Dance With You Tonight

      Насыщенный гул басовых струн, бронзовый всплеск тарелок и мощное уханье большого барабана льются плотной стеной звука из проигрывателя. Вальяжный блюзовый ритм колеблется из стороны в сторону. Вспыхивающие отголоски электрогитары поднимаются высоко к потолку и звякающим эхом рассеиваются в клубах сизого табачного дыма. Пелена оседает на тёмно-кофейных обоях и дубовом паркете; селится в мебели из дерева и стекла; осторожно закрадывается между корешками книг на полках; насыщает небрежно разбросаные на кофейном столике тонкие страницы газет и глянцевые музыкальные издания.       Роберт непринуждённо расположился на низком кожаном кресле: нога вертикально согнута в колене, рука с квадратным стаканом виски повисла на подлокотнике. Взор его голубых глаз одержимо преследует сплошные линии и скачущие блики, мерцающие броским спектром на полотне неоновой ночи. Губы невесомо коснулись нежных лепестков кустовой розы, выхваченной из пышных волос Элизабет, и в ноздри ударяет утонченный сладковатый аромат, а под шелковой бордовой рубашкой, вдоль позвоночника стремительными волнами мчится холодящий разряд, вопреки душному калифорнийскому воздуху, испепеляющему высокие холмы Эл Эй. Чертовщина! Невозможно оторвать взгляд — захватывающее дух магнетическое зрелище, сродни виртуозному мастерству заклинателя змей. Её отточенные движения напоминают пляску огня — то грациозно извивается в плену вульгарного ритма, то вспыхивает красочным фейерверком, — и струящаяся на спину медь волнистых волос искрится, разлетаясь в пространстве эффектными языками пламени. Опьяненная грубым мотивом, Лиз широко разводит руки в стороны, бросаясь в невидимые объятия звукоряда; вскидывает голову; самозабвенно кружится отметая на стены льнущие к лицу и телу контрастные пятна.       Горячий воздух запершил в пересохшей гортани, язык прилип к нёбу. Не отводя глаз, Роберт пригубил янтарное виски, обжигая полость рта, и с глухим стуком стекла по дереву возвратил стакан на захламленный столик. Жестко впившиеся в подлокотники ладони рук гудят, полыхают, как растопленная печь — так они жаждут ухватиться за неуловимый ветерок, тактильно постигнуть движущиеся изгибы и окунуться в причудливый калейдоскоп лучей. Рассудок окутывает копоть, он плавится вместе с воздухом и взмывает высоко, парит за многослойными звуковыми пассажами. Точеная гибкая фигура манит. Плавные бедра дразняще раскачиваются. Обнаженные длинные ноги взлетают. Яркий цветочный вихрь проносится в нескольких дюймах от Роберта — плотно облегающее талию и высокий бюст, хлопковое платье воздушно развевается в движении. Свет и тень четко проложили грань на чарующем лице Элизабет, выделив рубиновой рамкой блуждающую разомлевшую улыбку. Язык Роберта безотчётно проплывает пересчитывая верхний ряд белоснежных зубов. Наклоняясь вперед, он уверенно нащупывает на стопке журналов прямоугольник раскрытой пачки сигарет. Тяжелые серебряные струны бубнят, скачут синкопами. Раскаты барабанов бьют по ушным перепонкам, а гитарное соло агрессивно вырывается на передний план и скрежещет плохо смазанными петлицами дверей. Пепел падающий на черную обивку кресла и легкие брюки из денима, совершенно не заботит поглощенного колдовством Роберта. С длинных тонких пальцев Элизабет слетают звучные щелчки в такт захватившего её сознание ритму. Она пропускает сквозь себя звукоряд, вливается в него и ярко мерцает, олицетворяя в танце уникальную амальгаму на рубежах экспрессивной техники традиционного фламенко, озорного рок-н-ролла и развязного твиста. Искусство говорит посредством её тела, выражая в каждом пластичном движении и жесте глубокий сакральный подтекст. Влечение необузданно отзывается в груди нарастающей амплитудой перкуссии, лязгом бронзового гонга рассыпается по стенкам рассудка и, кажется, заглушает даже грохот проигрывателя. Крупная капля пота скатилась по широкой скуле. Встрепенувшись, он обостренно ощутил как атмосфера плотно обволакивает пресыщенным цепким объятием — весь антураж беспрекословно покоряется чарам женского начала.       