Тишина над Новым Авалоном

Тишина стояла над руинами Нового Авалона, бывшего оплота Алого ордена. Мертвая тишина. Потому что остались здесь только мертвые. И негромкий стук копыт идущей шагом лошади звучал в этой невозможной тишине громом. И биение сердца — тоже. И тихое-тихое пение оттянутой тетивы, казалось, наполняло музыкой весь Новый Авалон. Темная фигура всадника двигалась между пустыми домами. Ни единый звук, кроме глухих ударов копыт в высохший пыльный грунт, не сопровождал ее — ни конское фырканье, ни металлическое полязгиванье доспеха, ни шорох встряхиваемого хвоста. Конный плыл в стоялом воздухе, словно видение, мираж из пустыни Танарис, призрак зачумленных городов. Только один звук заставлял верить, что он материален. Лошадь встала у высохшего фонтана на площади. Родился еще один звук — всадник спешился. Зачем-то он подошел к растрескавшейся каменной чаше, зачем-то посмотрел на венчающую фонтан статую — будто воспоминания одолели его, будто он был живым… Еще тоньше запела напряженная тетива. Она задержала дыхание на вдохе — и разжала пальцы. И точно в этот момент проклятая лошадь закричала, как не кричат живые скакуны. Ее всадник резко обернулся — и стрела, которая могла бы в следующий миг торчать из отблескивающей синевой глазницы, бессильно чиркнула по рогатому шлему. Шеола быстро опустила лук и прижалась к крыше всем телом, стараясь не дышать. Медленно-медленно поползла от края назад. Она так и знала, что это было плохой идеей. Не делать того, за что тебе не платят, — хорошее правило, но в этот раз наемница не смогла устоять. Одинокая тварь казалась достаточно простой добычей, а Шеола была не только наемницей, но и син’дорей. Она этих сволочей помнила… Покрытая ржавым мхом и плесенью черепица крошилась под ладонями. Край отдалялся ужасно медленно, но ползти быстрее означало выдать себя. На секунду эльфийка замерла. А имело ли это смысл? Неужели проклятый упырь не додумается, откуда стреляли? И тут же ощутила нутром, шестым чувством, копчиковой интуицией — да чем угодно! — оно близко. Волосы под капюшоном зашевелились. Неподвижный воздух остыл, будто внезапно наступила зима. Шеола сжала лук разом взмокшей ладонью, подтянула ноги к животу и, развернувшись, с низкого старта дала деру. Из-под подошв полетели камешки, комочки мха и мелкие льдинки. Эльфийка успела удивиться аномальному холоду, впившемуся в незащищенное маской лицо, и на следующем шаге поскользнулась, кубарем полетев по крутому скату вниз. Приземлилась она удачно. Успела сгруппироваться, да и домишко, на крыше которого засела наемница, был невысок. На этом везение кончилось. Инстинкт самосохранения гнал эльфийку вперед, и она с радостью бы ему поддалась, но тут что-то стиснуло ее ледяными тисками, впилось словно в самую душу невидимым крюком и потащило назад. В груди неприятно хрустнуло и сдвинулось. А в следующий момент Шеола оказалась лицом к лицу с черной, поблескивающей синими рунами громадиной. Над головой просвистело тяжелое лезвие меча — в последний момент девушка нырнула под него. Внутренности резануло болью, но отвлекаться на это было некогда. От следующего выпада эльфийка отмахнулась луком, в правой ладони как-то сам собой оказался кинжал. Но к счастью для себя наемница знала, что такое разумная осторожность. И, что еще важнее, — разумный страх. Бояться запаянной в латы мертвой сволочи с огромным двуручником было разумно. Сражаться с ней в честном поединке — нет. И вообще сражаться сейчас было бы сущей глупостью, поэтому, уйдя от меча в очередной раз, Шеола швырнула свой лук рогом прямо в подсвеченный мертвой синевой вырез шлема и рванула в сторону, надеясь скрыться за противоположным углом дома. В груди снова дернуло. Потемневшие доски дома пропали за багровыми пятнами. Остаточная боль в груди была первым ощущением, свидетельствующим о том, что она еще жива. Что-то сухо кололось под щекой и пальцами в обрезанных перчатках, а правую ладонь придавило. Шеола открыла глаза. Она лежала на боку. Вокруг торчала жесткая трава, очень близко. Сквозь траву, тоже очень близко, виднелись два черных сапога. Один из них стоял на лезвии так и не выпущенного из руки кинжала. Затем в поле зрения вплыло лезвие с выбитыми рунами. «Почему было не грохнуть меня, пока я была в отключке?» — тоскливо подумала наемница. Но кончик меча только подцепил