***
С тех пор у Чонгука только запах и силуэт. Они мерещатся в коридорах школы, в магазине, в толпе на площади, в парке и даже дома. Забыть Юнги нереально — он есть везде и всегда, каждую секунду напоминает о своём существовании, снова и снова, а по ночам Чонгук только и может, что тереть глаза до ноющей боли, потому что пред взором — Юнги, Юнги и ещё раз Юнги. В таком ужасном бреду Чонгук живёт три месяца, наступает весна, приближаются выпускные экзамены, но вместо формул и правил в голове голос, повторяющий из раза в раз «Это ничего не значит» и мелисса с бергамотом — к слову, любимейший теперь чонгуков чай. В первый день четвёртого месяца Чонгук не выдерживает и напрашивается к лучшему другу в гости. Тэхён принимает без проблем, они обсуждают какие-то нелепые новости, немного говорят про школу, а потом Ким не удерживается от вопроса — что же произошло? — Да брось, — улыбается он на неловкое молчание Чонгука, — я тоже альфа, бро, я пойму. И Чонгук спрашивает — осторожно, вкрадчиво, много, и всё — про Юнги. Тэхён мрачнеет, но отвечает, и в конце допроса говорит: — Ты бы не лез к нему, Гук. — У него кто-то есть? — потрясённо спрашивает друг. Тэхён мнётся, жуёт пухлую нижнюю губу, но отвечает уверенно: — Насколько я знаю — да.***
Проходит ещё три месяца и экзамены оказываются позади. Чонгук радостно показывает маме красный диплом в окошко скайпа, звонит друзьям и предлагает отметить. Те обещают прийти всей компанией и заодно выпить за окончание ещё одного студенческого года. В ресторане, где они сидят, уютно и сильно пахнет душистыми специям, но всё, что Чонгук способен слышать — запах мелисы и бергамота. Слева от него, после Чимина и Намджуна, сидит Юнги — теперь блондин и ещё на год старше. Чонгук всем улыбается, принимает поздравления и обещает заплатить за всех по такому поводу, и едва сдерживается, чтобы украдкой не посмотреть на омегу, такую красивую и сводящую с ума. Ближе к концу вечера Чонгук чувствует, как что-то в нём начинает меняться, как поднимается температура тела, как запахи вокруг ощущаются в разы сильнее. Предположение, единственное разумное из всех, что есть, пугает альфу до чёртиков, потому что нет-нет-нет, только не сейчас, только не тогда, когда рядом Юнги. Чонгук извиняется и выходит в уборную. Холодной водой альфа судорожно омывает руки и лицо, трёт и без того красные щёки и рычит, потому что гон — а это самый настоящий гон самого настоящего альфы, — у него был только раз, и то, как ужасно и бесчеловечно это было, Чонгук помнит и сейчас. Если в ближайшее время он не окажется дома, запертый на тысячу замков — беды не миновать. Чон уже намеревается вернуться, когда его неслабо пихают к стене. Тэхён, взъерошенный и злой, смотрит с нескрываемой агрессией. — Даже не думай, — шепчет он. — Юнги — моя омега. Моя! Не смей смотреть на него так. Не смей думать о нём! Иначе, клянусь, не посмотрю на то что ты мой друг, и порву тебя. Понял, Гуки? Чонгука трясёт и колотит, пот стекает градом из-под чёлки и все силы уходят на самообладание. Но Тэхён своими словами распаляет огонь жарче того, что греет котлы в аду — Чонгук чувствует запах омеги, чистой, никем не меченой омеги, омеги, предназначенной ему свыше. — Он не твой, — рычит Чон. — Не твой! — Я всё тебе сказал, Гуки. Ты знаком-то с ним сколько? А я уже четыре года за ним… Блять, да сдался ты ему, такой желторотый альфа?! Чонгук не выдерживает — животная кровь одерживает верх, а запах, доносящийся из зала, подстёгивает. Он ревёт громко и отталкивает Тэхёна от себя. Тот рычит в ответ и кидается на лучшего друга. Чонгук думает, что готов драться до конца. — Вы что устроили, полоумные?! В уборную вовремя влетает Намджун и как два пальца об асфальт растаскивает бушующих альф в разные стороны. Осматривает обоих и хмурится, понимая, что с одним из них что-то не так. — Тэхён, вернись к остальным. Ким фыркает, бросая в сторону Чонгука разъяренный взгляд, и выходит. Едва за ним закрывается дверь — Намджун подходит к Чонгуку и осторожно прикладывает ладонь ко влажному лбу. — Что с