***
Именно поэтому Казума однажды позвал Мегумин в свою комнату. С тех пор как во всём особняке провели ревизию, здесь царил минимализм. Не отыскав стула, парень пригласил ведьмочку присесть на кровать. Та уселась на самый краешек и сжала посох. Даже на секунду не может отпустить его или хочет с помощью него защищаться от Казумы? Атмосфера была тяжёлой, а зашедшее и погрузившее комнату в таинственный полумрак солнце заставило девушку и парня почувствовать себя последними людьми на планете. Казалось, тьма сгустилась рядом с ними, отгородив от остального мира, и одобрила то чёрное дело, ради которого они собрались. — Мегумин, — несмело начал Казума, и ведьмочка ощутимо вздрогнула, чем напугала его. — Может, тебе что-нибудь нужно? Всё в порядке? Она активно закивала, а Казума с облегчением вспомнил, что не закрыл дверь. Радуясь, что можно отложить объяснение на несколько мгновений, он на ватных ногах отправился к проёму, а, закрыв дверь на замок, услышал за своей спиной панический возглас: — Казума! Зачем ты закрыл дверь? — Чтобы нам никто не помешал, — видят боги, не хотел парень, чтобы это прозвучало так зловеще! — Чего ты хочешь? — когда это произносила Даркнесс в очередном плену, то звучала она поистине драматично, с надрывом. Мегумин же звучала, как загнанный в угол котёнок, и оттого хотелось лишь обнять её и накормить, сказав, что ничего ей не угрожает. — Ты помнишь, о чём мы говорили недавно в саду? — осторожно начал Казума, приближаясь к девушке. Хотелось выставить вперёд руки, показать, что безоружен, что не представляет угрозы. — Ты хотела более уединённого места, ведь так? Мегумин нервно кивнула на оба вопроса и извинилась. Отложив в сторону посох, она взглянула в лицо Казуме, и парень понял: вот он, момент доверия. Это как в компьютерной игре — необходимо действовать точно, вовремя прожав нужную комбинацию, иначе всё рухнет. Казума сажается рядом так, что чувствует тёплый бок Мегумин своим. Он не знает, куда деть руки, чуть не спотыкается и не рушит комбо, но в последний миг протягивает их к лицу ведьмочки. Когда его ладони смыкаются под её скулами, он чувствует, как она тяжело сглатывает, а крохотные ладошки Мегумин нервно сжимают ткань на его берегу. Казума закрывает глаза и не видит ничего — наверное, не стоило закрывать их так рано. Упрямо решив не открывать глаза, он интуитивно движется к лицу Мегумин. Однако его нос утыкается в тёплые ладони, девушка тут же вырывается и едва не кричит: — Нет, Казума, я не могу! Тут слишком уединённо! — Ха? Что это значит? — от неожиданности и резкого вскрика после долгих секунд тишины голова парня немного болит, а потому он не может не ворчать. — Насколько я помню, ты и просила что-то уединённое! — Не настолько! — было всё, чего дождался Казума, и Мегумин выбежала из комнаты. Аква и Даркнесс вечером заметили, что она чересчур красная, и поинтересовались, не заболел ли их маг. Мегумин от смущения ничего не смогла ответить и весь вечер терпела навязчивую заботу подруг. Казума же сидел неподалёку и даже чувствовал себя чуть-чуть виноватым. Чуть-чуть.***
Мегумин тоже чувствовала себя виноватой. Видят боги, она была не против сблизиться с Казумой, но боялась. Он определённо был не из тех, кто вселяет уверенность. Это он только на словах такой опытный и смелый. У Мегумин, пока она сидела в ожидании поцелуя, несколько секунд которого тянулись, казалось, вечность, обострились все органы чувств: перед зажмуренными глазами вспыхивали искры, в тишине комнаты чётко отдавался стук сердца, а руки, вцепившиеся в одежду Казумы, ощущали дрожь его тела. Она не могла до конца довериться. Да, не могла довериться человеку, с которым делила кров и деньги, человеку, который не раз спасал её и который сам, наверное, доверял ей. Это было несправедливо по отношению к нему, но Мегумин — порождение этого сурового мира, где только ты отвечаешь за себя. Где приходилось есть жуков и картофельные очистки, где приходилось искать работу, изнывая от голода и холода, где ты — никто для более сильных существ. Потому Мегумин превратилась в этакий кактус: колючий, но живучий. Но и в этом мире нашлись люди, которые приняли, накормили и обогрели её и стали настоящими друзьями. И, может быть, Мегумин доверится им однажды. Тёплая улыбка появилась