Ледяные оковы.

Хандзо стоит на пороге комнаты Гэндзи внутри базы Овервотч, и Гэндзи не может сдержать улыбку при виде его смущённого лица. «Всё-таки пришёл», — с теплом говорит младший. «Всё-таки пришёл», — виновато отводя взгляд, вторит ему брат. Гэндзи впускает его в комнату, и он молча садится на стул. Младший устраивается напротив, жадно поедая взглядом родные — любимые — черты лица. Хандзо же глаз не поднимает — молчит. И Гэндзи прощает ему это, ведь в такие моменты чертовски трудно подобрать слова. Поэтому он сам делает шаг навстречу, смело переступая через неимоверно разросшуюся между ними за долгие годы пропасть, сотканную из тысяч несказанных слов, сотен погашенных эмоций, десятков запрятанных чувств. «Я рад, что ты теперь один из нас». Хандзо еле заметно улыбается, но Гэндзи удается уловить его за этой секундной слабостью до того, как на лице лучника снова воцаряется ледяное — напускное, Гэндзи это чувствовал всеми фибрами души — равнодушие. Однажды он всё-таки растопит его ледяные оковы на сердце. «Я действительно скучал по тебе». «Я тоже», — тихо, словно боясь внезапной искренности своих слов, шепчет Хандзо в ответ. Младший подходит к брату, наклоняется и обнимает его крепко-крепко, чтобы треклятый ледяной барьер, которым лучник ограждается от мира, от боли — от чувств — растаял окончательно. Хандзо не отстраняется, но не обнимает в ответ — не решается. И проходит ещё минута, прежде чем Гэндзи чувствует приятную теплоту его рук на своей спине. Всё-таки ледяные оковы тают. Медленно, но верно. И Гэндзи знает, что пройдут еще тысячи выкуренных сигарет, прежде чем в их отношениях воцарится гармония; что пройдут ещё сотни бессонных ночей, прежде чем Гэндзи скажет Хандзо о своих чувствах; что ещё десятки раз озарит мир своим слабым светом полная луна, прежде чем их губы наконец соприкоснутся. Всё лучшее ждёт их впереди. Гэндзи знал это. Ведь дорога в тысячу ли начинается с первого шага. И он уже был сделан.