***
Джунмён выкатил чемодан и присел на бордюр, осень в Китае — довольно-таки тёплое время года, да и тяжёлый чемодан со сломавшимися колёсиками существенно усложнял дорогу, не позволяя остыть. Позвонить он не мог: сим-карту купить ещё не успел, да и кому ему было звонить? Разве что Сехуну, другу и временному отцу его пуделя или быть может родителям, но те вряд ли ответят, мать не хочет с ним разговаривать, а отец почти во всём полагается на неё. — Вы господин Ким? — приятный голос прямо над ухом заставил логиста нервно вздрогнуть и грохнуться с невысокого парапета. Он охнул от лёгкой боли в копчике и поднял глаза на незнакомца. Красивый. Это первое, что бросилось в глаза Киму. Молодой, но уже не сопляк, скорее, как он сам или даже чуть старше, лет двадцать семь. Высокий, Джунмён подавил отголосок того, что называется белой завистью и снова вгляделся в статного китайца. Тонкие черты лица, красиво уложенные волосы, ямочка, лёгкая улыбка, ну, конечно, кто бы ещё не посмеялся над нелепым приезжим, — вставайте, — незнакомец протянул ему руку и помог подняться, — я Чжан Исин, ваш непосредственный руководитель, приятно познакомиться! — Рад знакомству, — промямлил Джунмён, краснея от понимания того, что сказал всё не теми тонами, а он точно неправильно всё сказал. Учительница всегда корила его за это. Но то была она, а этот очаровательный мужчина ничего не сказал в ответ. — Я отвезу вас и по дороге введу в курс дела. Джунмён кивнул, боясь лишний раз открыть рот и сказать какую-то глупость, и сел в машину. В салоне приятно пахло какими-то травами, он не особо в них разбирался, но запахи сушёных растений, таких ломких и хрупких под пальцами, безумно любил. Исин говорил быстро, коротко и только по делу, причём на корейском. «Счастливец...» Опустошённо подумал Джунмён, но не поддался накатывающему чувству собственной никчёмности, лишь выдавил как можно более дружелюбную улыбку и внимательно продолжил слушать, изредка вставляя вопросы. — Вам тут понравится! — вдруг сменил тему разговора мужчина, и Джунмён поневоле залюбовался этой милой ямочкой, но тут же отвёл взгляд, вперив его в окно. Хватило ему в жизни китайцев, больше не надо. Мужчина опустил взгляд на свои руки, те едва заметно дрожали, и он сжал их в кулаки. — Надеюсь на это. — Вы так говорите, — Исин замялся, — как будто не владеете языком. Мне без разницы, я свободно говорю на двух языках, но вы…хорошо бы, если знали два языка или больше. — Я говорю на четырёх, — отрезал Джунмён, — если Вы сомневаетесь в моей компетентности, моём возрасте или том, как я занял свой пост там, в Корее, то лучше разорвите наш контракт сейчас, и я вернусь домой. — Но я не имел этого в виду! — Джунмён окинул внимательным взглядом покрасневшие щёки и кончики ушей и ровным голосом подтвердил свои же слова. — Имели, — спорить китаец не стал, и Джунмён с долей странного облегчения почувствовал, как образ очаровательного юноши спадает лёгкой дымкой собственных ожиданий, сменяясь на реальность, для него безрадостную. Хотелось принять ванну, выпить немного чая и заснуть, погрузившись в мир, где воспоминания не давили грузом болезненных изломов на сердце, а мечты сбывались.***
Он работал в филиале уже больше месяца, странно, но время пролетело, как день. Джунмён влился в штат, подружился с несколькими милыми девушками и довольно быстро вошёл в привычную колею. Странно, но хотя он и делал глупейшие ошибки в речи, коллеги не смеялись над ним, только мило хихикали в ладони и исправляли, а то и стикеры на стол подбрасывали, где подробно объясняли, как использовать то или иное слово и какое его чтение, в случае, где их несколько, лучше не использовать. Его стол пестрил этими маленькими разноцветными квадратиками, но получая их, он не чувствовал себя ущербным или глупым, никто не давал ему повода так думать. Исин же, видя заботу коллектива о новом сотруднике, тоже смягчился. Как думал сам Джунмён, с которым начальник больше не разговаривал в таком тоне. Логист встал с кресла, потянулся, рубашка немного задралась, и он спешно опустил ткань, пригладив края, немного помятые. За окном были слышны звуки ночного Шанхая. Он выключил свет и подошёл к панорамному окну, глядя на неоновые вывески, тёмные улицы и проносящиеся в ночной темноте машины. Шанхай был удивительным. Он был будто слеплен