Пригласите даму на танец

Девчонка за многие годы привыкла просыпаться раньше будильника. В кадетской школе таким вещам учишься быстро. Организм довольно скоро начинает действовать по принципу: «куда лучше проснуться на пять минут раньше и в тишине, чем вскочить от звона в ушах, будто началась война». Но вот прошла неделя с того дня, как девушку перевели в Kingsman, а она никак не могла нормально поспать, потому и внутренние часы дали сбой. Пришлось воспользоваться самым обычным электронным будильником. Все еще испытывая горячую ненависть к школьному сигналу пробуждения, девушка с удовольствием поставила на звонок вместо него один из треков группы АС/DC. Она к этой группе не особо кипела душой, ей больше нравились the Sweet. AC/DC любил Уолтер. Просторный дом был до того изящным, холеным и тихим, что Персиваль, предпочитавшая простоту и уют, начала его чуть-чуть ненавидеть и решила исправить это дело. Ей хотелось любить свое жилище и хотеть туда возвращаться после задания. Теперь в стенах небольшого особняка всегда играла музыка, под которую хотелось пуститься в пляс, но никак не читать Джейн Остин и принимать гостей из высшего общества. К сожалению, танцевать сейчас не особо хотелось, да и времени не было. Приняв холодный душ, одевшись в симпатичный костюм бурого цвета, сшитый по ее меркам, девушка вздохнула, глядя на себя в зеркало. Косметикой она пользоваться умела, так что синяки под глазами скрыть получилось, как и заметную бледность, но, если бы мужчины пригляделись, то увидели, как покраснели у Персиваля глаза от плохого сна и долгих переживаний. — Вперед, боец, — шепнула себе девчонка и, выйдя из дома, села в машину, за рулем которой сидел водитель, и даже он был куда бодрее нее, а ведь ему надо было вставать еще раньше. «Наверное, приятно спать спокойно и быть простым извозчиком», — подумала девушка, глядя на него. Задремать не получалось. Наверное, потому что Персиваль вся напряглась, стараясь сидеть прямо, нога на ногу, руки сложены на колене. Манерам ее научили в «Солдатском доме», но в Kingsman приходилось быть леди постоянно, а не только когда задание требовало от тебя такого образа. — Манеры определяют человека, но…

***

— …это не значит, что должна отречься от той, кем ты являешься сейчас, — сказал ей агент Галахад, когда шесть дней назад они снова встретились после того происшествия на мосту. Пока они сидели в этом скромном зале с большим столом, Тедди снова почувствовала себя неуютно. Это помещение напоминало ей кабинет Барби. Она устраивала совещания только у себя. Но, все же, это было единственное сходство с кабинетом босса «Солдатского дома». В остальном это был просто зал для собраний, оформленный в природных тонах — цвет темной травы и красного дерева. Здесь висели старые портреты, стояли красивые черные статуэтки лесных животных на комодах с резным узором. И, конечно же, как обойтись без напитков янтарного цвета, разлитых по хрустальных бутылкам. У Барби они тоже были, только стояли не так открыто. Пока Артур опаздывал (в глубине души Тедди нравились люди, которые позволяли себе опаздывать, даже если были начальниками), агенты Галахад и Ланселот решили разъяснить несколько важных вещей, которые девушка могла бы понять не так. — То есть, я должна быть, как Ханна Монтана? Типа, двойная жизнь? — спросила девушка с недоверием. — Нет, тут как в «Моей прекрасной леди», — сказал Эггзи, но его слова были встречены недоуменными взглядами. — Вы не смотрели? — Ну ты загнул. Ей же только двадцать, она, наверное, и «Красотку» не видела. Тут, скорее, — Ланселот пожал плечами, пытаясь вспомнить что-то похожее, — «Мисс Конгениальность» или… — Я смотрела «Красотку». И «Мисс Конгениальность» тоже, — буркнула девушка. — В кадетских школах есть телевизоры, к Вашему сведению. Анвин чуть усмехнулся, оглядев ее. Эта девчонка, похожая на воробья, напоминала ему самого себя в том пабе много месяцев назад, в его первую встречу с агентом Kingsman. Он так же зажался, пытаясь острить, но желая знать что от него скрывали столько лет. Новоявленный Персиваль, с едва сырыми волосами, кутаясь в свою накидку и окидывая всех раздраженным взглядом холодных голубых глаз, напоминала врожденного