на губах девушки, когда она подумала о своей группе. Никто в гильдии не мог дать им подходящего описания: попроси любого, и спустя несколько попыток выразить, что такое группа Казумы, он почешет голову и уберётся. Они далеко не храбрецы, но несколько раз спасали город; они постоянно ссорятся и ругаются на пустом месте, но именно их речи могут сплотить других людей; они также далеко не умны, но кто не изумится, услышав, как они выходят сухими из любой заварушки! Поток мыслей прервал Казума, который окликнул Мегумин. Она стояла в небольшой нише в стене, откуда удобно наблюдать сразу за всеми в таверне и остаться незамеченной. Товарищ выглядел немного взволнованным: может, нашёл задание? Или опять проблемы на свою голову? — Мегумин, закрой глаза, — внезапно попросил Казума. Девушка думала, что не доверяет ему. Так почему же она без раздумий сделала так, как он сказал? Пару секунд ничего не происходило в тёмном мире Мегумин, а потом она почувствовала тёплое прикосновение к губам. В животе её давно ничего не было (заработок у авантюристов ведь нестабильный), и, издав громогласный стон, желудок девушки вновь попросил порцию пищи. Ассоциация, мелькнувшая в голове ведьмочки была до смешного простая: Казума нашёл еду и решил поделиться! Мегумин, как уже было сказано, девочка, пережившая много трудностей и привыкшая к голоду. Потому при любом упоминании о еде естественные рефлексы брали своё, и в голове всплывал сигнал «Хватай, пока не отобрали!». Девушка торопливо прихватила поднесённое лакомство губами и, не сомневаясь ни секунды, хватанула острыми зубами с такой силой, с какой двигал ею голод. Каково же было её удивление, когда «еду» отобрали, а Казума закричал не своим голосом. Открыв глаза, она увидела, как парень верещит, прижимая руку к губам. Еды, к слову, у него не было. Мегумин поднесла руку к своему рту и стёрла нечто жидкое. Когда она поднесла к глазам пальцы, перепачканные в крови, сердце рухнуло в пятки. Вскоре они — Казума и Мегумин — верещали вместе.***
Однажды в их городок начала прокладывать свой маршрут зима. Мягко ступая по тут и там покрытой большими кратерами (чьих рук это дело?) земле, она уже просыпала по дороге заготовленные снежинки. Снежинки вскоре растаяли, но все в городе почувствовали, что скоро всё изменится. Всё — это атмосфера, это взаимоотношения, это настроение и многое другое. Люди стали больше задерживаться дома, больше лениться и искать уюта. Правда, никогда не дремлющих авантюристов эта тенденция почти обошла стороной. Они в прежнем темпе (сумасшедшем) зарабатывали себе на жизнь, замечая изменения в монстрофауне. Казума, как наиболее наблюдательный член группы, мог бы уже составить свой дневник, который помог бы авантюристам всего мира выслеживать и убивать агрессивных существ. Но когда Казуме удавалось остаться дома — как же это всё-таки уютно звучит, когда он есть у тебя, дом — то он заворачивался в плед, потратиться на который не отказался никто, и устраивался у камина. Да, вот так просто. Но, если каждый именно такую картину представляет уютной, значит, есть в этом что-то? В этот раз Казума решил не отступать от своих принципов и уже почти провалился в сладкую дрёму, когда сзади шумно проскрипел ножками по полу стул. Это была Мегумин. Кроме которой дома больше никого не было. Это был чертовски подходящий момент, и Казума некоторое время решался действовать, замерев в кресле. Наконец он привстал, чтобы взглянуть на девушку из-за высокой спинки, и произнёс: — Мегумин, иди сюда. — Зачем? — незамедлительно вскинулась ведьмочка. Словно Чомуске, она превратилась в один напряжённый комочек, готовый расцарапать тебе лицо. — Греться, — просто ответил Казума. Он, вообще-то, уже и не надеялся на положительный ответ: слишком много ошибок допустил. Но Мегумин немного успокоилась и спросила: — Никаких пошлостей? А ведь Казума так и не объяснился с ней насчёт того недопоцелуя. Он не знал, собственно, нужно ли ему извиняться за неожиданное прикосновение или же требовать извинений. Губа у него до сих пор немного болела, а от шва на самом видном месте спасла только целительная магия Аквы. Именно поэтому думалось Казуме, что целоваться сейчас, когда его вспухшая губа заставляла отворачиваться от зеркал, будет неприятно, и именно поэтому