a million little pieces

Во мне под одним именем объединено много личностей, много тел. Израненных, изрезанных, раздробленных на кусочки и плавающих в одной, их объединяющей, вязкой субстанции. Уверен, что меня, как чёртового Франкенштейна, решил создать какой-то поехавший маньяк-экспериментатор. Я не понимал его целей, как, впрочем, и до сих пор не понимаю. *** Я помню себя, когда во мне была лишь одна личность. Я мог осознать себя как нечто жидкое, текучее, достаточно прозрачное. Совершенно простое. Наивное, ничего не ждавшее. …а позже там, в мире, где существовал я один, стали появляться другие. Сначала я не понимал, откуда — но позже смог заметить проносящуюся надо мной руку. Кажется, существо, этой рукой обладающее, звалось Человеком. Хотя другие существа, наверное, одного с ним вида, называли его как-то ещё, а я упорно не запоминал. Не видел его чётко, но понимал, что оно большое и жуткое. Периодически оно начинало издавать какие-то странные звуки, в которых я чуть позже начинал даже находить ритм. Трудно не найти, когда в тебя засовывают странный, длинный предмет и начинают в этот самый ритм им вращать. Никому бы не пожелал. Мерзкие ощущения. Этот предмет я видел и ощущал каждый раз после того, как кто-то вливался в мою компанию. Точнее, не целый кто-то… а скорее остатки. Вообще это достаточно жутко, когда на тебя дождём начинают сыпаться куски чужих тел. Не всегда даже удавалось понять, кто именно стал моим соседом, новой частью моего тела на этот раз. У них были разные запахи, разные цвета. Некоторых добавляли, как я успевал расслышать, «для вкуса». Некоторые, что самое жуткое, ещё были живы, пока их бросали. А некоторые — даже относительно целые. Я поначалу радовался за тех, кто остался при всех частях своего тела, кто ещё мог что-то чувствовать, но… после уже понял, что им хуже всех. Да и мне несладко. Сначала мне стало тепло. Настолько, что даже комфортно. Я почти расслабился. Те мои личности, что не были изувечены, тоже радовались — некоторые, греясь, подплывали туда, где теплее. Однако становилось жарче. Сначала просто слишком тепло, потом — горячо. Жар окутывал всё моё тело, каждая часть и, наверное, клеточка которого готова была буквально кричать. Но нет. Человек не унимался. Это была следующая часть его странной игры — больше у меня не появлялось новых личностей, кроме тех, что я уже тут наблюдал и чувствовал, зато гораздо чаще стал опускаться тот предмет. И кружился, кружился, заставляя меня забывать, где я нахожусь, кто я. Хотя я уже и не понимал толком, кто я — я ведь уже не мог назваться прежним. Я боялся и представить, на что же теперь похож. Но я чувствовал, как меняется мой цвет, как я впитываю в себя вкусы всех своих «соседей». Как начинаю отчётливее слышать их мысли, голоса. Кажется, я схожу с ума. Огромное количество моих — таких разных, но именно моих — голосов кричало, неразборчиво, срываясь в гомон и какое-то бурление. Единственное, что я понимал — мне… Вернее, каждому из… меня. Всем нам становилось всё жарче. Человек куда-то отходил. Я пытался до него докричаться, пытался сделать хоть что-то! Но всё тщетно. Он ещё и забыл во мне этот предмет, в который, надеясь, видно, как-то укрыться от всепоглощающего жара, спрятались некоторые из моих частей. Притихли. Почему-то мне казалось, что легче им не стало. Чёрт. Я начинаю покрываться пузырящимися волдырями. Один за другим они появлялись и исчезали, бесконечно, круговоротом. Некоторые мои части, отчаявшись, оседали где-то в самом низу этого ограниченного мирка — и я совершенно не мог ими управлять. Даже их мысли слышать прекращал, понимая — отмучились. Я и сам, впрочем, отчаялся. Человек не поможет. Человек ведь это и придумал. Чего он добивается? Что ему нужно?.. Кажется, это длилось вечность. Голоса затихали. Затихали чужие мысли. И оставался лишь… я. Один. Единственный, кто мог что-то понимать. И я не мог сказать, что