сноба. Она даже нос держала поверху и уже закинула ногу на ногу. С недовольными чертами. Девушка сидела, полностью расслабившись в кресле, скрестив руки на груди, что означало закрытость, и едва ли не засыпала, даже поддерживая разговор с агентами. Не будь Гэри джентльменом, он бы ее прищучил, обязательно упомянув, что сам ночью не спал и был ранен в ногу, однако не горбится, не позволяет себе сонные нотки в голосе, а еще не говорит так резко, перебивая других. — Значит, суть преображения ты понимаешь. Раз манерам обучена, то будет легче, — Ланселот вздохнул. — Я до сих пор учусь. Мозги уже кипят. — Это не от учебы, а от недосыпа, — послышался голос Мерлина, входящего в зал. — Доброе утро, леди и джентльмены. — Доброе утро, — откликнулись агенты. В тишине они провели не больше минуты, пока не присоединился Артур. Оглядев мужчину, Тедди растеряла всю свою сонливость, проявив неподдельный интерес. Гарри Харт еще не успел сесть на свое место, а девчонка уже успела рассмотреть каждую его деталь. Мужчине на вид было не больше пятидесяти, но его волосы тронула седина на висках, а еще одно из стекол в его очках было матово-темным, а за ним девушка смогла рассмотреть лишь край шрама. Сев за стол, Артур соизволил заметить повышенное внимание к себе и встретил ее взгляд, который она поспешила отвести. — Что ж, приятно познакомиться с вами, мисс Уайт, — сказал он тем самым уверенным голосом, который, тем не менее, внушал спокойствие. — Лучше агент Персиваль. Без имени, — замешкалась бывшая Тедди. — Ох, и… Я тоже рада познакомиться с Вами, Артур. — Если леди желает без имен, — Гарри пожал плечами, качнув головой, — так тому и быть. Другие мужчины кивнули, соглашаясь. — Прежде, чем мы перейдем к повестке дня, надо напомнить Вам о дресс-коде, Персиваль, а так же восполнить пробелы в ваших знаниях о работе в службе, подобной нашей, — продолжил Гарри, снова взглянув на девушку. Она, сумев встретить взгляд его (и не только его) глаз, поняла, что Артур действительно не так страшен, но и не является добреньким дедушкой. В его взгляде было что-то твердое и требовательное, пусть и спокойное, едва уставшее лицо могло внушить, будто этот джентльмен не отсюда и никакого интереса к здешним разговорам проявить не может. Глядя на такого человека, противоречить ему никак не хотелось. Правда, и нечто человеческое в его образе тоже присутствовало. Вид Артура говорил о том, что он родился в этом костюме, уже в год знал, какой вилкой стоит есть рыбу, а за мат в его присутствии мог хорошенько разукрасить лицо нарушителя его спокойствия, но и нечто простое было в его фигуре, если присмотреться: неспешная, едва небрежная походка, учтивое обращение к собеседнику, искренний интерес и желание общаться. На Артура хотелось равняться. «Он не сноб, но и не простец», — отметила Тедди про себя. — Так как агенту Ланселоту и самому не помешало бы узнать больше о Kingsman’е и его порядках, а агент Галахад будет немного занят в ближайшие месяцы, Вашим осведомлением займусь я вместе с Мерлином. Девушка вздохнула и посмотрела с любопытством на мужчину, сидящего где-то поодаль от остальных. Он, седоволосый и сероглазый, убийственно серьезный, слегка кивнул в ответ на взгляд. Тедди пожелала, чтобы с ней занимался по большей части Артур, но высказала желание лишь в своих мыслях. — Теперь стоит заняться повесткой дня, — сказал Гарри, а Рольф включил экран, выводя на него фотографию пожилого мужчины восточной внешности. — Мерлин? — Это Омар Бери, — с готовностью вступил седовласый немец. — «Амазонки» — наши южно-американские подруги — прислали ответ на запрос, который мы обсуждали этой ночью. Они смогли разобраться со многими членами «Золотого кольца», однако мистер Бери и его семья с помощниками спрятались глубоко и надолго, исчезнув из поля зрения даже самого Господа, потому что ни одна камера наблюдения во всем мире за последние два месяца не смогла обнаружить никого из окружения этого господина. Впрочем, два дня назад в Восточной Европе рядом с польской границей одна из камер захолустного городка смогла обнаружить его сына вместе с поддельником, — следующим изображением был нечеткий снимок из какого-то магазина одежды, на котором