Стакан воды. Околотеатральная история

      В загсе, куда Корф привёз будущую жену сразу, как только он открылся после длинных праздников, вокруг него, разумеется, тут же поднялся жуткий ажиотаж. Терпеливо раздав автографы и улыбнувшись в камеру мобильного телефона практически каждой сотрудницы государственного учреждения, Владимир подошёл к подпирающей плечом колонну Анне.       - Не сердишься?       - Не-а, тренируюсь.       - В смысле? – удивлённо изогнул бровь жених.       - Подавлять в себе желание придушить их всех оптом и в розницу!       Аня кинулась в объятия расхохотавшегося Владимира, зарылась носом в узор вязаного свитера.       - Теперь ты понимаешь мои чувства, когда на тебя мужики голодными глазами пялятся?       - А я что сделаю? Я же никого не провоцирую, веду себя прилично.       - Так и я не провоцирую. У меня профессия такая, Ань. Если меня узнавать перестанут, мы с тобой с голоду помрём.       - Понимаю… – вздохнула девушка и подняла глаза на продолжающего улыбаться жениха. – Ну что, идём подавать заявление? Или уже передумал?       - С чего бы вдруг?       - Ну, мало ли… Зачем тебе такая ревнивая жена? Начну ещё истерики закатывать.       - Даже не надейся, что передумаю! Я тебя никому не отдам! Всё, хватит болтать, пошли жениться!       - Ха, а из-за кого мы тут зависли? Мне Мария Алексеевна, между прочим, только до полдвенадцатого разрешила задержаться.       - Ну и нечего тогда мне тут всякие «переду-у-умал» закидывать!       И Корф потянул смеющуюся девушку к заветной двери с надписью «Приём заявлений».       Молоденькая сотрудница с бейджиком «Татьяна Верёвкина» на белоснежной блузке, не отводя восхищённых глаз от Корфа, голосом сомнамбулы спросила у Анны:       - Невеста, фамилию менять будете? – хотя ничуть не сомневалась в ответе.       На секунду оторвавшись от заполнения длиннющей формы заявления, Владимир встретился с будущей женой мимолётным взглядом и непроизвольно вдохнул глубоко-глубоко, готовый к тяжкому выдоху, скрывая разочарование. Как бы он хотел, чтобы любимая приняла имя его семьи! Жаль, но что поделать – он уважал решение Анны. Но в ту же секунду едва не подавился воздухом.       - Буду!       Блестевшие непередаваемым счастьем живые самоцветы ласкали своим неподдельным сиянием, нежная улыбка на миг украсила губы, что любил он целовать при каждом удобном случае. Они сидели и с глупым счастьем смотрели друг другу в глаза, не обращая внимания на ничего не понимавшую сотрудницу загса.       - Граждане, так будем заявления писать или как?       - Будем! – хором выдали будущие Корфы и звонко расхохотались, возвращаясь к заполнению казённых бланков.       Покинув здание загса, Владимир остановил невесту на крыльце, развернув к себе.       - Ань, почему?       Ничего объяснять не пришлось, она не стала делать вид, что не понимает вопроса.       - Ты ведь очень этого хотел, да?       - Но как ты…       - По твоим глазам, там, в кабинете.       - И ты вот так, в один миг…       Глядя на любимого мужчину преданным, горящим искренней, всепоглощающей любовью, беспредельно счастливым взором, Анна просто кивнула.       - Господи… – почувствовав, что готов просто-таки как мелодраматический герой пустить скупую мужскую слезу, Владимир схватил своё будущее семейное счастье в охапку, спрятал лицо в складках мягкого палантина. – Как же я тебя люблю. Спасибо тебе.       - За что?       - За тебя.       - Это к родителям, – по голосу невесты Корф слышал, что она тихонько улыбается.       - Ну тогда пойдём к родителям.       Высвободившись из объятий, Аня самую чуточку недоверчиво посмотрела на жениха.       - Мы правда поедем сейчас к моим?       - Возражаешь? Я думал, что ты захочешь показать своей семье эту бумажку, что нам сейчас дали.       - Володя, спасибо тебе, конечно, но ты не должен ничего доказывать моим родителям. Папа сразу не поверил, что у тебя со мной всё серьёзно, он и сейчас не поверит. Скажет, что до июля ты успеешь сорок раз передумать и сто раз меня бросить. И специально дату регистрации назначил так далеко, чтобы… – девушка подавленно умолкла.       - Чтобы успеть от тебя отказаться?       Аня грустно вздохнула – что толку было произносить вслух очевидный ответ?       - Так, а теперь слушай меня. Поверит или нет – для меня дело шестнадцатое. Я сказал твоему отцу, что мы подадим заявление сразу после праздников? Мы это сделали. Пусть убедится, что Владимир Корф слов на ветер не бросает. А верить или нет – его дело. К тому же, есть ещё мама. Мама ведь за нас порадуется?       С улыбкой, полной тихой печали, Аня кивнула.       - Ну вот! Значит, едем радовать маму.       Но прежде чем дойти до машины, будущие молодожёны ещё минуту постояли на крыльце загса в объятиях друг друга, благодаря за поддержку и доверие.       Лицо открывшей дверь Марфы на миг озарилось счастливой улыбкой, но едва позади дочери она увидела Владимира, в глазах женщины появился страх.       - Мамочка, что случилось? Что-то с папой? Он ещё дома?       - Дома, Нюточка, дома.       - Не волнуйся, мама всё хорошо. Мы только что из загса. Подали заявление, свадьба в июле.       - В июле? – к испуганному взгляду добавилось ясно проявившееся на лице недоверие: – Что же так долго-то?       - Здравствуйте, Марфа Егоровна, – вошёл вслед за невестой Корф. – Для хорошего торжества полгода подготовки – это совсем немного.       - Ясно, – невесело вздохнула хозяйка. – И из свадьбы светское мероприятие устроите? А семейная жизнь в прямом эфире проходить будет?       Краем глаза заметив, как слова матери насторожили Аню, он поспешил опровергнуть подозрения:       - Никакой показухи! Наша свадьба – только наше дело. Мой агент, конечно, будет рвать и метать, но превращать главный день своей жизни в шоу я не собираюсь. Исключительно закрытый праздник только для близких. Никакой шумихи. Кое-что потом, конечно, неизбежно просочится в прессу, но уже постфактум. Издержки профессии, ничего не поделаешь.       В коридоре послышались тяжёлые, уверенные шаги хозяина.       - Марфа, кто там?       Появившийся в прихожей Пётр Михайлович обвёл присутствующих недобрым взглядом, остановил его на Корфе.       - Что, попользовался? Привёз обратно сдать то, что больше без надобности?       Марфа только ахнула, зажав рот ладонью:       - Петруша!       - Да как ваш язык…! – у кинувшегося к нему Владимира на руках повисла Аня, с трудом сдерживая на месте:       - Пожалуйста!       Мгновенно остывший под умоляющим взглядом испуганной невесты Корф с достоинством выпрямился, кивнув, мол, всё в порядке, я пришёл в норму. Развернувшись к Марфе, извинился перед нею вежливым наклоном головы, с трудом сдерживая бешенство, клокочущее в груди, заставил себя с расстановкой произнести вместо прощания:       - Официальное приглашение на два лица вам пришлют почтой.       Неделю спустя Марфа украдкой от мужа приехала в театр. Увидев дочь, по звонку охраны прибежавшую на вахту у служебного выхода, не сдержала слёз.       - Мамочка, что-то случилось?!       - Нет, Нюточка, я просто очень соскучилась!       - И я очень по тебе скучаю. Звони мне почаще, я так хочу хотя бы голос твой слышать, мамочка!       - Хорошо, я буду, буду звонить! А ты стала совсем другая, девочка моя. Взрослая, красивая. Счастье и правда красит женщину. Любит он тебя? Вправду любит? – с искренней заботой и волнением заглянула Марфа в лицо своему единственному птенцу, выпорхнувшему из гнезда.       Не сумев справиться с радостным смущением, Анна лишь кивнула, опустив счастливые глаза.       - По тебе видно. Светишься вся, – мать погладила блестящую шелковистую реку свободно струящихся по плечам локонов.       Помолчали, лишь глядя в глаза друг другу, непривычные к столь долгой разлуке.       Позади них хлопнула входная дверь, впустив кого-то с мороза, где-то в глубине театра тонко зажужжала дрель.       - Анечка, помирись с отцом, на нём лица нет, он переживает.       - Насколько я знаю, Аня с отцом не ссорилась, это он её перед самым праздником из дома выставил, – ледяным тоном прозвучало в шаге от вздрогнувших женщин.       Корф, заехавший в перерыве между озвучкой и очередными пробами, чтобы отдать забытый Аней с утра впопыхах телефон (ага, из-за чего пришлось собираться аврально – лучше не вспоминать, а то в жар бросает!), нежно обнял любимую, поцеловал в висок.       - Решать ей, конечно, я вмешиваться не стану, но по-хорошему – это Петру Михайловичу бы следовало перед дочерью извиниться. Но я, кажется, лезу не в своё дело, простите.       Марфа вздохнула.       - Да вы правы, Володя, кругом правы! Но наш отец такой уж есть, его под старость не переделать. Что уж теперь?       - Вы бы к нам в гости пришли, Марфа Егоровна. Что же вы в театре, тайком с дочерью встречаетесь? К чему вся эта партизанщина? Для вас наш дом всегда открыт. Если вы меня смущаетесь, то я как раз послезавтра на три дня уезжаю, Аня будет дома одна. Приходите.       «Наш дом» резанул мать по сердцу, но и обрадовал, как и ласковый жест, каким Корф бережно обнял Аню за талию.       - Спасибо вам, Володя, на добром слове. Спасибо, что зовёте. Я обязательно приду.       Сирота из провинциального детдома Марфа Платонова приехала в большой город за лучшей жизнью вместе с подругой Зинкой, востроглазой хохотушкой. Зинка закончила школу не в пример лучше Марфы и нацелилась не куда-нибудь, а в медицинский институт, учиться на детского врача. Планы на жизнь Платоновой были не столь грандиозны. Она собиралась подыскать себе место на заводе или фабрике, где дают койку в общежитии, а со временем, может быть, поступить в техникум. Устроившись на кондитерскую фабрику, была вполне довольна своей городской жизнью, а вскоре пришла любовь. Красавец-инженер с первого дня стал бросать на новенькую заинтересованные взгляды, к тому же они оказались однофамильцами. «И паспорт менять не надо, готовая семья!» – посмеивались соседки по заводскому общежитию. Но Пётр замуж звать не торопился, хотя жертву, принесённую на алтарь любви наивной девушкой, принял весьма охотно. Встречаясь с Марфой в собственной отдельной квартире, оставаться никогда не предлагал, отвозя порой за полночь обратно в общежитие на собственном автомобиле, что тоже для молодого инженера считалось в те годы роскошью и поднимало в глазах влюблённой провинциалки на недосягаемую высоту. Но когда юная любовница, сияя от радости, сообщила Петру, что у неё будет ребёнок, от ответственности бежать не стал: не говоря лишних слов, посадил в машину и привёз в загс. Но о любви в будущем союзе речи не шло, резоны Петра пролегали совершенно в иной плоскости: «Платоновы своей кровью не разбрасываются!» Спустя месяц молодые скромно расписались, обменявшись кольцами в присутствии Зинки и её жениха Ильи Штерна, пятикурсника мединститута, будущего гинеколога. Быстро проглотив приготовленный на скорую руку обед почти в полном молчании, Зинаида и Илья ушли из негостеприимного дома Петра. К разлитому по бокалам шампанскому так никто и не притронулся.       С рождением недоношенной, болезненной Анечки мечта Марфы о техникуме окончательно канула в Лету. Муж стал сначала главным инженером, а потом и первым зам.директора фабрики. Зинка вышла замуж за Илью, получила диплом и пришла работать педиатром, по счастливой случайности, именно на участок Платоновых. Несмотря на пренебрежительное «эта твоя докторша» из уст мужа, Зина Штерн так и осталась единственной верной подругой Марфы. Илья Петрович заработал достойную репутацию высококлассного специалиста и вскоре был приглашён работать из районной поликлиники в престижный медицинский центр.       