Бодрячок-кун

      Высокий, улыбчивый, смазливый — парнишка-шатен выглядит как ровесник и весьма хорош собой. Сугавара ловит себя на том, что пялится, и, смутившись, начинает просто стрелять глазами из-за стеллажа.       Пока красавчик набирает творожные булочки, Сугавара весь заполняется каким-то странным трепетом и волнением. Ему хочется улыбаться, прижать руки к груди, чтобы остановить эти странные трепыхания, у него полная раскоординация движений, ватные ноги и потные ладони и, кажется, звенит в ушах. С Сугаварой такое впервые, он будто под кайфом от зашкаливающих эмоций и, конечно, он не замечает, что его уже давно палят!       Ватные ноги ожидаемо спотыкаются, когда красавчик проходит мимо. Дрожащие руки почти не успевают ни за что зацепиться потными ладонями. Трепещущая грудная клетка забывает сделать вдох, когда Сугавара, зажмурившись, врезается в красавчика, путаясь уже в его ногах. Он краснеет и почти успевает пробормотать слова извинений, как давится воздухом от того, что рука красавчика плотно ложится на его причинное место:       — О, да я смотрю кто-то уже бодрячком!       Сугавара только сейчас понимает до чего довели его эти трепыхания в груди и гляделки. Сильнее краснеть некуда, бежать быстрее, чем он из магазина — невозможно. В спину успевает прилететь звонкий смех и "Бодрячок-кун, ты забыл свои продукты!".       А потом, когда позорный эпизод был почти забыт и занял достойное место в тройке худших событий его жизни, выйдя на площадку против средней Китагавы, Сугавара услышал:       — О! Бодрячок-кун! Какими судьбами?

***

      Три года спустя       Карасуно против Аобаджосай.       Матч окончен победой Карасуно.       Команда переодевается, а Сугавара, всё ещё в форме, льёт холодную воду и пытается прийти в себя после того как на полном ходу врезался лбом в дверной проём. Он сказал подождать его в автобусе, никто не возражал — можно не спешить и просто ещё немного постоять тут.       Чьи-то шаги. Ближе. Сугавара закрывает воду и, прежде чем успевает поднять голову, слышит:       — Ты здесь совсем один, Бодрячок-кун?       Если что и не поменялось за эти годы, так это то, что Ойкава Тоору как был, так и остался красавчиком с дурным характером. Говорят, сокомандники боятся сходиться с ним: "Вдруг он узнает все их слабости и использует против них"! В любом случае, чтоб облажаться сильней чем Сугавара, им надо серьёзно постараться.       Из размышлений вырывает рука Ойкавы, прижавшегося со спины, нырнувшая под шорты:       — Как поживает твой Бодрячок-кун, Суга-сан?       В первую секунду опешивший от такой наглости Сугавара отталкивает Ойкаву так, что тот падает, и бросается к выходу — драка без свидетелей хороша тогда, когда по её итогам никто не будет проводить разбирательство, а не тогда, когда непонятно как можно будет вывернуть произошедшее, но Ойкава хватает его за ногу. Сугавара спотыкается. Ойкава, пользуясь возможностью, набрасывается со спины. Они чудом не катятся по полу, а лишь проезжаются по дверцам кабинок, притом больше достаётся Ойкаве. Он почти упускает уже не на шутку перепуганного Сугавару, когда тот снова рвётся к выходу. Сугавара же успевает почувствовать только как что-то резко хватает его за шкирку, и его уже с огромной силой по инерции проносит по кругу назад и впечатывает в длинную столешницу с раковинами. Воздух выбивает из лёгких, за спиной в зеркале Ойкава.       Он не успевает сделать ничего, Ойкава перехватывает его руки, до того как он его ударит, и болезненно впечатывает их в зеркало перед ними:       — Будь добр, не дёргайся, если не хочешь выбыть с травмой.       