засветился парень-мулат рядом с более взрослым молодым человеком. Оба, потеряв бдительность, шли мимо камер, даже не подняв головы. — Но на следующий день магазин сгорел дотла, а записи, если не превратились в пепел, все равно вряд ли подлежат восстановлению. Хорошо, что коллеги успели все засечь до этого инцидента. Так что наша цель — добраться до мистера Бери младшего, а через него уже и до его отца. — Так как достоверно неизвестно, сколько бойцов при сыне Омара, и, вообще, один ли он в этом городе из всей своей семьи, на задание нужно выслать двоих агентов. Думаю, совершенно ясно, кто это будет, — Артур перевел взгляд на Эггзи. Тот закатил глаза, но не смог сдержать улыбку. — Надеюсь, это задание будет полегче, чем вербовка новичка, — выдохнул Галахад, а Ланселот едва слышно усмехнулся про себя. — Здесь хотя бы знаешь, что в тебя могут пальнуть. Персиваль сдержанно улыбнулась, но глаза выдали ее с потрохами. Вероятно, через какое-то время она и сама отмочила бы подобную шутку, но не сейчас, не после того, что случилось на этом мосту лично для нее, не так рано, когда сердце еще болезненно ныло, напоминая, что Уолтер ушел навсегда. Умер на ее руках, а не сумел каким-то образом выжить и убежать. Хотела бы и она знать, что там будет пальба. Прибежала бы раньше… — Эггзи, — кинул ему Артур таким тоном, будто вот-вот мог оскорбить. — Осторожнее с выражениями. Девушка сразу подняла взгляд снова, в очередной раз понимая, что привлекла внимание. — Никогда не знаешь, что может ждать на задании, верно? — спросила она спокойно. — Ты ведь на серьезной вылазке ни разу не была, — Ланселот приподнял брови, едва ли веря в серьезность Персиваля. — Вербовка новичка тоже не считается чем-то по-настоящему опасным, — Тедди посмотрела на Галахада, теперь хотя бы зная его имя. — Однако, можно и сдохнуть, если бдительность не проявить. — Достаточно, — приказал Гарри еще тверже, все еще не повышая голос. — Мерлин, обсуди с ними план. Я хотел бы поговорить с агентом Персивалем по другому делу, а заодно заняться ее… просветлением. Следуйте за мной, Персиваль. Девушка поднялась с кресла с такой скоростью, что несчастная мебель едва не упала, заметно пошатнувшись. Артур шел неторопливо, а вот девчонка заметно торопилась. Едва за ними закрылась дверь, Персиваль выдохнула, словно разъяренное животное, сопя от сильного недовольства. — Проявите уважение к памяти вашего отца и вашей матери, — сдержанно сказал ей агент Артур, сверля потемневшим глазом. Больше никакого намека на терпеливость и внимание во взгляде не было. — Пятнадцать лет назад он клялся, что из вас вырастет достойная леди. И наверняка это было бы сверх его ожидания — Ваше становление Kingsman’ом. Тедди замерла, на миг позабыв о всех недовольствах и бедах. Она редко позволяла себе думать о самой главной беде в своей жизни, о том переломном моменте, который сделал ее такой, вынудил стать солдатом. Гибель родителей причиняла много боли и обид каждый раз, едва стоило вспомнить об этом напрямую, позволить выбраться из темных уголков души и памяти, где они были всегда. Даже спустя шесть лет забыть о том, как погибла семья Уайт в полном составе было кощунством. Чувство вины, кипящий гнев, обида, жажда мести, тоска и одиночество давно стали привычными ощущениями для Персиваля, не давая ей забыть о свой цели. Цели, что главнее расследования о том, что на самом деле случилось с Лего. — Вы… — выдохнула девочка, сжимая кулаки. Никто из «Солдатского дома» ее родителей в лицо не знал, никогда не разговаривал с ними, даже не слышал. Все, что осталось от них, Тедди бережно хранила в памяти, не выдавая даже Лего, стремясь оставить при себе каждую деталь, желая остаться последним свидетелем их существования, не позволяя очернить их память и попытаться воздействовать на неё через их же слова. — Да, я с ним работал, — Гарри набрал в грудь побольше воздуха. — Об этом стоить поговорить в другом месте, а не в проходе коридора. Разговор будет долгий. Идем. Испытывая целую гамму чувств, девушка поймала себя на том, что дышит тяжело и часто, теряя контроль над собой. Это лишь прибавило паники. Артур шел впереди, уводя ее подальше от кабинета совещаний, который обычные сотрудники