***
- Дазай, больно! Он кусает плечи, шею, всё, до чего может дотянуться. Его движения грубы и беспорядочны, он словно пытается выплеснуть отчаяние - и вымещает все свои эмоции на Чуе. Болит спина. Дазай буквально вжимает рыжего в смятые простыни, больно, неприятно, не получается вырваться. Из глаз сами собой текут слёзы, руки сминают подушку и простыни, Осаму кусает его - и время от времени наматывает рыжий хвост на кулак и резко дёргает. Он что-то беспорядочно шепчет и плачет сам - отвратительные пьяные слёзы, отвратительная грубость и самое отвратительное - он очень резко меняется. Он замедляет темп, утыкается лицом в грудину пытающегося отдышаться, плачущего Чуи - и шепчет, шепчет, целует, оглаживает, и Накахара, почти не понимающий, что происходит, всхлипывает - сначала почти неслышно, но потом это переходит в настоящие рыдания, напоминающие слово "больно". Потом он обращается с ним, как сам Накахара обходится в постели с девушкой - целует, двигается мягко, так, что это становится даже приятным. А потом - снова кусает и дергает за волосы. Он мечется между жесткостью и нежностью, а Чуе хочется одного - чтобы это закончилось. Нет сил, болят мышцы, болят укусы, и саднит опухшие от слёз глаза. Он останавливается вновь. Чуя чувствует, как что-то капает ему на закрытые веки. Чувствует дрожь, чувствует с трудом сдерживаемые рыдания, проклинает свою эмпатию - ему и так плохо, а ещё добавляется горечь Дазая, Накахара открывает глаза и над собой он видит перекошенное от слёз лицо. - Чууууя... Осаму тянет гласные и громко всхлипывает. Он утыкается рыжему в ключицы и тот отрывает руки от простыней, обнимая шатена. - Ну-ну.. Он не двигается. Внутри неприятно, влажно и они оба никак не могут достигнуть предела - слишком резкая смена ритма, слишком много остановок и им обоим больно - до слёз, до сбившегося дыхания и нелепых, абсолютно нелепых неуместных объятий. - Продолжай - шепчет Чуя и, наклонив голову и вновь закрыв глаза, еле заметно целует Осаму во влажный от размазанных рукой слёз и пота лоб. Дазай всхлипывает, утыкается макушкой в губы Чуи и вновь начинает двигать бёдрами - неспешно, но чувствуется дрожь. Чуя обрывисто вздыхает и движется навстречу, стараясь уловить ритм. С каждым движением что-то внутри поджимается, поджимаются и пальцы на ногах. Больно и приятно, омерзение ушло, оставив место апатии и желанию, чтобы это закончилось - закончилось хоть каким-то удовольствием среди этого океана боли и страданий, закончилось по-человечески Он ускоряется, и Чуя нервно сглатывает. Теперь движения шатена ровные, дрожь почти стихла, он тяжело дышит, и его руки мнут простынь под боком Накахары. Внутри пульсирует, пальцы на ногах поджимаются против воли рыжего, и он, не сдержавшись, издаёт негромкий приглушенный стон, уткнувшись в растрепанную макушку Дазая. - Осаму.. Нгх... Ааах... Они оба близки к пределу. Чуя бросает взгляд на часы на стене из-под полуприкрытых век. Всё размывается, и он не может понять, сколько времени. Одна из стрелок точно по центру внизу, так значит время либо шесть утра, либо половина?.. Мысль обрывается, и Накахара откидывается на кровать, хватая ртом воздух и вцепившись в плечи Дазая. - Хааааааа!.. Мышцы начинают сокращаться, и он зажмуривается и мотает головой из стороны в сторону. Невозможно близко. Дазай утыкается в его грудину до боли, вжимая обратно в постель, и, издав сдавленный стон, изливается внутрь. Чуя сжимает его плечи, и по лицу рыжего стекают потоки слёз.***
За окном забрезжил бледный рассвет. Чуя лежал, чувствуя у себя на затылке тёплое дыхание, и неприятное покалывание внизу. Ноги, на которые не хватило пухового одеяла, мёрзли, но Накахару обдавало жаром и каким-то странным чувством при воспоминании о сегодняшней ночи. Странно осознавать собственную необходимость. Неловко. Он уже раз двадцать проклял свою эмпатию. Дазай обнял его так, словно никуда во веки веков не отпустит. Чуя и не пытался выбраться, но пару раз чувствовал, что его прижимают крепче и глубоко вздыхают. Спиной он чувствовал его ребра и впалость живота, время от времени опускал взгляд вниз - на руки Осаму поверх своих, тонкие пальцы с сорванными заусенцами. Одну ногу Дазай закинул ему на бедро, и это мутно раздражало. Не до ярости, но неприятно. И внутри было неприятно. Выбраться бы в душ. Позже. Вот ведь мудак.