он с уверенностью произнёс: — Никаких, никаких. Залезай давай. Неожиданно приятная тяжесть опустилась на колени Казумы, и он поёрзал, устраиваясь поудобнее. На Мегумин не было извечной широкополой шляпы, и это было до того непривычно — дотрагиваться подбородком до её макушки, вдыхать носом запах волос, ощущать их мягкость. Волосы струились по плечам девушки и щекотали ключицы Казумы, но он решил мужественно терпеть. Глаз и лица Мегумин было не разглядеть, потому что она почти сразу уткнулась куда-то в его грудь, а руку, немного поколебавшись, опустила себе на колени. Мышцы Казумы, казалось, звенели от напряжения, а потому он не заметил, как девочка на его руках расслабилась и опустила голову ему на плечо. Когда девочка сонно пробормотала что-то и стиснула в кулаке ткань на груди парня, ему показалось, что тепло её тела обжигающе. Там, где они соприкасались, всё, казалось, уже было сожжено и спаяно воедино. Мегумин улыбалась своим снам так беззаботно, и Казума подумал: а что же ей снится? Может, это грандиозные взрывы, ласковый Чомуске или тёплая еда. А что, если ей снится он сам? В очередном сне, видно, произошло что-то совсем приятное, и Мегумин едва слышно захрюкала, причмокнув губами. Это слишком мило. — Эй, ты спишь? — Казума слегка потряс мага, чтобы его она перестала его смущать. — Да, я сплю, Кузума, и, если б не ты, уже смотрела бы десятый сон! — Мегумин возмущалась, едва ли не пуская в ход кулаки. И почему она не перестала быть милой? Где переключатель? — Не думай, что я буду тащить тебя в комнату, если ты уснёшь! Слегка покраснев, девушка пробормотала что-то вроде «Сама справлюсь» и надула губки. Слезать с колен она, к облегчению Казумы, не собиралась, просто отвернувшись, насколько это позволяла их поза. Парень почувствовал себя виноватым. Снова. Он замечал, что отношение к Мегумин у него всегда какое-то неровное. Он выделяет её среди остальных, и это пугало. Иногда, разозлившись, предъявляет к ней больше претензий, ругает чаще, но всегда следит за её состоянием и, чуть что, несётся на помощь, лишь потом спрашивая, всё ли в порядке у Аквы с Даркнесс. Казума понимает, что это неправильно, но собственные чувства оказались для него чем-то, что невозможно полностью контролировать. Нужно извиниться. Парень осторожно наклонился и, одной рукой убрав чёлку с лица девушки, приник губами ко лбу в нежном поцелуе. Он длился секунду, потому что реакция Мегумин непредсказуема. Ну, и потому что даже от такого жеста сердце Казумы готово вырваться из груди, пробив рёбра. Мегумин тоже смущена, тоже не может двинуться. Казума подумал, что они так и будут сидеть истуканами и ничего не изменится этим вечером, но в этот миг девушка на его коленях завозилась. Она выпрямилась так, что её лицо оказалось на одном уровне с лицом Казумы, и, пока тот ничего не понял, прижалась губами к его губам. Это был, на взгляд Казумы, совсем не поцелуй. Ведьмочка смешно сморщилась, буквально впечатав и губы, и нос, и подбородок — все выступающие части лица — в парня. Это было даже больно, и ничего удивительного нет в том, что Мегумин почти сразу оторвалась со словами: — Фу-у. И почему говорят, что это приятно? — Потому что ты не умеешь целоваться, балда! — тут же отреагировал Казума, потирая ушибленный нос. Необходимо доказать, что не зря он пытается приручить её, что поцелуи — это приятно. Казума, конечно, и сам никогда не целовался, но… — Нужно нежнее и неторопливо. Расслабься. И закрой глаза. Девушка подчинилась, но Казума вдруг вспомнил, чем закончился их прошлый поцелуй с закрытыми глазами: — Хотя нет, не закрывай. Девушка вновь подчинилась, и вот прямо на него уставились глубокие красные глаза. А Алые Демоны устрашающие… Эти глаза были призваны вселять страх, однозначно. Теперь Казума понял, почему все целуются с закрытыми глазами, и решил рискнуть: — Ой, нет, лучше закрой. Мегумин фыркнула в нетерпении, но подчинилась в третий раз. Поцелуй этот («Первый! Первый нормальный поцелуй!» — вопил про себя Казума) вышел довольно напряжённым. Парень думал было, что удача, которая всегда его сопровождала, отойдя на минутку лишь в момент его смерти, вновь покинула его. И всё время, пока их губы составляли одно целое, напряжённо щурился, закрывая глаза каждый раз, когда мог увидеть