называли «обеденным залом». Тедди прибавила шагу, ощущая дрожь в руках. Впервые за многие годы ей встретился кто-то еще, кто знал папу или маму. Кто-то, способный понять и разделить ее боль. Кто-то, способный объяснить некоторые вещи или даже помочь в личной вендетте. Кабинет начальника почти не отличался от остальных, в которые краем глазом заглянула Тедди, когда ее проводили мимо них. Здесь было слишком строго, но присутствовали некоторые мелочи, которые говорили о том, что Артуру так же не нравится его рабочее место, как Персивалю потом не будет нравится ее «сухой» дом. Для начала, над рабочим столом рядом с портретом какого-то старика (наверное, прошлого Артура), висел плакат с последнего концерта Элтона Джона, причем с настоящим автографом. Глядя на снобскую отделку кабинета, пестрый плакат казался настоящим актом бунтарства. Впрочем, мистер Харт делал вид, будто ничего необычного в этом нет. Наверное, он с радостью повесил бы вместо портрета старика большую фотографию молодых the Beatles. — Присаживайся, — сняв с себя пиджак, Артур сел за свой большой стол, и указал девушке на кресло перед ним. Пока Тедди неуверенно садилась, замирая в таком положении, как мраморная статуя, босс достал из закромов очередную бутылку с янтарной жидкостью. Навряд ли это был яблочный сок или хотя бы вино. Разлив алкоголь в два стакана, Харт пододвинул один даме. — Мне хотелось бы остаться трезвой, чтобы хорошенько Вас слышать, — Персиваль внимательно следила за Артуром, даже не моргая, едва ли дыша. — Не настаиваю, — снова уступил он, а потом сложил руки на столе и вздохнул. — Что ж, Освин Уайт был отличным агентом Борсом, одним из самых лучших. После него новый Борс так и не превзошел совершенные им достижения. Освин был почти моим ровесником и мы, если не дружили, то были в хороших отношениях. Всегда уверенный и строгий, а еще очень упрямый. — Может быть, таким он и был, но я помню отца совсем другим, — вздохнула Персиваль, наконец начиная понимать хоть что-то в смешении своих чувств. Злость — потому что этот рассказ мог быть ложью. Смертельная обида на Артура — потому что он молчал. Молчал столько лет, но знал, что она, дочь Борса, жива и нуждается хоть в ком-то. Если бы его и Уайта связывали хорошие отношения, Артур не должен был все так оставить. — И ты права, потому что Борс и Уайт были двумя разными людьми. Освин мастерски разграничил работу и свою жизнь за порогом Kingsman’а. Но ты ведь понимаешь, что он не мог вести двойную жизнь и всегда был самим собой — достойным человеком, истинным джентльменом, рыцарем того времени. Это помогло ему встретить твою мать на одном из заданий и влюбиться в нее позже. — Знаю я эту историю, — Тедди могла бы грустно улыбнуться, потому что это было одно из счастливых воспоминаний, пусть и вызывало горечь, как и любые другие. Но она не смогла пересилить себя и опустила взгляд, хотя бы чуть смягчившись. — Мама была сестрой генерала Национальной жандармерии Франции. Ее похитили, чтобы на него повлиять. Папа смог ее спасти, но мой дядя погиб. И отец с матерью сблизились, потому что они отлично друг друга понимали — у обоих больше никого не осталось. «И ты их теперь понимаешь, даже слишком хорошо», — снова подумала девушка. Ей такая мысль периодически приходила в голову. Жестокая мысль, но верная. А к правде привыкаешь рано или поздно. С правдой приходится мириться. — Ну, это очень краткое описание, но точное, — кивнул Артур, а потом выпил немного алкоголя из своего стакана. — Задание было куда серьезнее. Не таким драматичным, не похожим на сказку, но даже тут Борс проявил себя, как рыцарь. Здание собирались подорвать вместе с твоей матерью. Все транслировалось в прямой эфир, преступник выдвигал условия, повторял их несколько раз в час. Лицо не было показано, но образцы его голоса остались на наших записях. Как и биометрические данные, ведь твоему отцу удалось его серьезно ранить, доставив нам следы крови на одежде и оружии. Это было опасное задание, Уайт едва выжил сам, не смог уберечь генерала, но ранил неуловимого преступника. К сожалению, не убил, ведь тот активировал таймер на бомбе, значительно приблизив время взрыва. Борс не мог подумать, что террорист