рад этому. Отчасти даже начинал завидовать тем, кто перестал шевелиться и что-то чувствовать. Почему я никак не могу перестать? Почему? В определённый момент раздался щелчок — и я напрягся. Что же теперь ждёт меня? Что теперь ждёт всех, кто стал моей частью и больше не сможет откликнуться?.. Кажется, Человеку надоело. Стало скучно. Он наблюдал за мной, оказавшимся отвратительно стойким, всё меньше. Мне даже показалось, что меня оставили, бросили на произвол судьбы, с полным непониманием того, кто я и что же мне делать дальше. А после… после жар начинал уходить. Медленно, едва ощутимо — но уходить!.. Я ощущал дуновение ветра. Как же хорошо… неужели всё кончилось? Волдыри пропадали, пена на мне тоже прекращала появляться. Посторонние звуки не продирались сквозь неё, а слышались всё более чётко. Почти как раньше. А я ведь уже и не думал, что всё может кончиться. Ни одной своей частью, что была когда-то на это способна, не думал! И… я не мог сказать, что кончилось хорошо. Мне было жаль их всех, чьи останки я мог сейчас чувствовать. *** Я так и не могу понять его целей. Но… во мне самом всё же что-то изменилось. Мне становилось всё легче осознавать, что теперь я состою из множества частей. Мне становилось легче принять, что теперь я — совершенно другое существо. Только я всё никак не прекращаю задаваться вопросом — зачем тебе это было нужно, Человек?.. В таком состоянии я пробыл достаточно долго. А после… я снова увидел его. Он смотрит на меня. Мышцы его лица отвратительно растягиваются, а крик «Готово!» заставляет вздрогнуть, булькая. Что готово? Я? Он про меня? Человек не один. Я не понимаю, что говорит другой — слишком уж далеко он находится от меня. И я не уверен, что хочу знать. Ведь именно после слов другого тот, которого я видел тут всё это время, начинает чем-то шуршать и стучать. А после… От меня отсоединяется часть. Я оставался всё таким же жидким, только теперь был, наверное, более тягучим — и от этого ещё сильнее прочувствовал, как от меня её отрывают. Куда? Зачем? Я нужен ему по кускам? Ощущения странные. Я понимаю, что… всё ещё чувствую. И я думал, что странно чувствовать себя множеством личностей. Но нет. Ещё более странно — чувствовать себя в нескольких местах одновременно. Так появился второй я… Он меньше, чем я-настоящий. Да и я-настоящий, переселившийся, как и второй, тоже теперь существенно меньше. Теперь я, оба меня, в каком-то другом мире… Человек хочет, чтобы мне было комфортно? Чтобы я поскорее охладился после таких пыток? Это странно. Я не думал, что когда-то он захочет, чтобы мне было хорошо. Но, чёрт возьми! Я почти готов его простить. И почти свыкся в целом со своей новой сущностью. Точнее, если нас теперь двое — мы свыклись. Как там говорят, богатый внутренний мир? Он теперь у нас очень богатый. Слишком даже. Нас отнесли далеко, туда, где прохладнее. Свежее. И теперь второй-я мог видеть лицо того, кто разговаривал с Человеком. Тот что-то обсуждал с ним. И мы оба теперь уже упорно не понимали, что… — Ну, что… пробуем? — Пробуем. Что они ещё собираются пробовать? Им мало того, что со мной стало уже?! Во второго что-то стали сыпать. А после — размешивать. Предмет, которым мешали, был похож на тот, который в меня, пока я был одним, опускали периодически — только поменьше. Чёрт… я почти физически чувствовал, как ему сейчас дурно. Ничего. Скоро прекратят. Это ненадолго, они ведь всегда прекращают! Предмет опускается и в меня-первого. Что, нас опять собираются делить? Нас может стать ещё больше?.. Ощущения нехорошие. Человек подносит меня всё ближе к себе. Я вижу, как открывается его рот. Вижу, совсем рядом, его нечищеные зубы. А спустя секунду — уже обволакиваю его язык… И темнота. Той части я больше не чувствую. Совсем. Её больше… нет?.. Я начинаю паниковать. Как и второй. От второго оторвалось уже три части — и так же исчезло. Неужели всё кончится так? Неужели я просто… …исчезну.