Более тяжёлого Ойкаву так просто не оттолкнуть из теперь уже невыгодной позиции, зато... Хитрый манёвр — пнуть по больной (да по любой!) коленке проваливается, когда Ойкава в отместку стремительно фиксирует его ноги своими так, что вывернуться и не потерять равновесие или не повредить зажатые руки невозможно.       — Я же сказал "не дергайся", Бодрячок-кун. Сейчас я перехвачу твои руки одной своей, не вздумай вырываться. Если попытаешься — я тебе ненароком что-нибудь сломаю.       Взгляд из-за плеча ледяной, как и голос. Сугавара смотрит в ответ яростно:       — Пусти.       — Не так быстро. Бодрячок-кун, — Ойкава улыбается.       Сугавара таки пытается трепыхаться и брыкаться, но добивается лишь того, что Ойкава прискорбным тоном констатирует:       — Ну хорошо, допустим ты вырвался, и твои руки целые. Но я то из-за спины никуда не денусь, а ты потеряешь опору. И полетишь своим ладным лицом прямо в зеркало-раковину-столешницу. Ты не думал, что челюстно-лицевая травма — это тоже травма?       Сугавара отчаянно дёргается в последний раз, тут же получая укус в плечо, и затихает. Остаётся только ждать удобного момента.       Ойкава же запускает свою правую руку ему в шорты, наглаживая его член сквозь боксеры:        — Бодрячок-кун сегодня приуныл? Как думаешь, Суга-сан, как это лучше исправить? Может так? — Ойкава прикасается сухими губами к шее — Суга вздрагивает. Медленно продвигается к плечу. — Или так? — Рукой оглаживает пресс под футболкой, кончиками пальцев пробегается по рёбрам, но Суга не дёргается от щекотки. Ойкава горячо дышит в ухо. — А что если так? — Ойкава оглаживает грудь, кружа подушечками пальцев по соскам, прикусывает ухо — Сугавара резко втягивает носом воздух. — И это всё? — Ойкава смеётся. — Ну же, не стесняйся! Подскажи мне, — Ойкава запускает руку теперь уже под белье Сугавары и обхватывает ствол рукой. — Ты знаешь, у тебя шея солёная. Мне нравится, — он широко облизывает и шею, и ухо Сугавары, а затем начинает покрывать поцелуями кромку волос, затылок, шейные позвонки — просто на несколько секунд нежно прижимается губами и идёт дальше.       Сугавару пробирает дрожь, когда рука на его члене начинает двигаться в таком же неспешном ритме.       Ойкава зарывается в его волосы, глубоко вдыхает и начинает горячо шептать на ухо:       — Знаешь, как я давно на тебя смотрю? Помнишь, ещё тогда, в магазине, как ты стоял и глазел на меня? Весь такой растерянный с этой нелепой родинкой. Стоял и краснел. О, ты не знал? И так забавно слинял за полки! Думал, там тебя не видно? Не видно как ты строишь глазки? Глупый Бодрячок-кун! — Ойкава сильно прикусил шею. — Тише, тише, — поцелуи по краю нижней челюсти. — Ты тогда даже не понял, да? Встало на парня! А он потом тебя ещё и поймал на этом! — Ойкава не ускоряет движений руки, но сжимает крепче — Сугавара всхлипывает.       — Да, тебе нравится. Нравится же, когда тебе такое говорят? Как ты зарделся тогда, помнишь? Такой домашний скромный мальчик!       Сугавара краснел. Сейчас он видел это в зеркале. Стыдно. Как же стыдно, но его заводил тон Ойкавы, заводила собственная беспомощность, заводило горячее дыхание касающееся уха, шеи, щекотно колышащее волосы. Заводило горячее тело, прижимающееся к спине. Заводил этот голос. Заводили слова. Хотелось откинуть голову Ойкаве на плечо, хотелось сказать: "Да, Ойкава-сан, продолжай! Я был слабым? Напуганным? Да? Скажи мне!"       — Ты выглядел таким маленьким, напуганным.       Сугавара пытается подавить стон. Ни черта не получается. Ойкава смеётся:       — Так нашего домашнего мальчика заводят грязные слова? Настолько сильно? А что же ты слинял тогда? Слился. Делал вид, что мы незнакомы, — Ойкава водит кончиком носа по кромке уха: вверх, вниз, вверх, вниз...       