений, еще и потому, что их с Региной прошлое слишком тяжелое. Они никогда не посмеются над тем, что произошло сейчас, это только сделает пропасть между ними шире. И это совсем не то, чего добивалась Эмма, оставшись в баре до закрытия. – Так что? – спрашивает Регина, легко разбивая вдребезги размышления Эммы. – Остаешься? Эмма никогда не спрашивала себя, хочет ли она Регину. Наверное, потому, что боялась ответа. Они все еще держатся за руки, когда Эмма кивает. На губах Регины расцветает счастливая улыбка, и она дергает Эмму на себя, свободной рукой обнимая ее за шею. – Не знаю, что там у тебя на уме, Эмма Свон, – хрипловато шепчет она, прижимаясь лбом ко лбу Эммы, – но лучше подумай обо мне. И она снова целует ее, и это получается нежно и удивительно. Эмма мучительно жмурится, когда Регина уже обеими руками обнимает ее за плечи, и отвечает на поцелуй, чувствуя, как жар ползет по телу, короткими укусами вынуждая его вздрагивать. Они целуются еще какое-то время, а потом Регина тянет Эмму за собой и приводит ее в заднюю комнатку – маленькую, плохо освещенную и заваленную каким-то хламом. Та прошлая Регина никогда бы не позволила себе заняться в этой комнате чем-то, кроме уборки. Но та прошлая Регина никогда бы не поцеловала Эмму первой, так что… Они падают на гору какой-то одежды, и Регина смеется, и обхватывает Эмму ногами, и расстегивает пуговицы на ее рубашке, а Эмма только смотрит и не понимает, что ей делать. Вернее, понимает, но не может заставить себя шевелиться. – Ты никогда не была с женщинами? – по-своему понимает ее Регина, и Эмма, колеблясь, отвечает: – Да. Она не знает, почему так сказала. Может, чтобы всем было проще. А может, надеется, что Регина решит, что оно ей не надо. Но Регина только смеется: – Красивая и невинная – как мне сегодня повезло! Она крепко целует Эмму, заставляет ее сплестись языками и жарко дышит прямо в рот. Грудью она трется о грудь Эммы, а потом вдруг отпихивает Эмму от себя. – Подожди, – выдыхает она, и удивленная Эмма следит, как та стаскивает с себя джинсы, оставаясь в черном нижнем белье. – Иди сюда, – зовет Регина и берет Эмму за руку. – Я тебя научу, как надо. Словно какой-то сон. В следующий момент она кладет себе в рот два пальца Эммы – средний и указательный – и пару секунд посасывает их, затем опускает их руки вниз по своему животу. Эмма не успевает опомниться, как снова оказывается в окружении влажного жара, но теперь уже это совершенно другой жар, и от него самой Эмме становится тесно в одежде. – Ну же, – шепчет Регина, своей рукой нажимая на руку Эммы. – Дальше сообразишь? Она улыбается, и это немного распутная улыбка, от которой тело Эммы пробивает дрожь. Эмма стремительно наклоняется, захватывая поцелуем губы Регины, в то время как пальцы ее с легкостью проскальзывают внутрь. Регина выгибается и на мгновение замирает, а потом яростно целует Эмму, с силой прижимая к себе, горстью захватывает ее волосы и дергает их, вырывая у Эммы стон. Белье мешает, Эмма отвлекается на то, чтобы стащить его, попутно целуя вздымающийся живот Регины. В какой-то момент она оказывается слишком близко от того, чтобы коснуться лобка языком, и тогда Регина заставляет ее подняться. – Это наше первое свидание, Эмма, – смеется она. – Оставь что-нибудь на второе. Она шире раскидывает ноги, приглашая, а Эмма охотно пользуется приглашением, вновь скользя внутрь. На этот раз никаких преград, рука движется свободно, постепенно наращивая темп. Эмма целует Регину в губы, в щеки, в подбородок, в шею: то нежно, то яростно, будто наверстывая упущенное. Регина держится за ее плечи и подкидывает бедра в такт движению руки. Ее глаза зажмурены, лицо искажено страстью, мокрые кудряшки налипли на лоб, топик задрался, и Эмма захватывает губами темный напряженный сосок, едва удерживая себя от того, чтобы укусить. Она жалеет, что одета, потому что ей безумно хочется прижаться голым телом к такому же голому телу, но все, что они делают, происходит слишком спонтанно, и, может быть, у них еще будет время, чтобы исполнить желаемое. А пока что Эмма ловит все нарастающее возбуждение и надеется, что оно во что-нибудь выльется. Но Регина кончает быстро и теснее прижимается к Эмме, глуша стон в ее волосах. Они обе тяжело дышат и дрожат, Эмма чуть больше, потому что так и не получила разрядки. Регина это понимает и, едва придя в себя, принимается расстегивать на Эмме джинсы. – Привстань, – командует