Марфа всю жизнь честно работала в своем цеху на кондитерской фабрике, где муж сделал карьеру, поднявшись до второго лица в управлении, не пользуясь никакими привилегиями жены большого начальника. Удивительно, но властный муж никогда не контролировал финансовые траты жены, хорошая зарплата Петра почти полностью поступала в распоряжение Марфы. Это давало основание главе семьи считать, что его женщины ни в чём не нуждаются и должны быть ему благодарны за заботу и обеспеченность. Под заботой он понимал полнейший диктат над повседневной жизнью жены и дочери. Особенно Анны. Он помнил, с какой лёгкостью Марфа вступила с ним самим в близкие отношения, хоть он и стал для девушки первым мужчиной, это не смягчило мнение Петра о моральных качествах матери его ребёнка. Считая, что склонность к «неправедной» жизни может передаться от матери к дочери, отец держал жизнь Анны под тотальным контролем. И вот теперь, когда Анна, вопреки всем его усилиям, вступила в добрачные отношения с мужчиной, да ещё обладающим «бурной» репутацией актёром, считал себя до глубины души оскорблённым. Жене дал ясно понять – её общение с блудной дочерью нежелательно. Тяжко вздохнув, Марфа впервые в жизни решилась обратиться к Штернам за «липовым» больничным, чтобы получить возможность навестить свою Нюточку хоть пару раз, пока муж на работе, а Корф на гастролях.       Мать приехала в старинный дом на улице Пестеля, в котором не столь давно, всего каких-то пару лет назад, обосновался Владимир, едва выдержав два дня, чтоб хотя бы на первых порах не сильно мозолить своими визитами глаза будущему зятю. Опытным глазом взрослой женщины оценила, как всё устроено, красиво и удобно. Увидела пыль на плафоне над обеденным столом.       - Неси стремянку, дочка, сейчас приберём.       - Не нужно мамочка, потом всё сделаем, – не стала молодая хозяюшка уточнять, что Владимир не разрешил уволить домработницу после того, как Аня переехала к нему.       Когда она впервые попыталась заняться уборкой, Владимир сразу расставил все точки над «ё»:       - Малыш, оставь, у нас есть, кому вымыть пол! Слава богу, я не нищий, на домработницу пока в состоянии заработать! Мне ещё один рекламный контракт предложили. И вообще, пойдёшь учиться, там не до уборок будет. Вас будут гонять как сидоровых коз, поверь. Помню я свои славные студенческие денёчки – мы спать не успевали! А родится ребёнок, пелёнки-распашонки? Как без помощницы? Да и соседке моей, одинокой пенсионерке возможность заработать, не выходя из дома. Так что давай оставим всё как есть, ладно?       Согласно кивнув после недолгого размышления, девушка полюбопытствовала:       - Володя, а какой контракт? Опять крутые часы?       Аня ничего не говорила Владимиру, но втайне постоянно пересматривала в сети оба рекламных ролика знаменитого швейцарского часового дома с его участием. Ей очень нравился образ истинного джентльмена. Высокий, красивый, аристократичный… каждый раз сердце просто замирало. Как же она его любит! И не только в придуманном рекламщиками образе респектабельного красавца. Дома, в застиранной любимой футболке с полустёртым принтом её Володя был ей ещё милее.       - Скажешь тоже – крутые часы! Такая удача раз в жизни выпадает, и то не каждому. Нет, бренд не такой шикарный, но не шампунь и не виагра – и на том спасибо. Гонорар достойный, сценарий ролика нормальный. Как по мне, так не хуже, чем у швейцарцев. В общем, думаю, надо соглашаться.       - А что рекламировать? Или это секрет?       - От тебя, малыш, у меня секретов быть не может. Мужской парфюм.       - Хороший?       - Да кто его знает, – пожал плечами Владимир. – Ввяжемся в процесс – разберёмся, но марка вроде приличная. Ну что, ты не будешь против, если я временно сдам внаём свою физиономию флакону одеколона?       - Если вкусного, то не против!       - Ух ты какая! И гонорар чтоб муж принёс, и чтоб одеколон вкусный! – опрокинул Владимир любимую навзничь на диван и навис над ней на вытянутых руках.       - Ага, я такая… – мурлыкнула Аня, прежде чем утонуть в непередаваемо ласковых и властных объятиях.       Конец пятого акта