из разных культур и стран, людей и нравов, да даже языков. Джунмён жил в этом шуме, вечно гудящем, но уже привычным. Он засыпал под него и просыпался. Гулял по улицам и обходил достопримечательности, а приходя на работу всё спрашивал и уточнял, записывая в свой «походный» дневник. — Джунмён-ши? — тихий голос вырвал его из мыслей, и он обернулся на звук. — Я уже ухожу, — выпалил мужчина, отворачиваясь от окна и подхватывая портфель. — Нет-нет, стойте, я хотел Вас пригласить, Вы же у нас уже месяц работаете, почему бы не отметить это? Пойдёмте, пойдёмте, — Исин подошёл ближе к нему и коснулся ладонью плеча. Тёплая ладонь обожгла кожу, на деле же Чжан едва коснулся рубашки на плече, он дёрнулся, и рука начальника повисла в воздухе. — Хорошо, спасибо. — Исин пропустил сотрудника вперёд, молча покачав головой на его зажатость и скованность. Он надеялся, что Джунмён уже освоился в Китае, да и к языку привык, он, кажется, слышал ещё какую-то историю, связанную с новым подчинённым, но не прислушивался к ней. Сделав в уме пометку, как можно больше узнать о Киме, он нагнал Джунмёна и начал болтать о новинках кино и эстрады.***
Если бы Джунмён знал, чем закончится этот вечер, он бы ни за что в жизни не принял приглашение Исина отметить успешный месяц работы в новом филиале. Если бы Исин знал, чем закончится этот вечер, он бы держал язык за зубами и, вероятно, сначала бы объяснил незнакомому с тонкостями их культуры человеку подобные вещи. Но они оба не знали, на что идут, и потому, просто проводили вечер в приятной компании. Исин подливал маотай в стаканчик уже раскрасневшегося Джунмёна и от души смеялся, когда тот, перепутав звук в слове, произнёс просто неприличнейшую из самых неприличнейших гадостей. Исин, правда, всё же незаметно извинился перед официанткой за неумёху-подчиненного, но про себя ещё долго смеялся. И когда милый, пьяный, очаровательно смущающийся Джунмён поднял пиалу, обнаружил под ней монету в один юань и радостно захихикал, Исин напрягся, он этот способ знакомств терпеть не мог, и от друзей, и от коллег всегда ждал чистоплотности, в связях. А вот Джунмён, заинтересованно вертевший монетку в тонких пальцах, судя по всему, чистоплотным в связях не был. — Исин? А почему мне положили монетку под еду? — недоуменно перевёл он взгляд на Чжана и натолкнулся на холодно изогнутую бровь. — А вам это, значит, не по душе? Вы обрадовались, увидев её, или я не прав? — Я рад, я рад, — испуганно прижал монетку к груди Джунмён и смешно округлил глаза, — но тут же каждый жест что-то значит, я вот только не знаю, что. Исин, мне тоже надо монетку оставить? Чжан окинул взглядом стойку с официантами и увидел красивого китайца, масляным взглядом облизывающего Джунмёна. Маленького, смешного, невинного Джунмёна! Который в чужой стране и понятия не имел, что значит эта чёртова монета в действительности! Не углядел. Исин мрачно взглянул на подчиненного, тот рылся в кармане в поисках ответного знака внимания, и потянулся к нему, забрал монету и, приподняв подбородок Джунмёна сказал, глядя ему в слегка замутнённые алкоголем глаза: — Если ещё раз увидишь подобное под своей едой, то вставай и уходи, это место не для таких, как ты. Джунмён испуганно моргнул и отстранился. Кажется протрезвел. — Поехали, я довезу тебя, — Исин поправил воротник пальто и встал. Джунмён его убивал. Своей детской наивностью и непосредственностью, желанием понравиться и сделать всё в лучшем виде. Он работал на износ, думая, видимо, что Исин этого не видит, но китаец видел всё. И то, что сотрудник уходит тогда, когда уже все давным-давно сидят дома, и то, что он абсолютно одинок, и то, что, скорее всего, подчинённый стесняется своего знания китайского. Между прочем, оно было не таким и плохим, кто вбил ему в голову обратное, должно быть, просто ненавидел его. Джунмён говорил прекрасно. Чётко, красиво, не так быстро, как говорил он сам, но достаточно споро для иностранца, чей родной язык не китайский. Он был идеальным работником. И ещё красивым. Исин это отметил ещё тогда, когда встречал его. Просто подошёл не сразу. Ему было интересно, как поведёт себя незнакомый со страной человек, приехав на долгий срок. Исин помнил, как Ким вывалился фактически из дверей, едва таща чемодан, а потом просто сел на парапет, ни к кому ни обращаясь за помощью, ни