выживет, он оставил его истекать кровью и бросился на помощь даме, ведь обещал ее брату завершить это дело. И завершил. Защитил «даму сердца». Через несколько месяцев они поженились, а незадолго до твоего рождения Освин ушел в отставку. В последний раз мы с ним связались, когда тебе было четыре года. Не могу сказать, что сподвигло меня на разговор с ним, но я остался доволен. Персиваль еще не поднимала глаз, но, когда подняла, увидела, что Артур наполняет свой стакан снова. Дальше рассказывать не приходилось. Девушка знала, какой была дальнейшая жизнь. Отец устроился главой охраны какого-то важного богача, который ценил именно умных и вежливых телохранителей, которые могли своей головой думать, а не только разбивать стены. Мать стала директором танцевальной школы. Папа по выходным слушал хиты своей молодости, мама учила дочку танцевать, в том числе и под любимые папины песни. Став чуть взрослее, Тедди уже была достаточно смекалистой для своего возраста, ловкой, сильной (благодаря танцам), но никак не послушной. Она последовала примеру отца — влюбилась в рок-н-ролл — однако, не стала маленькой милой танцовщицей, вопреки его и маминым ожиданиям. И последние годы их жизни… вела себя, как последняя свинья. — А затем случилось… то, что случилось, — Артур взглянул на девушку бесстрастно, но любой человек, близкий Гарри, мог бы уловить в его взгляде жалость. Например, Эггзи отлично разбирался в чувствах, которые Харт мог скрыть от кого угодно, но только не от бывшего ученика. Тедди, без слов схватив свой стакан с порцией опьяняющего напитка, выпила его залпом, а потом еще несколько секунд ловила ртом воздух, зажмурившись. Пить такой крепкий алкоголь она так и не научилась. — Мы все читали твое дело, прежде чем принять общее решение о вербовке именно твоей кандидатуры в агенство. Где-то было упомянуто, что ты пережила тяжелый период адаптации в «Солдатском доме». И дело было не только в психике. — Год ушел на то, чтобы полностью восстановиться физически, — зашипела Тедди. — Наверняка в деле сказано и о моих травмах, и о том, как я их получила… Если бы смогла подбежать ближе, то погибла бы. И, черт его знает, к счастью это или к сожалению… — Будь здесь твои родители, они бы точно сказали… — Их. Здесь. Нет, — твердо прервала Персиваль. — Почему бы Вам не заглянуть в дело снова? Когда в «Солдатском доме» кто-то решает стать агентом, ему приходится не только проходить кучу тестов в семнадцать лет, но и доказывать до этого несколько лет, что ты совершенно здоров ментально: осознаешь свои решения и поступки, готов забыть о прошлом и способен управлять собой. Мне же не пять лет и не четырнадцать. Я отлично понимаю, что, будь они живы, я бы вообще здесь не была. — Ладно, а что насчет отрицания самой себя? Это явно не признак психического здоровья, — Артур наполнил ее стакан снова. — О психическом здоровье я тысячу раз говорила с психологом. А Вы не психолог. Вам я вообще имею право рассказать еще меньше, чем ему, — Тедди скрестила руки на груди снова, прикрывая глаза. — По крайней мере, я знал твоего отца. И, как его прошлый товарищ, я хотел бы знать, почему ты уже шесть лет не называешь себя по имени, которое он тебе дал. Персиваль поборола желание разбить чертов стакан с виски об пол, а оставшуюся бутылку о голову Артуру, зато смерила его таким взглядом, который мог бы второй раз спалить Помпеи дотла. — Как его прошлый товарищ, вы могли бы позаботиться о его дочери. О единственном наследии Освина и Адель. Могли хотя бы знак подать, хоть весточку мне прислать! Я не знала о вашем существовании всю жизнь, да я даже не знала, что мой отец был секретным агентом, пока мне на это не намекнули в «Солдатском доме»! Я хотела умереть, потому что осталась одна на всем белом свете! А тут, оказывается, сидел целый штаб снобов, каждый из которых знал обо мне! И вы все забили на меня хер! — девушка стукнула по столу. — Так в Kingsman’е заботятся о своих?! Артур оставался спокойным, даже не пошевелился и глазом не моргнул, хотя от стука по столешнице все подставки на ней подскочили, даже едва зазвенела бутылка с алкоголем и стаканы в ящике стола. — То есть, о других детях агентов заботятся лучше? И о детях офицеров