Зодиак

Она с хрустом разламывает печенье напополам. Одну половину кладет обратно в стеклянную вазочку, а вторую бездумно сминает и раскрошивает в пальцах. «Когда-то, так давно, что даже имена их стерлись из памяти, жили на земле двенадцать великих колдунов. И, как говорится в предании, были они столь могущественны, что небо могло разверзнуться по одной лишь их просьбе, а природа вокруг менялась, подчиняясь их настроениям. Они были разными, все по-своему сильные и в чем-то слабые, но каждый из них мог одним своим словом осушать моря и опустошать землю. Кто-то страшился колдунов, кто-то же искал их дружбы — но никто не оставался равнодушным к ним и их потрясающим возможностям. Никто не мог остаться равнодушным — ибо все колдуны были сильны и великолепны, хоть каждый — по-разному. Была среди них сошедшая с гор ведьма неземной красоты и небывалой жесткости; Был среди них мужчина, что жег и ранил прикосновением своей ладони, и были двое братьев, похожие, как две капли воды, и один из них питался небом, а второй — кормился землею. Была среди двенадцати и невинная дева, поражающая своим уродством; И старый король, справедливый, но жестокосердный, скованный горькой тоской. Все колдуны были различны, и все как один неимоверно сильны — и история любого из них достойна была отдельного упоминания, мириада сложенных песен и стихов. Однако был на земле и неизвестный, тринадцатый колдун — Зодиак. Он не был так могуч, как двенадцать, но был умен не по годам и обладал уникальным даром: Зодиак умел сковывать и заключать людей» Она переводит дыхание, поджав губы. Крошки песочного теста орошают скатерть. Он несколько секунд задумчиво крутит чашку в руках, ощупывая пальцами, а потом вдруг нарушает тишину: «Это был первый Заточитель?» Хель медленно кивает, не поднимая глаз. «Зодиак завидовал двенадцати и захотел похитить их магию. Он решил заключить их в двенадцать ключей — четыре золотых, четыре серебряных, и четыре медных…» «Погоди-ка, эту часть я слышал! Там ведь не было ничего о зависти, Зодиак просто…» Он недоуменно перебивает, и Хельга сердито морщится в ответ: «Просто сделал из людей свое оружие? Конечно, что же в этом такого!» «…просто хотел защитить этот мир и своих детей» — невозмутимо договаривает Джин. Хель сильнее сжимает печенье, раскалывая на несколько частей. «Не от чего было защищать» — отрезает она, глядя куда-то в сторону. Со свистом втягивает воздух, а потом поднимает на Джина затуманенный взгляд — «Так ты собираешься меня слушать?» Он вздыхает и торопливо мотает головой: «Конечно, рассказывай дальше» Хельга сипло откашливается и вновь начинает говорить. Ее голос, торжественный и печальный, мертвым морем разливается в кухне, и Джин ловит себя на мысли — в нем, именно таком равномерно-горьком, можно, кажется, действительно утонуть. «Зодиаку нужно было заручиться людской поддержкой, чтобы выступить против двенадцати. Поэтому он солгал — Зодиак сказал, будто страшится великой силы колдунов, обращенной во зло. Что никто на земле не должен обладать даром волшебников, мощью, способной сокрушать и созидать. Зодиак сказал людям, что желает лишь защитить их — и они охотно поверили обманщику. Так началась кровопролитная война — Двенадцать небывалых битв, в коих старались Зодиак и народ, прежде их восхвалявший, по одному свергнуть всех колдунов. Кто-то из них противился, отчаянно и усердно; Кто-то же слишком любил человеческий род и сдавался, не желая вредить, самовольно. Так или иначе, а все двенадцать великих колдунов оказали пойманы и заточены в ключи, названные позже Ключами Зодиака» Она замолкает постепенно, с каждым словом снижая голос. В ладони у нее — сплошные крошки, с тихим шорохом падающие на бело-синюю ткань. Джин встряхивает чашку, наблюдая за тем, как кофе плещется внутри, ударяясь о керамические стенки. Брови сведены к переносице, а верхняя губа задумчиво закушена. «Но это… бессмыслица же какая-то! Если колдунов было только двенадцать, и всех их заточили в Ключи, то как, скажи на милость, появились другие маги? Ну, то есть ты же умеешь исцелять, Бьянка перекидываться, а Нико вызывать молнии…» Хель рассеянно растирает остатки печенья между пальцев. «Был еще тринадцатый колдун — сам Зодиак. После оглушительной победы над двенадцатью, он обручился с обычной женщиной — Сигрид, и породил расу волшебников» Он растерянно потирает подбородок, отхлебнув обсидианово-темной жидкости из чашки и неприязненно поморщившись. Никодем, насколько бы не был хорош в алхимии, обычный кофе варить не умеет абсолютно. Хель блекло улыбается уголком рта — слабо и задумчиво. «Я думал, что только Заточители — дети первого Заточителя. И по аналогии с Заклинателями, Укротителями… А чем они, кстати, отличаются-то?» «Заклинатели и Укротители? Они…» Джен нетерпеливо машет руками: «Да нет, не эти! Заклинатели и Заточители. Может, это какой-то подкласс?..» «Заклинатели призывают себе в помощь существ из Изнанки — демонов, джинов… Заточители, во-первых, никого не призывают из Изнанки. Только на время извлекают из предметов заключения. И, во-вторых, могут заключать в предметы, но не могут навсегда освобождать. Грубо говоря, Заклинатели призывают в мир нечто новое, а Заточители — делают старое, уже бывшее здесь, видимым для глаз» Хельга раскрывает ладонь и сладкая крошка сыплется на открытый участок столешницы. Ее взгляд блуждает по комнате, ни на чем толком не задерживаясь — и Хель вся как будто уже где-то совсем не здесь, хоть и терпеливо отвечает на все вопросы Джина. От этого вдруг становится как-то до странного неловко, болезненно и тягостно. Он молчит, отставив кофе подальше и вырисовывая невидимые узоры на скатерти. Она молчит тоже, сжимая и разжимая руку в кулак.Тишина плотным полотном виснет под самым потолком, с шорохом задевая кухонные шкафчики, как огромная птица или шерстяное покрывало. Джину легко удается расслышать свое, такое непривычное, дыхание, и биение сердца Хельги напротив. Слабое и частое. Слова сами неожиданно срываются с губ: «А зачем вы ищете Ключи Зодиака?» Она дергается и переводит на него глаза — внезапно ясные и влажно поблескивающие в уголках: «А ты бы не хотел, чтобы тебя освободили, если бы провел вечность в заточении? Так много времени, что никто не помнит даже имен… бесконечно долго» — Хель прерывисто выдыхает, беря из вазочки еще полпеченья и перетирая в ладони — «Так долго, что они сами уже не помнят, кто они…» Джину хочется спросить «а кто я?» и получить вразумительный, четкий ответ: только он уже знает, что в волшебстве ничего не бывает четко и вразумительно. Хельга подозрительно хлюпает носом, а потом встает со скрипящего стула и с извинениями выходит из комнаты. На скатерти и столе — крошки, и одна не до конца раскрошенная половина печенья валяется среди них. Джин знает, конечно, что люди периодически плачут — «особенно, Созидатели», как говорит Бьянка. Особенно Хель — как сказал бы Джин. Потому что Хель терпеливая и в сердце у нее так много разных существ, что оно и биться-то нормально не может. Так, по крайней мере, ему чудится.