звоня. Да, Исина это удивило. Обычно, добравшись до пункта назначения, люди сразу звонят своим близким и любимым, с улыбкой просят не волноваться и радостно трещат обо всем на свете. А Джунмён выглядел безумно уставшим и просто сидел. Чжан и впрямь не имел в виду ничего такого тогда в машине! Просто был не так понят. С того-то момента он и присматривался к логисту. Обаятельному, взрослому мужчине, самодостаточному и красивому, но отчего-то грустному, хотя улыбался тот постоянно, выдавливая эмоцию, которую на деле не чувствовал. Исин это видел, он всё это видел! И разумеется не мог допустить, чтобы им, его новым сотрудником и очаровательным парнем, воспользовались на одну ночь, а после выкинули, а так бы ведь и поступили. Чжан поблагодарил Бога за то, что Джунмён многого не знает о Китае и понадеялся, что об этой постыдной стороне никогда и не узнает. — Спасибо, — Джунмён учтиво склонил голову и вышел вслед за ним. — Просто будь аккуратней. Когда Чжан припарковался около дома, Джунмён уже спал, свесив голову. Будить его, и так уставшего, Исину было стыдно, но и на руки взять он сотрудника не мог. — Мён, — мужчина что-то промычал, но глаза не открыл, — Джунмён! Вставай, я помогу тебе дойти до квартиры. Хорошо? — Он обогнул машину и помог Джунмёну вылезти, придерживая его. Китаец проводил его до квартиры и неловко открыл дверь, нашарив ключи в кармане брюк мужчины. Он дотащил его до спальни и аккуратно уложил, почему-то в голову так некстати бросилась мысль, что Джунмён слишком лёгкий, и Исин решил почаще вытаскивать подчинённого в китайские ресторанчики. — Не уходи, пожалуйста, — испуганный голос отвлёк его, и он с удивлением обнаружил, что Джунмён держится за его запястье, достаточно цепко, чтобы удержать, недостаточно, чтобы остановить, если Исин бы замышлял что-то недоброе, — я согласен, только не уходи, — он нервно сглотнул и отвёл взгляд, а вот Чжан решительно ничего не понимал, пока до него не дошло, что Джунмён смотрит будто бы сквозь него, затуманенное спиртным сознание, выдавало ему картину прошлого и, судя по исказившимся губам, безрадостного. — Джунмён, — китаец успокаивающим жестом погладил ладонь, — успокойтесь, я рядом с вами, всё хорошо, — мужчина на кровати моргнул, согнав пелену воспоминаний и с ужасом отдёрнул руку от начальника. — Простите, пожалуйста, простите, я не хотел, — он закивал головой в извинениях, как болванчик, и Исин, испугавшись, что тот себе сломает шею, остановил его, убедив, что ничего страшного не произошло. — Если с вами всё хорошо, то я пойду, — Чжан вежливо склонил голову в лёгком поклоне на прощание и тихо покинул квартиру подчинённого, оставив того сидеть на самом краю кровати и сожалеть о том, что он вообще появился на свет…***
— Вы очень интересный человек! — говорит Джунмён клиенту в конце встречи и тянет руку для пожатия, вот только вокруг наступает полнейшая тишина, и все с осуждением смотрят на него, а господин Ван неприязненно хмурится, — работать с Вами было здорово! — в нелепой тишине заканчивает он и понимает, что происходит что-то не то, что-то не по плану, и все вокруг, кроме него самого это понимают. Он оборачивается к Исину, стоящему за его спиной и взглядом просит помощи, но тот сам стоит шокировано округлив глаза, а в следующее мгновение уже хмурится. Джунмён со страхом наблюдает за тем, как начальник подходит к нему и, положив руку на плечо в защищающем жесте, начинает просить прощение. Присутствующие немного расслабляются, и Джунмён опускает плечи, в ушах шумит, ему стыдно, он не понимает, что сделал не так, ему страшно, что он сорвёт договор, который так важен в данный момент для компании. До него долетают слова извинения, но будто бы через вату. Исин лишь сильнее сжимает руку на его плече и этим немного отрезвляет. — Мы очень благодарны, — руку Чжана клиент жмёт, — ещё раз приношу свои извинения, он новичок, не знает всех тонкостей, прошу простить его, — мужчина кивает и ещё раз бросив взгляд на напуганного логиста, уходит. — Исин, что я не так сказал? — Китаец закрывает дверь, садится за свой стол и, бросив взгляд на напуганного подчинённого, начинает смеяться. Громко, задорно, ямочка на щеке приковывает внимание Джунмёна, но он пытается не смотреть, проблем у него и так хватает. Безответной влюблённости в его возрасте уж точно не