Пользуясь подходящим моментом, Элизабет порхнула за его спину и её изящные руки растеклись раскаленной вулканической лавой по широким плечам Роберта. Кадык напряженно дернулся к подбородку. Роберт запрокинул голову назад, — взгляды пересеклись, словно высекающие искру скрещенные стальные клинки, — бездонный омут её глаз зеркально отражает его пламя и беспощадно увлекает в градации оттенков сочной листвы. Таинственные лесные чащобы, сочные густые луга. Удивительное воплощение мифической майской королевы, сошедшей со свитков древних кельтских преданий. Её притягательность вышибает из трезвого ума, неудержимо пленит, бросает в океаническую бездну влюбленности. Щеку защекотало разгоряченное дыхание и подушечки пальцев с длинными ногтями, смахивая прилипшие кудри золотой шевелюры, мягко сползли от его виска до волевого подбородка, бесцеремонно вырвав сигарету изо рта. Роберт прищурился легко перехватывая её запястье. Изогнутые брови Лиз подскочили вверх, зрачки распахнутых больших зеленых глаз ошеломленно запрыгали по лицу Роберта и она выразительно хмыкнула, подавляя рвущуюся улыбку. Как же обожает она водить его за нос, дразнить, бросать вызовы разжигая чувство азарта. Она совсем не та от кого хочется без оглядки бежать, насвистывая мотив «Babe I’m Gonna Leave You», насколько глупо это бы не звучало! Элизабет — бесконечный простор для завоеваний. С ней никогда не станет скучно, как это бывает с приторными ошалелыми фанатками или навязчивыми группи. Какого дурака она может оставить равнодушным? Отталкиваясь на подошвах ботинок, Роберт выровнялся во все шесть футов один дюйм роста и, огибая кресло одним твердым шагом, дернул её за руку на себя. Витающие в атмосфере влекущие клочки энергии взаимного притяжения грозились тотчас вылиться столкновением стихий огня и воздуха. Лиз заносчиво вздёрнула заострённый тонкий нос, провокационно выдохнув сигаретный дым в лицо Роберта. Тёрпкий букет ароматов пьянит, расшатывает в головокружительном ритме свинга. Как изящна и величественна её привычка курить. Такой пустяк, но ни одна другая женщина не способна преподнести это как Элизабет. Эстетическое либидо самого яростного противника курения насытилось бы сполна. Что же, вызов принят, детка. Бросок вперед. Раздуваясь крылья его носа жадно ловят запах её благоухающей цветочными духами шеи и словно выдержанный на огне раскаленный вердикт срывается с губ, открывая ряд пылких пунцовых печатей на гладкой коже. Элизабет стиснула зубами эластичный фильтр дымящей сигареты; её густо подведенные черными стрелками веки томно смежились. Поднимая аккуратный подбородок вверх, она вытянула шею, стремясь за ходом разящих поцелуев. Пальцы их свободных рук тесно переплелись, но ехидная усмешка тронула линию рта Роберта, — он неожиданно отшатнулся назад, вытягивая её обратно на середину комнаты.       Он сходу уловил такт динамичного буги-вуги: торс лихо заходил, ноги блестяще заскользили на паркете, бойко колеблясь из стороны в сторону и механично дублируя движения её бедер. Потухший окурок небрежно полетел в сторону открытого окна за неимением пепельницы — да, кому она нужна? Фосфоресцирующий неон резво швырял от лица к лицу сгустки шелковых теней, искусно придающих чертам сумасбродные гримасы. Перед глазами Роберта ослепительной вспышкой загорелись изумруды, сверкающие стронцианово-желтыми отблесками. Лиз подскочила на носках, обхватив его шею двумя руками. Короткое замыкание. Жгучий кипяток ошпарил губы, щеки и подбородок. Её пальцы касаются отпечатков собственных губ, горящих на его лице оттенком бледно-розовой помады; челюсть Роберта срабатывает рефлекторно, как у хищника, оставляя укус. Звонкий искренний хохот Элизабет слился с рокотом гитары. Она неуловимо быстро