перед собой такую красивую Мегумин. И открывая снова через несколько секунд, чтобы взглянуть на такую красивую Мегумин. Она была красивой, потому что сняла все барьеры. Она была щемяще домашней без этой острой шляпы, которая рисовала границу и так и говорила: «Ближе не пущу!» Без пафосных фраз, без посоха, без звёздочек воодушевления в глазах она казалась почти голой. Да и сама себя чувствовала, наверное, так же. Останавливаться на достигнутом не было ни в её характере, ни в характере Казумы. Он вспомнил библию, по которой узнавал всё о романтических отношениях, — хентай-мангу. И, согласно всем канонам, сейчас было самое время, чтобы воспользоваться языком. Казума сам не совсем понимал, как это делать, когда наткнулся кончиком языка сначала на мягкие губы Мегумин, а потом и на зубы. Он нахмурился, пытаясь пробраться сквозь эту защиту, пока всё ощущение мягкости и тепла не исчезло, обдав губы холодом, а уши — писклявым вскриком. — Бе-е, что это было? — Мегумин уже стояла в двух шагах от кресла и яростно тёрла рот рукавом, а Казума мог поклясться, что без приятной тяжести на коленях мир чуть-чуть потускнел. — Французский поцелуй, — немного обиды прорвалось в голос, хотя Казума старался говорить спокойно и за шуткой спрятать то, как волнуется. — Тебе не понравилось? — Нет, конечно, это было противно! — не думая, что говорит, Мегумин, больше смущённая и разозлённая, чем недовольная поцелуем, отошла обратно к столу, так, чтобы Казума не видел. Не видел, что она странная, что нет в ней той уверенности, с которой она произносит обидные слова. — Что-то мне кажется, что ты не такой уж профессионал, каким хочешь казаться, — пробормотала ведьмочка, когда немного успокоилась. — Да что ты можешь понимать? — взорвался недовольством Казума. Он хочет на неё дуться, но не может. Вместо этого желает перемотать время вспять, вернуть девушку на свои колени. И, старательно изгоняя из голоса любой намёк на просьбу, негромко произнёс: — Мегумин, давай попробуем ещё раз? — Что-то не хочется, — резко отозвалась та, пряча лицо в ладонях. Казума этого не видел. Казума сорвался резко с места и, не глядя в сторону девчушки, расстроенный, покинул комнату.***
Все, кто проходил мимо стола, за которым привычно собралась группа Казумы, автоматически затихали и, вжав голову в плечи, старались пройти быстрее, чтобы снова взорваться хохотом. Нет, не над этими ребятами смеялись согильдийцы. Просто настолько тяжёлая и напряжённая атмосфера повисла над этим столом, что любой смех сам по себе умолкал. Казума и Мегумин играли не то в гляделки, не то в бойкот. Один из них, не в силах сосредоточиться на еде, бросал взгляд из-под нахмуренных бровей на своего соседа, а, встретившись с ним глазами, старался быстрее отвести взгляд. Эти надувшиеся хомячки были забавными поначалу. Аква, не стесняясь, находила все больше способов поиздеваться над Казумой, а к Мегумин она подходила с видом мудрой провидицы и опытной в отношениях девушки и сочувствовала тому, что такой ужасный парень, как Казума, положил на неё глаз. Богиня приобнимала Мегумин за плечи и с умным видом говорила, что это даже хорошо, что они расстались, так толком и не начав встречаться. Мегумин вжимала голову в плечи и распахивала глаза, становясь похожей на пушистую сову. И начинала ошалело кивать и поддакивать Акве. Казуме не нравилось, что богиня обратила внимание на ведьмочку. Вдруг та переймет капризный эгоизм Аквы или ещё чего похуже? А хуже всего, конечно, было то, что, послушав длинные речи Аквы, Мегумин сама задумается, а зачем он ей такой сдался. И он бы хотел как-то вмешаться, но не мог. В бессильной злобе он ковырялся в своей еде, и она не приносила ему того удовлетворения, как раньше, когда он гордился, что деньги достал сам, заработал. Мегумин тоже не ела. Казуме каждый раз, когда он смотрел в её сторону, казалось, что смотрит она на него с нескрываемым отвращением и жалеет, что вообще позволила к себе прикоснуться. Тогда что ж, все, похоже, кончено. К столику, стуча каблуками и бренча украшениями, подошла Аква. Подозрительно недовольная Аква, которая остановилась прямо за спинами Казумы и Мегумин. Те обернулись: одна в удивлении, другой же — в желании высказать все, что думает о богине, которая решила лезть в личную жизнь