место. — Ты его недоразвитым назвал, — заикаясь от смеха наконец говорит Исин, и логист вспыхивает до кончиков ушей. — Но я не говорил этого! — Сказал. — Нет! — Да, Джунмён, да, — веселится китаец, — на островном Китае слово «интересный» неприменимо к человеку, оно оскорбительно, то ли дело на Тайване, но мы же не там. — Я не знал, господи, — мужчина тянет руку к телефону, — я сейчас же позвоню и принесу извинения, попробую загладить вину, господи, — продолжает причитать он, не замечая, что китаец уже не смеётся и просто внимательно смотрит на испуганного и смущённого подчинённого. У Исина теплеет внутри, когда он смотрит на Джунмёна. Чжан, признаться, не ожидал, что дядя пришлёт к нему кого-то столь молодого, но уже такого талантливого и ответственного. Джунмён был идеальным, как работодатель, Исин был всем доволен. А ещё китаец не мог не думать о своём подчинённом не в том ключе, а в более фривольном, непозволительном. Ему несколько раз снился сон, где Джунмён отнюдь не был таким зажатым и скромным, да и касался он не только руки Исина, но мысли эти он откидывал, прекрасно понимая, что таким образом усложнит и без того трудные отношения. — Не стоит, я всё уладил, — Джунмён на это благодарно кивнул и вышел освежиться. Ему было безумно стыдно за собственную никчёмность.***
— Джунмён, послушай, — Ифань сел рядом со своим парнем, — я знаю, что ты меня любишь, но иногда мне кажется, что ты не мужчина, — он отвёл глаза и продолжил, — неужели тебе не хочется секса? Мужчины не могут без этого, как обходишься ты? — Это не главное в отношениях, — юноша отложил ручку и взглянул на своего парня, — я не озабоченный, могу жить без этого и не понимаю твоих желаний, извини, может я действительно не такой, но я спокойно живу, не испытывая подобного, мне хватает того, что любимый человек рядом, — он тепло улыбнулся китайцу, — извини, я правда очень люблю тебя. — Да-да, я тоже, — Ифань ответил на автомате. Этот вопрос уже давно не давал ему спать, почему Джунмён отказывается переспать с ним, ведь они встречаются уже полгода! Ему не нравилось, что парень думает только о себе, а не о своём партнере. Если даже у него не стоит, то у Ифаня есть свои потребности, и он хочет их удовлетворить. Он окинул взглядом сгорбившуюся за стулом фигуру, закатил глаза и встал, ему так напрягаться было не нужно. У родителей было полно денег, чтобы обеспечить сына и ненужной корочкой об образовании и местом в отцовской фирме, и потом руководящей должностью. Если Джунмён не думает о нем и его желаниях, то он позаботится об этом сам. Сонхи была дешёвой: её кричащие, пёстрые, безвкусные шмотки, большие каблуки, вульгарная чёрная стрелка на глазах, неровная, размазанная. Ифань заметил это сразу, но подумал, что так и лучше. При всём при этом, она не была плохим человеком, а когда он вылез из её постели, то обнаружилось, что и готовить она умеет очень даже хорошо, хуже, конечно, чем Джунмён, но и так сойдёт. Поговорить с ней, в принципе, тоже можно было, ну не о Рафаэле или Левитане, но всё же можно. Да и после недолгого объяснения, как она выглядит в глазах мужчин, Сонхи смутилась и больше так не красилась, да и короткие яркие платья тоже стала носить гораздо реже. Ифань никогда не был геем, скорее бисексуалом. Из тех, что разницы в поле не видят, пока у них на этого человека стоит. Но вот Джунмёна он, как он сам считал, любил. А тот просто не нуждался так сильно в том, что хотел регулярно получать китаец. Бывает же и такое, что человек спокойно живёт без этого, без секса, будь то девушка или мужчина. Отношения строятся не на этом, да и потом, построив лишь на этом связь, придёт осознание, что выбрано что-то не то, выбирая тело, Ифань подчас, забывал выбрать душу. — Джунмён, у меня есть предложение, — довольный собой начал Ву, а Джунмён перевёл взгляд на девушку рядом с ним, она явно чувствовала себя не в своей тарелке, теребила подол юбки и нервно дёргала коленкой, — я предлагаю строить отношения втроём, — и он заулыбался собственной гениальной мысли. Джунмён осел на пол, поймав на себе быстрый виноватый взгляд девушки. Идеальным он не был, да и не красавцем и может даже не мог так хорошо говорить с Ифанем на его родном языке, да и не хотел пока что спать с ним, но неужели слово «отношения» для его парня настолько пустой звук? Так же нельзя! — А