капюшон, обнажая белокурую голову, и аккуратно опустил с лица тряпичную маску. Эльфийка подождала еще немного. — Ну? — желчно прохрипела она. — Добивай уже, дохлый пес Короля-Лича. Наверху странно заклокотало. Шеола даже нашла в себе силы повернуть голову и полюбопытствовать, что там происходит: уж не собрался ли господин мертвяк взорваться или это он так смеется. Закованная в броню громадина сняла шлем. «Мать моя орчиха,» — подумала эльфийка. На секунду ей показалось, что это кель’дорай. Темно-рыжий, красивый, голубоголазый. В черной броне с черепами. Ну да. Когда-то он был кель’дораем. — Король-Лич предал нас, — низко прогудел рыжий. Его голос отозвался странным эхом, будто из железной трубы, окончательно расставляя все по местам. — Да? — вежливо переспросила Шеола. — Как это печально. Рыцарь смерти уставился на нее, а она — на него. В других обстоятельствах наемница обязательно бы задумалась над его заявлением. Впрочем, сейчас она тоже над ним задумалась, но больше в ключе спасения собственной жизни. Само то, что ее до сих пор не прирезали, внушало определенные надежды. Конечно, это так же могло означать, что она пригодится кому-то живой и отнюдь не для бесед за чашкой чая из златошипа. — Эльфийка крови, — наконец выдало это мертвое чудовище. И замолчало снова. Одним Древним известно, что за шестеренки крутились сейчас в рыжей башке. Шеола терпеливо ждала, пытаясь пристроиться так, чтобы сломанные ребра причиняли меньше боли. «Что ты делаешь в разгромленном оплоте Алого ордена?» — должен был спросить рыцарь Короля-Лича. Или бывший рыцарь Короля-Лича. Да не важно. Любой хоть сколько-нибудь умный воин спросил бы. «Травку собираю,» — ответила бы эльфийка. И от правильного допрашивающего получила бы по морде. Или еще лучше: «Почему ты пыталась меня убить?» Хотя тут и мурлоку понятно. «Потому что ты мерзкое мертвое чудовище.» Интересно, он бы обиделся?.. — Я еду в Оргриммар, — вместо вопросов поделился мертвец. «О как.» — Могу взять тебя с собой. — Нет, спасибо, — ответила наемница машинально. Рыцарь посмотрел на нее странно. С недоумением? — Здесь на много миль вокруг не осталось живых. — Да. — Судя по твоему состоянию, пешком ты далеко не уйдешь. — Ну да. — На что ты надеешься? — Что ты оставишь меня в покое и уберешься отсюда, — честно призналась эльфийка и улыбнулась самой милой улыбкой, на какую была способна. Кель’дорай — или кем он там был при жизни — постоял в нерешительности. Потом убрал меч за спину, а шлем — на голову. Обошел раненую и взял ее на руки. Шеола резко побледнела. Взвыла бы, но перехватило дыхание. В глазах опять потемнело, судорожно стиснулись кулаки. Рыцарь смерти, не обращая внимания, двинулся к своей дохлой лошадке, которая до сих пор стояла у фонтана как вкопанная. — Отпусти, — прошипела наемница. Рыжий никак не отреагировал. Затем встал, не дойдя до лошади десятка шагов. Потому что под подбородок ему недвусмысленно уперся кончик кинжала. — Положи, где взял, — зло сказала эльфийка, от боли растеряв все зачатки дипломатии. В конце концов, дружеский тон беседы с самого начала не задался. Рыцарь не шелохнулся. — Я хотел помочь. — Очень благородно с твоей стороны. Положи меня на землю и езжай своей дорогой. — Это глупо… — Глупо носить бородку, вышедшую из моды восемь лет назад, — фыркнула в ответ девушка. Эльф просто опустил руки. Наемница мешком шлепнулась в сухую траву, до кучи отбила себе еще и копчик, ударилась спиной и затылком и разразилась потоком отборной брани. На периферии сознания скользнула мысль, что сейчас ее будут бить ногами, заставив инстинктивно сжаться. Но мертвый рыцарь просто переступил через скорчившееся тело и таки вернулся к лошади. — Если тебе так хочется, подыхай здесь на здоровье, — пожелал он напоследок, вскакивая в седло. Видимо, все же зацепило. Близко простучали лошадиные копыта. Неживой скакун перешел в галоп и вскоре скрылся в туманном мареве, окутавшем Чумные Земли. Тишина вновь сомкнулась над Новым Авалоном. Шеола лежала с закрытыми глазами, делая осторожные вдохи и выдохи и думая, как ей на самом деле повезло. Затем криво усмехнулась и убрала кинжал. В вязкой тишине селения прозвучал негромкий свист. Через несколько минут из-за того самого домика, на крыше которого все началось, выступил настороженный черный крылобег под седлом. «Ох и будут же ругаться паладины…»