она, и Эмма повинуется, когда джинсы стягиваются с нее вместе с насквозь мокрым нижним бельем. Это слегка смущает, но Регина стремительно избавляет их обеих от остатков одежды и ловко переворачивает так, что Эмма оказывается снизу, а там уже не до смущения. Что-то колет в спину, Эмма ерзает, и вновь Регина принимает ее действия за что-то другое. – Какая ты нетерпеливая, – хрипловато смеется она и облизывает свои пальцы, почти сразу опуская руку. Эмма облегченно ахает, когда чувствует, как Регина заполняет ее, и это настолько невозможное ощущение, что можно кончить лишь от него. Просто потому, что это Регина. Женщина, которую Эмма совершенно не планировала в своей жизни. – Ты хочешь быстро или медленно? – Регина ведет языком по животу Эммы, и та может лишь выдохнуть: – Быстро. Напряжение уже связалось тугим узлом внизу живота, и не терпится его развязать. Регина осторожно прикусывает кожу возле лобка, едва шевеля пальцами, а потом устраивается на коленях и подхватывает Эмму под правое бедро, подтягивая ее ближе к себе. – Смотри на меня, – велит она, и Эмма смотрит, хотя предпочла бы закрыть глаза. От того, что перед ней Регина – та самая Регина, – становится еще невыносимее, хочется кончить, но оргазм продолжает удерживаться на самом краю, и Эмме ничего не остается, кроме как сильнее подбрасывать бедра навстречу. – Смотри на меня, – слышит Эмма сквозь вату в ушах и немыслимым усилием воли возвращает Регине взгляд. Внутри зажигается адский огонь, и источник его – чужие пальцы, входящие в нее, чуть сгибаясь время от времени. – Смотри на меня, Эмма, – в голосе Регины вдруг слышатся давно знакомые нотки, она наклоняется, не отводя глаза, и Эмма наконец не удерживается, с громким стоном проваливаясь в бездну. Выгнув спину, она стремится задержать Регину и оргазм внутри себя, но оба они вырываются наружу, принося желанное облегчение. Эмма закрывает лицо дрожащими руками и лежит так, чувствуя, как мокро кругом. Вот и все. Прощай, Сторибрук. Она сделала то, чего никогда не позволила бы себе там. Она только что похоронила все отношения, что они с Региной столь тщательно строили. Вот теперь уже точно некуда и незачем возвращаться. – Эй, – на щеку Эммы ложится теплая рука. – Все нормально? Ты жива? Регина склоняется над ней, мягко улыбается, и это так по-новому, так замечательно, что Эмма думает: не надо ни о чем жалеть. В конце концов, даже если все пойдет не так, у них останется эта ночь. – Все хорошо, – говорит Эмма и, собравшись с духом и силами, захватывает Регину в объятия, увлекая ее на себя. Регина смеется и не вырывается, целуя Эмму, а потом спрашивает: – Хочешь выпить? Я делаю отличные коктейли. – Я знаю, – со значением поднимает брови Эмма, чем вызывает у Регины новую улыбку. – Ах, ну да. Я и забыла. Они лежат, тесно прижавшись друг к другу, и неспешно, лениво целуются, время от времени обмениваясь улыбками и какими-то фразами. А потом встают и, не одеваясь, идут в бар, хотя Эмма и опасается, что там может кто-нибудь быть. – Я точно знаю, что мы здесь одни, – подмигивает ей Регина. Потом облокачивается на стойку и принимает серьезный вид. – Так что тебе смешать, красотка? Покрепче, послабее? Эмма отражает ее позу. – Смешай мне себя. Какая ты на вкус? Водка, ром, текила? – она делает паузу, колеблясь: – Яблочный сидр? Немыслимый микс из строгой мадам мэра и веселой барменши. Регина выгибает бровь и принимает вызов, пока Эмма решает для себя, как же ей быть дальше. Время идет, но решение не появляется. Тогда Эмма заставляет себя вспомнить Регину: ту, прошлую. Как она не похожа на эту. И как сложно им было общаться, как они делали это поначалу только ради Генри. Может быть, если бы Регина сразу была такой, Эмма бы не уехала. И не связалась бы с Крюком. – Держи. Эмма вздрагивает. – Что это? – она осторожно принюхивается. Регина пожимает плечами. – Попробуй. Эмма пробует и не может понять. Что-то очень легкое, почти освежающее, раскрывающееся к концу глотка. – Что там? Регина качает головой и наливает порцию себе. – Хорошие бармены не раскрывают своих секретов, – хмыкает она и добавляет: – Могу только сказать, чего там точно нет. Сидра. Ненавижу яблоки. Она пьет, смакуя, затем приближает свой бокал к бокалу Эммы и выбивает из них тихий «дзынь». А Эмма, глядя в смеющиеся карие глаза, уверенно думает: что бы там ни было, эта Регина нравится ей больше. Рони ей нравится больше. Определенно.