оттолкнулась на вытянутой руке, ураганом раскрутившись вокруг своей оси. Лопатки ударились о его твердую грудь и насыщенный экстракт парфюма эфемерным облаком проглотил их обоих с головы до ног, сладкой отдушкой врезаясь куда-то в переносицу. Цепная реакция затрясла, всколыхнула сейсмическими волнами тело томящееся напряжением. Настойчиво жалящий в ухо язык сорвал покров сдавленных вздохов, обнажая её связки, — бархатно-протяжное «ох» метнулось по периметру стен, хрустально задребезжав в голове Роберта. Движимые широкими ладонями, забравшимися под подол платья, пылающие бедра энергично вращаются в такт бешено скачущего пианино. Вытягиваясь тугой струной, Элизабет дотянулась до уголка губ Роберта, накрыв теплой ладонью гладко выбритую щеку. Ментолово-мятное удушье стиснуло его легкие изнутри, крепкие мускулы тела напряглись пружиной; будоражащий мощный электрический импульс достиг самых глубин сознания, ярким заревом воспламеняя в памяти строки любимого ею Уитмена*:

«Вот женское тело; Божественный нимб от него исходит с головы и до ног; Оно влечет к себе яростно притяжением неодолимым! Я дыханьем его увлечен, словно пар, и все исчезает, кроме меня и его: Все книги, искусство, религия, время, земля ощутимо-твердая, награда небес, страх ада — все исчезает; Его безумные токи играют неудержимо — и ответ им неудержим»

      Элизабет не собиралась отступать — норовя превзойти Роберта, вновь вывернулась бурей и закрутилась с ним по часовой стрелке. Трижды губы Роберта возгорались увлекаемые краткими порывами шквала, но озорничая, Лиз уносилась с непостижимой легкостью сквозняка, не позволяя так запросто поймать себя. Исступленно выгибаясь дугой, Роберт кинулся на штурм, максимально урезая дистанцию между ними. Лиз действует на опережение: пальцы пробежались вдоль пуговиц и легкий шёлк рубашки сдуло с его плеч. Оголенный торс овеяло жаром её лица и щёк. Идущая на поводу у самой страсти, Элизабет сочно припала к груди и с напором неразмеренно спускалась и возвращалась; дерзко ползла губами выше, до выемки шеи; одержимая сполна ответить ему отдачей, пожирала напряженную шею. Накатывающая рубиновая пелена нещадно сдавила гулом его виски. Тесно сдавленное между ними сердце гремит стальным молотом по наковальне, подступает где-то к горлу бешено гонясь за пульсирующим ритмом. Роберт позволяет своему голосу расслабленно грянуть, когда кончик языка Элизабет ровно прочерчивает линию ложбинки на подбородке.       Не разорвав визуального контакта, Роберт шагнул вперед — Лиз попятилась назад; ещё уверенный наступ вперед и ещё податливый отступ назад. На её лице возникает безмерное удивление, трогающее до глубины души выражение загнанной в ловушку добычи — коварная уловка с точным расчётом на то, что именно он предопределит дальнейшее развитие баталии. Роберт торжествует: тупик, от стены отступать больше некуда. Но, Элизабет находчиво отскочила от поверхности пола и подтягиваясь на плечах Роберта, крепко стиснула коленями его узкие бедра, весомо уравновесив их позиции в противостоянии. Руки неустанно блуждают; неодолимо обвивают путами тропических лиан; хаотично исследуют. Лиз цепко стискивает львиную гриву Роберта, в то время пока он комкает ткань платья на высоко вздымающейся упругой груди, нещадно вырывая из недр её души сокровенные пылкие ноты, мёдом наполняющие по-прежнему наполовину пустую чашу жадности. Элизабет ломко выдыхает, опьяненно заливисто срывается; полыхающий язык Роберта твердо обводит контур приоткрытых губ Лиз. Тягучая патока с оттенками пряного табака — привкус маниакального блаженства. Он продвигается дальше неистово полосуя нёбо и словно насыщенный статическим электричеством схлёстывается с гибким языком Элизабет. Растворяясь в гармониях чувственной игры голосов, вертящаяся на проигрывателе пластинка выдала реверберацию финального аккорда. Пестрое платье бесшумно рухнуло на паркет к шелковой рубашке.