её ты спросил? — он бросил взгляд на спутницу Ву. — Ну если бы она была против, то тут бы не сидела, так ведь, милая? — Сонхи кивнула, ещё раз бросила взгляд на Джунмёна и скукожилась ещё сильней на диване, пытаясь слиться с обивкой. Ким чувствовал, что играет главную роль в какой-то комедии абсурда, но тем больнее и горше ему становилось. — Уходи, — вымолвил он, вставая с колен и даже не смотря в сторону Ифаня, — ты никогда не думал обо мне, но я мужчина, я переживу, но не ломай жизнь девушке, она сама не понимает, что предложил ты, поэтому просто уйди. Я не хочу больше тебя видеть. — Я думал, что ты любил меня, — хмыкнул китаец и встал, увлекая за собой девушку. — Любил. Но сегодня понял, что мы абсолютно разные, я не готов жить так, как планируешь ты, и я не только об этой ситуации, — Джунмён неловко дёрнул рукой в сторону парочки, — уходи, Ифань, хватит. И тот ушёл, больше никак и никогда не напоминая Джунмёну о своём присутствии. А он всё помнил и никогда не забывал, какой была его первая любовь, и он погряз в самокопании, разбираясь в своих жестах и словах, всё больше приходя к выводу, что сам был виноват в неудачных отношениях, и это было больно. К китайцам с той поры он относился настороженно. Да и можно ли было его винить? Ифань оставил ему разбитое сердце, уйму комплексов, непонимание и родительское презрение. В консервативном Китае родители как раз приняли сына, а вот в прогрессивной Корее не смогли, и общение Кима с родителями свелось к минимуму, а точнее к неловким визитам на самые крупные праздники и робким звонкам, во время которых они больше молчали, выжидая момент, когда положить трубку будет уже не так неудобно.***
Вот только время шло. Джунмён менялся, и со временем, ему всё больше хотелось хотя бы какого-то семейного тепла и, вероятно, любимого человека рядом. Но будучи уверенным в том, что ничего не может дать партнёру, особенно того, что от него бы точно захотел любовник, он лишь с головой погрузился в работу, благодаря которой на время забывал о своей никчёмности и неудачах, упорно его преследовавших. Поэтому, да, он абсолютно точно был напуган тем, какие эмоции вызывает у него китаец. Пока ничего серьёзного, да, но Джунмён себя знал. Момент, когда он осознает, что бесповоротно влюблён неотвратимо близился к нему, с каждым добрым делом, словом, взглядом, что исходили от Исина как будто лучи тепла, и он боялся этого, как огня. — Джунмён! — логист робко высунулся из-за монитора и наткнулся на смешливый взгляд начальника, нахмурился и снова погрузился в работу, — я знаю, что ты меня видел, не прикидывайся, — китаец занимал всё больше и больше пространства в маленьком, почти разрушенном мире Джунмёна, — я достал два билета на китайскую оперу, это премьера, так что, — мужчина глянул на часы, — собирайся, иначе опоздаем, а я точно знаю, что тебе это понравится. — Я работаю. — За филиал в Корее? — Исин хмыкнул, — ты и так делаешь больше, чем должен, у меня иногда ощущение, что ты мотаешься из страны в страну, чтобы успеть поработать везде, — логист подловил себя на мысли, что не помнит, когда они с Исином перешли на «ты» во внеурочное время. — Просто работаю, как должен, — но вкладку он всё-таки закрыл и снял свои толстые очки в роговой оправе. Сосредоточившись на бумагах, а точнее на их сортировке, он не заметил, как пристально смотрит Чжан на его лицо, будто лаская взглядом утончённые черты, не скрытые за уродливой оправой. Признаться себе в том, что в таком возрасте он влюбился, как мальчишка и с трепетом ловит каждое движение Джунмёна, было, конечно, непросто, но он обдумал абсолютно каждую мелочь, каждую спорную деталь и обнаружил, что нежные, словно первые ландыши, чувства занимают всё его сердце, но наравне с ними распускались и алые лепестки роз страсти. Исину было неловко даже от мыслей, и он краснел, а уж после того, как он переводил взгляд на Джунмёна, то окончательно стыдился. Впрочем, подобные мысли были не единственными занимающими Исина всё это долгое время. «На что согласен?» «Кому он это говорил?» «Чью руку хотел удержать в своей?» Он постоянно думал об этом, но не отваживался спросить, да и не настолько они были близки, чтобы обсуждать подобное. Ведь и так было очевидно, что Джунмён одинок и несчастен во всех, не касающихся работы, сфер жизни, это было так