Сугавара хватает воздух ртом и пытается отвлечься на что угодно.       — А было столько возможностей! Представь, мы после матча, команды разошлись. Ты измотанный, уставший, мышцы гудят, да... Ты ведь тогда был ещё в основном составе. И я зажимаю тебя в раздевалке. Вдавливаю спиной в шкафчики, зарываюсь рукой в мокрые волосы. Тебе неловко, ты ещё не успел сходить в душ. Весь потный. А я перебираю влажные прядки, ласково глажу твоего Бодрячка-куна, как сейчас. Тебе стыдно, ты весь горишь... Ммм? Что скажешь? — Ойкава проезжается коротким ногтем по головке, облизывает пряди волос, тянет их зубами. — Ты и сейчас потный. Взмок пока со мной боролся, Бодрячок-кун? Или позже, м?       Сугавара молчит. У Сугавары горят уши. Сугаваре жарко. Сугавара хочет крутануть вентиль с холодной водой и опустить голову под кран.       — Или представь, ты приходишь ко мне домой. Ты знаешь, зачем я тебя позвал. И тебе стыдно, что ты сам идёшь за этим. Стоишь у двери понурив голову, разуваешься, а я в это время пожираю тебя взглядом. Приказываю тебе поднять твоего Бодрячка-куна. Ты прямо в коридоре приспускаешь штаны, обхватываешь его рукой. Давай же, вот так, — теперь Ойкава ускоряет движение руки, задерживается на головке, обводит её большим пальцем. — О! Теперь Бодрячок-кун хотя бы похож сам на себя! Давай ещё, порадуй меня. — Ойкава пытается прикусить ему ключицу — не дотягивается, целует висок, бровь. — А ещё, представь себе, мои родители дома. Ты слышишь голос моей матери. Она в любой момент может выйти поздороваться, — Ойкава понижает голос и шепчет в самое ухо — как, например, сюда кто-нибудь может зайти...       Сугавара, всхлипнув, откидывает голову назад, Ойкава быстро выцеловывает открывшуюся часть шеи и успевает, ухмыляясь, отвернуться раньше, чем ему прилетит отстрым подбородком:       — Да, вот так. Ты уже совсем Бодрячок-кун! Чувствуешь? Слишком быстро, не находишь? А знаешь, — Ойкава вдруг отпускает его член и достаёт руку из трусов, — меня тут посетила одна забавная идея, — хитро щурясь, Ойкава смотрит Сугаваре прямо в глаза, рукой медленно скользит по торсу вверх. — Представь, если бы в твоей груди было молоко, — рука Ойкавы сжимает правую грудную мышцу так, будто это женская грудь, и, пока Сугавара не успел окончательно уйти в шоковое состояние, быстро продолжает, — я прижимаюсь губами, целую. Они такие тугие, наполненные! Сдавливаю пальцами, чувствуешь, как оно вытекает? Белые капли бегут вниз, я собираю их языком, губами — Ойкава синхронно словам повторяет все действия пальцами: и за язык, и за губы, и за пальцы. — Обхватываю губами ореол, это здесь, — он обводит пальцами, — медленно сосу. Чувствуешь, как оно вытекает у тебя из груди? Ммм, сладко, — Ойкава неспешно вылизывает ему шею, мнёт воображаемую грудь.       Сугавара чувствует себя бесконечно униженным. Сугавара плывёт, плавится. Сугавара весь взмок и тяжело дышит. Волосы теперь мокрые насквозь, как и футболка. Коленки становятся желейными, ноги дрожат не держат. Ойкава за спиной чувствует это и, обхватив его за пояс, крепко прижимает к себе, ухмыляясь:       — Что, твои кохаи ещё не всё из тебя выпили, мама Суга? Что, не знаешь? Да брось! Все вокруг зовут тебя не иначе как мамкой всея Карасуно! Неужели ни разу не слышал? Знаешь, как я ревную тебя к этим великовозрастным детям? Ну-ка, встань на ноги нормально! — рука опять уползает под белье. — Как же я хочу тебя трахнуть.       Сугаваре бы напрячься от этой фразы, а затем вырваться и бежать куда подальше, но он только бессильно откидывает голову на плечо Ойкаве, тихо редко постанывая.       — Представь, ты в моей комнате, раздетый, я толкаю тебя на подоконник. Ты почти наполовину свесился на улицу, я подхожу сзади, да, как сейчас. Чувствуешь его? — и Сугавара понимает, что чувствует. Чувствует, как к заднице прижимается твёрдый член Ойкавы, чувствует, как рука Ойкавы, наигравшись с "Бодрячком-куном", мнёт его ягодицы, оглаживает его бока, ласкает соски сквозь влажную ткань футболки, а затем, возвращается назад и перебирает паховые волосы, тянет за них, — Бодрячок-кун не любит бриться? Не важно. Я ласкаю твой анус, беру смазку, медленно проталкиваю внутрь один палец...       Сугавара непроизвольно стонет в голос, толкается бёдрами назад, а затем, всхлипнув, пытается вырваться.       — Тщщ... Куда ты, тебя же ноги не держат! Но если так хочешь, могу поласкать тебя там. Медленно добавляю второй, — Ойкава скользит средним между ягодиц, добавляет указательный, Сугавару бьёт крупная дрожь, — Хорошо, да? Добавляю третий, чувствуешь? Там внутри есть такая точка, у всех, конечно, ощущения разные, но Бодрячку-куну определённо понравится, как я массирую её пальцами, — пальцы Ойкавы кружат у ануса Сугавары, но не входят, — как по твоему члену будто изнутри разбегаются мурашки. Я смазываю себя и медленно вхожу... — Сугавара толкается назад, будто пытаясь насадиться на пальцы. — Тщщ! Тише! — Ойкава убирает руку и снова крепко обхватывает Сугавару за пояс. — Я медленно вхожу до конца и останавливаюсь. Чувствуешь, как тебя распирает изнутри? Хватаю тебя за бёдра и начинаю вбиваться в тебя, чувствуешь? — О, да! Сугавара чувствует, как крепкий член Ойкавы проезжается между его ягодиц, чувствует сквозь две пары мокрых насквозь шорт и белья. Чувствует, что держат его только руки Ойкавы, чувствует, как в животе что-то то скручивается, как когда летишь вниз на качелях, то отпускает, позволяя выдохнуть со стоном, чувствует, как скользят по стеклу потные ладони, чувствует как дрожит затекшая левая рука Ойкавы, удерживающая его запястья, чувствует, что воздуха не хватает, как широко не открывай рот, пытаясь его получить, — Чувствуешь, как я попадаю по той самой точке? Как каждый раз тебя будто пронзают маленькие электрические разряды? Как перед закрытыми глазами рассыпаются искры?       Сугавара резко вздрагивает и выгибается так, будто его прошил разряд дефибриллятора, но Ойкава каким-то образом успевает пережать ему основание члена прежде, чем он кончит. Сугавара громко отчаянно всхлипывает, бьётся в его руках — Ойкава уже не держит его руки, левой рукой он обхватывает №2 Карасуно поперёк груди. Сугавара тяжело опирается дрожащими руками на сделанную под камень столешницу.       — Тише, куда спешить? Посмотри на него. — Ойкава приспускает шорты команды Карасуно, а затем бережно высвобождает член Сугавары из белья. Сугавара повинуется и смотрит в зеркало. — Разве Бодрячок-кун не красавчик? Посмотри, какая крупная, налитая кровью головка, — Ойкава, удерживая правой рукой основание члена, левой начинает медленно надрачивать. Разве ты не хочешь помочь ему кончить?       Сугавара скулит. Сугавара отчаянно цепляется за край столешницы. Сугавара пытается вывернуться, но у него ничего не выходит. Сугаваре кажется, что зеркала запотели, так ему жарко, так ему душно. Ойкава горячо шепчет на ухо:       — Попроси меня.       Когда рассыпавшийся цветными осколками мир собирается в кучу, Сугавара понимает, что всё ещё ничего не изменилось — Ойкава всё ещё за его спиной, его руки там же, где и были. Сугавара выдыхает хрипло:       — Прошу.       — Ещё.       — Прошу!       — Я не совсем это хотел услышать. Пробуй ещё, — Ойкава ухмыляется.       — Прошу, пожалуйста!       — Воу! Бодрячок-кун знает волшебное слово! Но! Это всё ещё не то.       Сугавара всхлипывает, стонет, выгибается, дрожит и перебирает все известные ему "прошу, пожалуйста, умоляю, позволь".       Ойкава включает холодную воду, опускает под неё левую руку. Сугавара может только часто-часто дышать, закусив губу.       — Ну же, неужели ты столько пытался, и всё зря?       Сугавара смотрит на него мутными глазами. Не в зеркало на него.       Ойкава закрывает воду, и в отражении Сугавара видит, как холодные пальцы приближаются к алой головке.       Как на его крики не сбежались все, кто ещё оставался в здании, пока Ойкава выводил круги на головке, дрочил ему член ледяной рукой, Сугавара не знает. Он мог только хватать ртом воздух, откинув голову на плечо Ойкаве, и пытаться дотянуться до его губ.       — Ну же, посмотри как Бодрячок-кун изнывает! — Ойкава вновь обводит головку пальцем, касается отверстия уретры — за пальцем тянется едва-едва выступившая сперма. У Сугавары кружится голова:       — Ойкава...       — Посмотри, как Бодрячок-кун изо всех сил пытается решить твою проблему.       Какое унижение...       — Ойкава! — теперь услышал, замер. — Ойкава, поцелуй меня.       И Ойкава целует. Жадно. Горячо. Мокро. Вязкая слюна горчит и кислит, как будто после матча он не выпил и глотка воды.       — Близко, пробуй ещё.       — Ойкава...       — Я же сказал, близко, но не то.       — Тоору, прошу, позволь мне кончить.       Это срабатывает. Сугаваре кажется, что время застыло как картинка перед глазами. Его отпускает через несколько секунд, и улыбающееся лицо Ойкавы перед глазами сменяется плиточным полом, столешницей, раковинами... Через десять он начинает чувствовать губы Ойкавы, целующие его спину.       Через тридцать на него обрушивается осознание произошедшего, и как он не хочет, он не может сдержать внутри ни рыдания, ни слезы.       Ойкава подхватывает его, включает воду. Сугавара из всех сил пытается сдерживать дыхание и мелко выдыхать ртом, чтобы хоть из носа не текло — истерику остановить не получается.       — Прошу, не надо. Оставь меня.       — Тише, тише. Сейчас умоемся.       Ойкава как ребёнка наклоняет его над раковиной и умывает его лицо холодной водой. Когда рука Ойкавы зажимает ему одну ноздрю, он рефлекторно сморкается раньше, чем успевает подумать, что делает.       — Что!? Стой! Зачем? Прости! Прости! Не надо...       — Всё нормально, давай.       — Нет! Я... Не надо. Пусти...       — Давай я сказал!       Сугавара попытается это как можно скорее забыть. Он мелко дрожит. Конечности будто оледенели, а голова... Голова не может думать и чувствует себя так, будто только что надула десятка четыре воздушных шариков.       Ойкава тащит его к бумажным полотенцам. Выкидывает первое прямо на пол, отрывает второе, третье, четвёртое. Бережно протирает ему лицо. Потом опускается на пол и садит Сугавару себе на ноги. Обнимает.       — Посидим тут немного. Может, я позвоню твоим? Скажем, чтоб не ждали, мол, тебе срочно понадобилось что-то обсудить со мной? Моим тренером? Командой? Ну же, Суга-сан! Тебя ждут, а куда ты пойдёшь в таком виде?       — И как я потом уеду?       — Я отвезу тебя. На электричке, ладно? Или останешься у меня пока, а утром на электричке. Да так даже лучше. Куплю тебе твой острый тофу. Согласен?       Ехать никуда не хочется. Он так устал. Он мёрзнет, а Ойкава тёплый, Ойкава прижимается, гладит по спине, перебирает волосы. Целует лоб, щёки, родинку.       — Хорошо. Чуть позже. Просто посидим.       — Суга-сан, не засыпай! Кому мне звонить?       — Савамуре.       — Диктуй номер.