своих друзей. Та внезапно прервала обоих и сказала: — Боже, да поцелуйтесь уже, бесите. Кажется, только сейчас они посмотрели друг на друга прямо. Растерянно моргая, они нерешительно тянули руки, не решаясь предпринять первый шаг. Я скучаю Они одновременно подумали, что страшно соскучились. Казума подумал, как давно он не видел Мегумин, бегающей по особняку от разыгравшегося и сверкающего острыми зубами Чомуске. Он давно не пристраивался у ближайшей стены, чтобы понаблюдать за этой идиллией. А потом Мегумин чувствовала несправедливость: почему только она бегает? — и вот уже они оба пищали от страха, с ногами забравшись на диван, а Чомуске довольной чёрной акулой наворачивал круги вокруг них. Писк в итоге превращался в смех, а влюблённым становилось все равно на крутящегося поблизости кота. Мегумин была даже немного благодарна Акве. Пусть та много смеялась над Казумой, она сильно за них волновалась. Да, этого было не заметить, когда она описывала парня, изображая такие рожицы, что невозможно было не засмеяться в ответ. Тогда Аква, тепло улыбаясь, спрашивала: «Ну вот, теперь ты понимаешь, какой он плохой, и тупой, и ограниченный, и пошлый, и…» А Мегумин с ужасом понимала не это. А то, что ей плевать на все, что ни рассказывала Аква. И в груди было немного больно оттого, что вспоминалась ссора. Глупая ссора, но сначала Мегумин казалось, будто так и надо. Будто им стоит расстаться. Но теперь она поняла, что если та ссора и нужна была, то только для того, чтобы показать, как тяжело теперь будет друг без друга. — Мегумин… Ничего, если я?.. — проронил Казума и протянул руку девушке. Она с пару секунд смотрела на ладонь. Казума хотел уже убрать её, испугавшись, что неправильно понял, что она не собирается мириться. Но все его сомнения развеяла тёплая ладошка, опустившаяся в его. Оставшееся время обеда они собирались не расцеплять рук, смущённо, но счастливо улыбаясь. Собирались, но в тот миг, когда они обменялись улыбками и сжали слегка рукопожатие, вся таверна взорвалась радостью. Отовсюду доносились одобрительные выкрики, и если бы Казума с Мегумин не застыли в шоке, то они бы точно с теплотой в душе заметили, как за них переживали согильдийцы, как ждали примирения и как были рады увидеть, что все более чем хорошо. Крохотным котёнком это чувство ласкалось о сердце. «Ненормальная магичка и Казума теперь вместе! Ура!» «Нужно это отметить!» «Горько!» Возгласы со всех сторон уже больше напрягали, чем ободряли. Ребята не знали, что отвечать, когда в разговор вступила Аква. — Да! Всем выпивки за счёт Казумы! — она первая выскочила из-за стола, направившись к бару и по дороге подмигнув парню. Все желающие поглазеть на голубков тут же переключились на соблазнительное предложение, а Мегумин и Казума выдохнули и рассмеялись, теперь уже понимая, что гильдия стала им большой семьёй.***
Мегумин нырнула в самую гущу событий, туда, где выпивали взрослые и Казума, весьма относительно подходивший под это описание. Она хотела лишь попросить налить и ей немножко, но, столкнувшись с Казумой, остановилась. Они смотрели некоторое время друг на друга, а затем парень, неловко, но весело проронив: «А, Мегумин», — вдруг наклонился и коснулся её щеки губами. Мегумин, немного даже опьяневшей от самой атмосферы в таверне, стало вдруг приятно и смешно, и особенно приятно было то, что Казума не отпустил, оставив ладонь на плече. Она теперь, похоже, не одна. И это прекрасно настолько, что она готова была расплакаться. Но, вместо того чтобы унывать, она просто обняла в ответ Казуму покрепче и едва заметно вытерла слезы со щеки об его накидку.***
На столе, под самым окном, лежало придавленное коротким клинком письмо. За окном царила наступающая на пятки зиме весна, оставив на земле лишь редкие островки снега да низкую температуру, что таяла с каждым днём. Письмо было написано Казумой, однако прямо посреди текста его почерк прерывался неровной кляксой, превращался в другой, неровный и скачущий почерк, а затем возвращался к старому. «Папа и Мама, я наконец повзрослел. Немножко. Я нашёл ту, которую могу назвать своей любимой. Но кто бы мог подумать, что ею окажется самый вред… самый сильный маг из рода Алых Демонов, гениальная… Мегумин, дочь Хёизабуро. И нет, я не издеваюсь, это правда их имена».