страшно… Чжана всегда кто-то ждал. Родители, жившие пусть и в другом городе, дядя, с которым они виделись хотя и редко, но регулярно, да и в своём доме он не был одинок, после того, как завёл хаски. Он хотел видеть в своём доме и Джунмёна, он хотел дать ему всё, чтобы он не чувствовал себя одиноким, не хотел больше видеть грусть в его красивых глазах и верил, что способен сделать его счастливым. Но на данном этапе Исину было достаточно и того, что любимый человек находится где-то рядом, но хотелось сделать его ещё ближе. — Без нас начнут, — грустно улыбнулся Чжан, глядя на часы на столе подчинённого. — Я уже иду, — Джунмён кинул телефон в портфель и встал, потягиваясь, с удобного кресла, рубашка задралась, и Исин голодным взглядом проводил полоску светлой кожи, дорожку из светлых волосков, уходящую под пояс штанов, он не заметил и некстати подумал, что, вероятно, там ничего и нет, и от этой мысли, Чжан почувствовал приличную радость, отразившуюся на области ниже пояса, и он неловко кашлянул, пропуская Джунмёна в дверях вперёд, лишь бы тот ничего не увидел.***
Исин любил показывать Джунмёну Китай. Раскрывать традиции и культуру своей страны, приобщать и понемногу раскрепощать, не позволяя более сомневаться в своём знании языка, и это давало свои плоды. Логист стал куда более разговорчивым, завёл знакомых из других отделов, с радостью предлагал свою помощь и постоянно что-то спрашивал и уточнял. В помощи столь милому человеку никто никогда не отказывал. Поэтому, когда Чжан предложил ему поехать на два выходных в Лоян — он с радостью согласился. Город пионов потрясал своей красотой даже в то время года, когда они ещё не цвели, но полно их было в оранжерее. Исин немного отстал, глядя на то, как зачарованно водит тонкими пальцами мужчина впереди него по хрупким лепесткам упругих бутонов. Китаец смотрел на улыбающегося так искренне, по-чистому прекрасно Джунмёна, и цветы в его душе расцветали. — Номер с двумя кроватями, пожалуйста. — Извините, но из-за наплыва туристов все подобные номера заняты, могу предложить только с одной кроватью, большой, — уточняет служащая, и они оба сглатывают, осознавая всю неловкость сложившейся ситуации. — Хорошо, — кивает Исин, — выбора нет, извини Джунмён, — тот согласно кивает и отходит к лифту, лишь бы не стоять так близко к красивому начальнику. Вот и произошло то, чего он так боялся, вот оно и случилось. При каждом нечаянном взгляде на Чжана, его сердце заходится стуком и, кажется, выпрыгнет из груди, оно стоит где-то у горла, пульсирует и говорить невыносимо тяжело, руки потеют, и он не знает, куда девать их. Исин ситуации тоже мало помогает, бросая на него какие-то странные, нечитаемые взгляды. Ифань на него так никогда в жизни не смотрел. Воспоминания эти отрезвляют немного, и он, покачав головой, пытается отбросить эти мысли. Одно он знает наверняка. Исин заставляет его чувствовать нечто новое, чего он не испытывал никогда в своей жизни, не только удивительное ощущение любви, но и ощущение, которое он не может охарактеризовать. Но хочется, чтобы Исин коснулся его. Коснулся не как друга, прижался более горячо, притёрся своим телом к его, снял раздражающую одежду и потушил пожар на его теле, что всполохами возникает там, где касаются его руки и губы. Джунмёну было безумно стыдно за свои желания, которых он раньше не знал и не испытывал, но ещё он боялся. В той же степени, что и хотел почувствовать на себе любовь в её важном аспекте физической отдачи. Боялся, что никогда не делал этого и разонравится Исину, что внушит тому отвращение своим телом и оттолкнёт, что не понравится. Джунмён мечтал, но все его страстные фантазии неизменно заканчивались полным отвращения лицом Исина. Он в мыслях почти до того момента, как они решают лечь спать. Исин уже ушёл в душ, и он обнаружил себя сидящим на просторной, огромной, порочно большой кровати. Окидывает взглядом номер и останавливается взглядом у окна, за которым тихо шумят деревья, они выбрали отель не в городе, и Джунмён этому счастлив. Он нервно кусает губы, сдирает в кровь и, чувствуя лёгкое жжение, шипит. Впервые в жизни он не знает и не понимает, что следует предпринять ему в этой ситуации, это давит на него мрачным предвкушением и тягостным ожиданием. — Иди, — говорит Исин, выходя из ванной. У него из одежды только