тобой? Чонгук устало вздыхает, прикрывает глаза и сжимает кулаки с такой силой, что на ладонях остаются следы от ногтей. — Гон. Намджун — альфа, так что серьезность проблемы понимает моментально и говорит лаконичное: — Блять. — Точнее некуда, — усмехается Чонгук, чувствуя новый горячий прилив злости, которая совсем скоро перерастёт в неудержимое желание. Старший хмурится и судорожно пытается придумать, как облегчить и разрешить ситуацию. Чон обхватывает себя руками и старается дышать ровно. — Там омега, — шепчет Чонгук. Намджун усмехается: — Да там целый зал омег! — Нет, там… моя омега. Намджун смотрит на Чона непонимающе, но вопросов не задаёт, только хватает крепко под локоть и тащит за собой. За столом все молчат и висит неприятное напряжение — Тэхён вернулся злой, как чёрт, и на все вопросы только и мог, что огрызаться. Никто не знает, что и думать, пока в зал не выходят Чонгук и держащий его двумя руками Намджун; компания смотрит недоумённо и очень взволнованно. — Чонгук? Что случилось? — вскакивая из-за стола, спрашивает Хосок. Чимин, Сокджин и Юнги — единственные омеги в компании, — переглядываются, чувствуя усиливающийся запах альфы. — Джун? — зовёт Юнги, смотря выжидающе. — Ему нехорошо, — быстро говорит старший, доставая из кармана бумажник и кидая его Юнги, — хён, заплатишь. Чонгук тем временем жмурится и сжимает руку Кима так, что тот шипит от боли. Запах, совсем близкий, сводит с ума ещё сильнее, слепит, душит, возбуждает. Хочется взять прямо сейчас и вдыхать-вдыхать-вдыхать, целовать кожу, слизывая частички аромата, ловить стоны, взгляды. Ему не нужны другие омеги — только одна, но прямо сейчас. — Хён, — шепчет он едва слышно, обращаясь к Намджуну, — не могу, хён. Не могу. Намджун без слов выбегает с уже начинающим инстинктивно сопротивляться Чонгуком из ресторана и быстро сажает к себе в машину. В квартире, где живёт младший, Джун помогает парню переодеться в свободную одежду, ищет лекарства, способные облегчить желание, приносит мокрую тряпку и стакан минералки из холодильника. Чонгук пьёт залпом, следом глотая таблетку подавителя, и с хриплым стоном валится на кровать. Как хорошо, что тёти, у которой Чонгук живёт, нет сейчас дома из-за длительных командировок. Намджун сидит подле страдающего парня, стараясь хоть как-то поддержать, и думает, что же произошло у них с Тэхёном в туалете — как-никак, лучшие друзья, и вдруг драка. — Чонгук? — зовёт он. — Что вы с Тэ не поделили? Гук молчит пару мгновений, а потом решает, что разговор — лучшее средство забыться и абстрагироваться от ощущений. — Омегу. — Ту самую, о которой ты говорил? Которая была в зале? — догадывается Джун. — Угу. Старшему альфе требуется некоторое время, чтобы решиться задать вопрос. — Это кто-то из наших, да? Чонгуку откровенно не хочется отвечать — потому что глупо, потому что стыдно, потому что болезненно. А ещё потому что Намджун и Юнги — лучшие друзья. Но вопреки всему Чонгук понимает, что чувствует нездоровую, но вполне естественную зависимость уже полгода и что Намджун, возможно, даст правильный совет. Или просто подскажет юному альфе, что с этим вообще обычно делают. Поэтому отвечает честное «Да». Ким совсем не удивляется, потому что предполагал и раньше, поэтому произносит, на его взгляд, очевидное: — Чимин? И очень удивляется, когда Чон отрицательно качает головой. Это напрягает и настораживает, но старший всё же спрашивает, хоть и нехотя: — Сокджин? И в вопросе столько отчаяния и неверия, потому что Сокджин — его истинная омега, хотя они никому и не говорили, и даже не встречались, но то и не требовалось — и без того видно. — Нет, хён, конечно нет! — сразу заверяет его Чонгук. А Джун с ошеломляющим удивлением пялится на него, как на восьмое чудо света, потому что… — Юнги?! …быть такого просто не может. Чонгук едва сдерживает слёзы, потому что и горячо, и душно, и плохо, и — Кажется, он мой истинный.***
