Его любимый соперник

      Вечные соперники. Так бы их охарактеризовал, пожалуй, любой ученик, так или иначе знакомый с данной парочкой. Все началось еще до средней школы, когда Иван и Альфред набрали одинаковое количество баллов за тест и прошли на городской уровень конкурса по математике. Блиц-тур в автобусе завершился дракой, рваными пиджаками и оторванной лямкой ранца у Джонса. В свои двенадцать американец еще был достаточно полным ребенком, любящим проводить выходные с братом в ресторане Макдональдс напротив дома. Но по силе он не уступал щуплому мальчишке из какой-то там Москвы, который отчего-то раздражал своей улыбкой, никогда не сходящей с лица.       Годы шли, а «ума не прибавлялось», как любил говорить учитель английского языка, наблюдая очередной «разговор» разгоряченных подростков, вот-вот готовых вцепиться друг другу в шею и набить лицо, что не раз происходило на территории школы. Со временем спокойный взгляд Брагинского сменился с холодного равнодушного на блестящий и полный огня, в то время как Джонс с грубых слов и фраз перешел на откровенные насмешки и сарказм. И Иван с большим удовольствием набил бы лицо самодовольному своей воспитательной работой британцу, что, как и всегда, стоял у распахнутого окна, не без интереса следя за происходящим.       Они ненавидели друг друга. Когда лучший друг Ивана, Франциск, как-то вскользь пошутил, что от ненависти до любви один шаг, русский чуть ли не на всю улицу прокричал, что это просто невозможно. И впервые ночью не мог уснуть, долго смотря в потолок и вытирая полотенцем мокрые после душа русые волосы. Брагинский никогда и не задумывался над тем, а почему они с Альфредом ссорятся, стоит им лишь увидеть друг друга. Без причины, будь то спор за место в классе у окна, спортивные соревнования, когда оба вступили в клуб по футболу, или последний сандвич, лежащий в кафе школы на блюде, и на котором в результате поскользнулся проходящий с подносом Людвиг.       До лета оставалось всего ничего. Долгое время избегая встреч и разговоров с американцем, Иван все чаще ловил себя наблюдающим за Альфредом во время душа в раздевалке, сидящим в компании парней из клуба в противоположной части зала. Как перехватывало у него дыхание, стоило застать в коридоре Джонса с очередной влюбленной девушкой, с таким трепетом протягивающей ему письмо с признанием, пока тот краснел и красиво улыбался безупречно белыми зубами. В такие дни Брагинский задерживался в городе и долго один гулял по улицам, чем заставлял переживать сестер, не знающих истинных причин внезапной перемены в характере Вани.

***

      До старшей школы оставался один день. Лето было чудесным, Иван посетил родную страну и за время, проведенное в полевых работах, заметно возмужал. Подростковая щуплость пропала, мышцы красиво подчеркивала белая рубашка с символикой школы, а лицо приобрело ровные привлекательные черты, которые сводили добрую часть девушек с ума, что видели русского красавца, уверенно шагающего в новую жизнь.       А возможно, не так уж и уверенно. Замерев в проеме двери, Иван никак не мог заставить себя оторвать взгляд от парня у окна, чьи пшеничные волосы легко трепал ветер из приоткрытого окна, а блестящие голубые глаза изучали что-то во дворе. Вся подростковая пухлость щек ушла, зауженные джинсы подчеркивали стройные бедра, а на груди из расстегнутой рубашки в солнечных лучах блестели жетоны, которые в прошлом году подарил Альфреду отчим.       — Чего встал, шкаф? — мимо Брагинского неизменно важной походкой прошел британец и занял единственное свободное с Джонсом место.       Изменился и Артур, сняв наконец-то весь металл и вернув волосам их первоначальное состояние соломы, что не могло не вызвать у русского смешок. Однако Иван завидовал Керкланду, тому, как улыбается ему Альфред, тем прикосновениям, что дарил ненароком или объятиям… С головой уйдя в такие скучные уравнения и формулы, Брагинский больше не смотрел в ту сторону.       Поклонниц стало больше. Гораздо больше. Скрипя зубами и жутко, со слов француза, улыбаясь, Иван наблюдал гору валентинок на шкафчике американца, который не без интереса перечитывал каждую и улыбался. «Как идиот», — спрятав нос в шарфе, что связала Оля прошлой зимой, Брагинский развернулся и пошел в противоположную сторону, обдумывая пришедшую ему мысль, такую внезапную и очень важную.

***

      — Эм… Спасибо, но что это? — Альфред с натянутой улыбкой вновь повертел в пальцах оправу и взглянул в лицо замершему в ожидании Ивану, посмеявшись и откинувшись на спинку стула, — И как ты узнал про плохое зрение?       — По тебе это видно, щуришься как крот и выглядишь глупо, — не без издевки хихикнув, Иван покачал головой и, повинуясь мимолетному желанию, потрепал пшеничные волосы, удивляясь их мягкости, — Может… Нам пора завязать с нашей войной?       — Давно поумнел? — пожав плечами, Альфред надел очки и осмотрелся, вскинув брови и улыбнувшись, — Чувак, это… Круто.       — Я рад, — в груди приятно потеплело, — Значит, теперь мы сможем стать друзьями?       — Да, без проблем! — засмеявшись и собирая вещи, Джонс сжал вмиг покрасневшего Ивана в объятиях и похлопал по плечам, — Что ж… Мне пора, ну… Увидимся, Брагинский?       Иван кивнул, провожая спину американца восхищенным таким вот легким прощением за все им содеянное взглядом, и уже после, собирая оставленные вещи, сорвался с места и бросился вдогонку, набравшись из неоткуда взявшейся храбрости на признание. Коридор, кабинета, чертова лестница… Сбежав в раздевалку для спортсменов, где сейчас по давно выученному им графику должна быть тренировка Джонса, Брагинский схватился за шарф на шее и медленно опустил плечи, облокачиваясь спиной о стену и грустно улыбаясь. Постояв так мгновение, он тихо, чтобы не привлечь внимания, ушел в направлении главной лестницы, оставляя Альфреда зажимать Артура между шкафчиков и целовать с таким желанием и чувством, что позавидовал бы сам Франциск.       На следующий день Джонс получил в подарок оставленного в его шкафчике клоуна, выпрыгнувшего с жутким механическим смехом из незамысловатой коробочки. Иван в свою очередь неосторожно споткнулся о его ногу в столовой, окатив напитком идущего впереди Гилберта, отчего весь оставшийся перерыв был вынужден выслушивать, мол, с Великим так нельзя… Все вернулось на свои круги. Они вновь перебивали друг друга на занятиях, вновь пихались плечами, натравляли друг на друга друзей. «А может, оно и к лучшему», — Брагинский стер с уголка губ кровь и несколько иначе, чем обычно, улыбнулся оттащенному британцем Альфреду.