полотенце на бедрах, и Джунмёну этого вполне достаточно, чтобы стыдливо отвести взгляд, чувствуя, как кровь устремляется к югу, он поднимается и уходит в ванную, оставив разгоряченного Исина ждать в комнате. К счастью или же к сожалению, он не замечает, что ещё мгновение назад Чжан пялился на его брюки, вполне очевидно топорщившиеся в одном месте. И именно в этот момент Исин всё для себя решает. Джунмён не успевает ничего сказать. Он только выходит, и вот уже его тело прижимает к стене Исин, чьё горячее тело притирается к нему, словно желая слиться в единое целое. Китаец целует его. Горячо прижимается губами к его, зализывает ранки, кожу на губах жжёт, и он приоткрывает губы, позволяя горячему и влажному языку скользнуть в его рот. Он так давно не целовался ни с кем, что, пожалуй, отвык это делать и потому, он просто стоит, чувствуя, как сильно сжимает его запястья Исин, практически трахая его рот своим языком. И это так возбуждает. Джунмён такого не чувствовал ещё никогда за двадцать семь лет своей жизни, он вырывает руки и пихает китайца в грудь, тот нехотя отстраняется, и Ким стонет, закидывая голову назад, выставляя на обозрение беззащитную шею. Чжан звереет, он не ожидал такого ответа. Вероятно удара, да. Но не такой страстной, отчаянной податливости партнёра. — Какой же ты, — шепчет китаец, опрокидывая любовника на огромную кровать, сдёргивает с него футболку и замирает, не в силах налюбоваться прекрасным телом. Он уже никогда не отпустит Джунмёна, никто, кроме него, не имеет права касаться этого совершенного тела. Исин приникает к разлёту точеных ключиц губами, пьёт их, целуя ямку между, чувствует пульс бешено колотящегося сердца губами и вдруг понимает, что Джунмён как будто одеревенел, — что не так? — Испуганно шепчет он, отстраняясь. — Я не… — мужчина под ним мучительно краснеет, прикрывает лицо руками и отворачивается, — никогда ещё не… не знаю, как это делать. — Ты боишься? — Исин убирает его руки, нежно касаясь губами лба в успокаивающем жесте. — Тебе не понравится, — шепчет Ким, скукоживаясь под ним ещё больше, Чжан окидывает его тело взглядом и с сожалением понимает, что мужчина напуган до такой степени, что у него попросту нет признаков ответного желания, ещё недавно отчётливо заявившего о себе, лишь от одного взгляда на его, Исина, тело. — Я счастлив, что ты есть у меня, — он сглатывает ком в горле, говорить подобное тяжело и непривычно, но он не останавливается, — если тебе так будет лучше, то мы подождём, я могу перетерпеть, — перспектива подобного отчего-то пугает Джунмёна, тот смотрит на него расширившимися от страха глазами и стыдливо просит. — Нет, всё хорошо, — он переводит взгляд на Исина, видит любовь, смешанную со жгучей страстью в его тёмных глазах и продолжает, веря в то, что сам говорит, — я хочу, чтобы ты это сделал, — и огонёк внизу живота вдруг вспыхивает с новой силой. Рука Исина на его запястье сжимается сильнее, и тот снова склоняется к его телу. Молит не закрываться, расслабиться, ответить. И Джунмён внемлет мольбам. Он раскрывается, раскидывает стройные бёдра, выгибается, жмётся ближе, чувствуя, как скользит влажной тяжестью головка чужого члена по его бедру и стонет, громко, отчаянно, прижимает руками ближе, зарывается руками в чёрные волосы. Исин счастлив, что Джунмён доверился ему до такой степени, он подхватывает того под бёдра, опускаясь ниже и проводит языком по коже внизу живота. Он был прав в своих мыслях, у Джунмёна тут действительно нет ни волоска, и это заводит его ещё больше, он громко чмокает внутреннюю сторону и склоняется над головкой, обдавая её горячим дыханием. Капелька предэякулята зазывно блестит на верхушке, и он не отказывает себе в удовольствии слизнуть её широким мазком языка. Джунмён стонет, вцепляется в подушку и скулит, закидывая голову. Исин опускает голову ниже, берёт не до конца, но вполне ощутимо, и этого неискушённому любовнику оказывается достаточно. Он оттягивает голову Чжана от себя и кончает. Исин улыбаясь, целует того в губы и кладёт руку на грудь, едва уловимым касанием трогая возбуждённые соски. — Ты в порядке? — спрашивает он у хрипло дышащего партнёра, и Джунмён переводит на него абсолютно обезумевший взгляд, — вопрос отпал, — смеётся китаец, — но можем ли мы…продолжить? — Да, — Джунмён немного приходит в