тоже? И о племянниках французских генералов? У тебя были такие друзья или хотя бы знакомые в приюте? — спросил Харт. Тедди замешкалась, но желваки еще играли на ее щеках. — Наша организация — секретная. Почаще вспоминай об этом. Если даже государственные агентства не могут контактировать с детьми своих разведчиков, то куда уж секретной независимой организации. Для всех людей и правоохранительных органов Kingsman, прежде всего, — магазин одежды на заказ, затем алкогольная фирма. Было бы немного подозрительно, если бы от портного агентства на счет какой-то сироты в военном приюте поступали бы средства. Каждая секретная организация отправляет часть доходов в «Солдатский дом», потому что у вас долгое время заботились о детях наших агентов, наших друзей и братьев. Если бы мы могли общаться с вами, то обязательно делали бы это. За всю историю существования Kingsman’а в этом приюте оказалось трое детей наших агентов. Один из этих ребят вырос обычным человеком, продолжив жить нормальной жизнью, второй перешел в берлинское подразделение, пройдя обучение, но став техническим помощником. Третья — ты. И у тебя есть реальный шанс стать тем, кем бы гордился Освин. Ты — единственная дочь своих родителей, решившая идти в бой, как и они, а не оставаться в стороне. Думаю, они были бы жутко тронуты тем, что ты так похожа на них, пусть и боялись бы за тебя, как любой родитель за своего ребенка. Судя по тому, как ты их защищаешь, как реагируешь на упоминания, как боишься вспоминать о них, ты их сильно любишь. И они тебя любили. Так почему же ты предпочитаешь называться Тедди или Персивалем, а не Дорис Уайт? — Много причин, — отозвалась девушка, затаившись в своем кресле, чувствуя стыд перед Артуром. Она накричала на него, повела себя непристойно, а он так спокойно рассказал ей все, объяснил ее ошибку. Он был товарищем папы. Вероятно, одним из последних. И теперь Тедди обвиняла его во всех грехах. Во всем том, в чем уже шесть лет винила всех взрослых. — Они любили Дорис. Просто обожали, вкладывали в нее всю душу, учили ее быть сильнее, воспитывали, словно она была самой важной принцессой. А Дорис вела себя, как свинья. Конечно, их труды даром не прошли, но в последнее время она стала уж слишком буйной. Норовила сбежать, отказывалась от этого дурацкого имени, пробовала курить и пить, пропускала занятия по танцам, сбегала с уроков. Просто ядерная бомба, помноженная на тысячу таких же бомб. Никто из моих приятелей не звал меня Дорис. Лишь «Дори» или «Рора»… — Персиваль поморщилась. — Раньше я терпеть не могла свое полное имя, а теперь не могу даже вспоминать о том, как ненавидела друзей, вздумай они повторять за моей мамой… И, когда случилось это, я поняла, что так и не стала той дочерью, о которой они мечтали. И уже не могла стать, хотя пыталась. Раньше я хотя бы была кому-то нужна, а теперь, что бы не делала в их честь, они бы уже не смогли увидеть, со временем я смогла понять это в полной мере. И поняла, что Дорис погибла там. Ее разнесло на кусочки вместе с родителями. И, если я не смогла заставить их гордиться при жизни, хотя бы отомщу за них после. Та свинья Дорис, курящая и сбегающая из дома, этого сделать не могла. Зато могла Тедди. Ради мамы и папы я продолжила танцевать, научилась петь, освоила правила приличия и манеры, несколько боевых стилей, вождение нескольких транспортных средств, взялась за чтение, поняла такие важные вещи, как доблесть, верность, отвага, великодушие… Не без помощи Уолтера. Он стал моим первым и последним другом. Был со мной от больничного крыла, в котором мы тогда лежали в одно время, и до того самого моста. Последний близкий человек… Которого теперь нет и не будет… Девушка уже слабо осознавала, что говорит дрожащим голосом, роняя большие слезы, а Артур, встав из-за стола, стоит рядом и бережно обнимает. Даже если бы он был не один, даже если бы мог дать больше поддержки и заботы, это не облегчило бы того груза, что сейчас свалился на плечи Персиваля после бессонной ночи. Огромный и бесконечно тяжелый груз — осознание того, что теперь Дорис Уайт действительно одна в этом огромном мире, после потери последнего человека, который любил ее, как друг и брат, наравне с семьей.