себя, отдышавшись, — да, конечно, продолжим, да, — он не в себе от испытываемых ощущений, и мысли в голове удивительным образом путаются, и он не может расставить их по своим местам, но бросает быстрый робкий взгляд вниз, чтобы удостовериться, что Исин всё ещё не против. И нет, наоборот, его член стоит очень даже уверенно, и, переборов неловкость, он протягивает руку вниз, едва касаясь тёплой кожи, — я хочу…тебе, — горячо, сбивчиво твердит он, но Чжан его руку отстраняет. — Позволь я сам? — Неуверенно говорит он и переворачивает Джунмёна на четвереньки. Вид, открывшийся его взгляду сводит его с ума, и он вынужден пережать член у основания, чтобы не кончить совсем уж позорно. Мужчина щедро наносит смазку на пальцы, разогревая, Джунмён ждёт его в этой безумно порочной, развратной, но такой завлекающей позе. Он фактически падает, руки отказываются держать его, когда первый смазанный палец проникает в него, он немного скулит со вторым. Это всё же больно, несмотря на такое количество смазки, но это Исин, и он доверяет ему, потому что любит, он терпит, и вскоре боль сменяется приятными ощущениями. Чжан трахает его длинными пальцами, быстро, ритмично, задевая то самое чувствительное место внутри, которое скрадывает боль, и вот уже он сам пытается подмахнуть страстным и нежным рукам. В ушах шумит, Джунмён ничего не слышит, кроме собственных, доносящихся будто сквозь вату стонов, просьб взять его наконец-то. И Исин берёт. Притягивая любовника за руки к себе, откидывая на грудь, скользит языком глубоко внутри, пока Джунмён пытается привыкнуть к ощущению большого, распирающего члена внутри себя. Он балансирует на коленках, и если сейчас Чжан отпустит его локти, то он упадёт и просто разобьётся в том, что испытывает. Для Исина это тоже незабываемо. Любовник такой страстный и отзывчивый. Он не мог и предположить, что невинный и скромный, вечно смущающийся сотрудник, может быть таким страстным и просящим, таким жарким, будто чистое золото расплылось по венам под кожей ярким огнём. Он так честен в своей отдаче, что сердце понемногу щемит. Он счастлив, что стал для него первым. Первым, кто показал, что такое любовь и что ему нужно. Пусть и начали они не с разговора о выяснении отношений, но да это неважно, наверстают, а вот это никогда, и Чжан берёт, использует причитающееся в полной мере, любуется красивым мужчиной и ощущает вдруг в мгновение, как оргазм, слившись с ощущением бесконечного счастья, накрывает его с головой. — Боже, — выдыхает Джунмён, лёжа на груди своего парня, он выводит пальчиками узоры и чувствует, впервые в жизни, что нужен, любим и любит сам, всей своей душой. — Мённи… — Ммм? — Ты расскажешь о том, за кого на самом деле хотел уцепиться в ту ночь? Когда мы впервые вместе вышли выпить, — Джунмён думает, что что-то в душе кольнёт отголоском тупой боли, но нет. И он тихо смеётся, наконец-то чувствуя, как отболело. — Да, но потом, — он поднимает голову и сталкивается с влюблённым взглядом китайца, — Исин, — жмётся мужчина перед тем, как задать волнующий вопрос, — я нормально говорю? — Чжан смеётся, Джунмён слышит этот милый звук, и щекой чувствует его в груди, ему не надо поднимать голову, чтобы уловить момент, когда очаровательная ямочка появляется на его лице, потому что теперь он будет видеть её постоянно, и это окутывает его сердце настоящим счастьем, о котором он до этого момента не имел и понятия.. — Отлично, не беспокойся, я ещё не надоел тебе своими глупыми экскурсиями? Ты тут как-никак уже почти год, затянулась командировка. — Я счастлив, — Джунмён снова поворачивает голову, чтобы взглянуть в любимые глаза, — я подумываю тут остаться. А что значила монетка под пиалой? — Когда-нибудь я расскажу тебе, — он притворно прикрывает глаза ладонью, — Боже, столько вопросов мы ещё не задали друг другу… — Мён на это ничего не говорит, зная, что времени у них как никогда много, он закрывает глаза и погружается в сон, зная, что проснётся поутру не один. But you'll never be alone I'll be with you from dusk till dawn I'll be with you from dusk till dawn Baby, I am right here I'll hold you when things go wrong I'll be with you from dusk till dawn I'll be with you from dusk till dawn Baby, I am right here I'll be with you from dusk till dawn Baby, I am right here I'll be with you from dusk till dawn Baby, I am right here