С того злополучного вечера Намджун и Чонгук сближаются ближе некуда, тогда как отношения младшего с Тэхёном неумолимо портятся. Ким-старший много говорит о Юнги — когда они встретились, что ему нравится, что бесит, какие у него привычки. И Чонгук за то безмерно благодарен, потому что узнать что-то самому — кишка тонка. К середине лета трёхдневный гон у Чонгука повторяется, через две недели ещё раз. По настоятельному совету Намджуна младший записывается к врачу, и через пару дней уже сидит перед доктором-бетой на приёме. — Ну что же, молодой человек, — говорит врач. — Судя по вашим симптомам… всё же, следует взять кровь на анализ, но вы не переживайте! Скорее всего, это из-за того, что молодой организм почувствовал свою пару и выработка гормонов увеличилась, привлекая омегу. Я выпишу вам курс витаминов, это поможет сбалансировать гормоны, но лучшим способом, конечно, будет постоянный контакт со своей омегой. В душе у Чона свирепейший хаос, потому что какой, к чёрту, контакт? «Это ничего не значит». Уже дома Чонгук звонит Джуну и рассказывает совет доктора, на что тот устало вздыхает. — Может, вам следует поговорить? Нельзя и дальше себя мучить, Чонгук. Такими темпами гоны изведут тебя окончательно. — Нет, хён, ты же помнишь, я рассказывал, что он сказал… — Но ты же сам сказал, что он был тогда пьян! — злится Намджун на линии. — Если ты с ним не поговоришь — это сделаю я. Но Чонгук не пытается связаться с Юнги ни на следующий день, ни через, ни спустя неделю. Поэтому Джун, как и обещал, рассказывает Юнги всё сам.***
Через полторы недели у Чонгука снова начинается гон, но в этот раз — сильнее предыдущих. От неистового желания ломит кости, от жара слезятся глаза, член пребывает в болезненном возбуждении, не опадая, больше суток, он сочится смазкой и спермой, из-за чего постоянно приходится мыться — в какой-то момент Чонгук не выдерживает и начинает ходить по дому голым с полотенцем в руках. Это выматывает до ужаса, хочется секса — немедленно, грубо и долго, и не было бы никакой проблемы, но хочется только одну конкретную омегу. Юнги. Чонгук не спит третьи сутки, не берёт телефон и почти не ест, когда раздаётся звонок в дверь. Парень нехотя натягивает штаны на голое тело — всё, на что хватает сил, — и замирает. Его обоняние обострено до предела и через всю квартиру, через двери он ощущает его. Гук срывается с места, словно гепард за добычей. За порогом — Ким Намджун, уставший и взволнованный, а позади него — Мин Юнги. Бушующие гормоны чувствуют полюбившийся, крышесносящий аромат во всех тонкостях, он заполняет собой лёгкие, голову, всё тело. Гости не успевают даже поздороваться, когда Чонгук отпихивает Джуна и со звериным рыком притягивает к себе Юнги за ворот рубашки. Возбуждённый орган начинает сочиться с удвоенной силой, все мышцы напрягаются, глаза заволакивает пелена; Гук прижимает Мина к себе с такой силой, что второму тяжело дышать, и ведёт носом от ключицы вдоль шеи, за ухом, вдыхая, вдыхая, вдыхая. Юнги в его руках боится пошевелиться, ошарашенный альфа позади не может вымолвить ни слова, пока до него не доходит суть происходящего. — У тебя снова гон?! — кричит Намджун. — И ты поэтому трубку не брал, гадёныш?! Отпусти его, быстро! Но Чонгук только рычит и скалится — моё, моё, моё! Звёрь в нём хочет скорее раздеть омегу, оставить тысячу и одну отметину по всему телу, насладиться сладостью прекрасного тела, но крепкие руки старшего альфы вмиг отбрасывают ослабевшего Чонгука. — Мы поговорим с тобой позже, — шипит Намджун и тут же уходит, забирая с собой Юнги. Чонгуку бы разозлиться, погнаться, забрать, но человек в нём понимает — Юнги к такому точно не готов. Не так и не сейчас. И поэтому всё, что альфа может — это выть, кричать, и безумно дрочить, изнывая от мерзости к самому себе.***
Витамины помогают слабо, но помогают — вот уже сентябрь, а с прошлого раза у Чонгука не было ярко выраженного гона. С Юнги поговорить он смелости так и не набрался, поэтому более существенной помощи получить не мог. Намджун ворчал, злился, но не давил — потому что и Юнги не горел желанием признавать в младшем истинного. Чонгуку уже исполнилось 19, он поступил в неплохой университет, так что жизнь его не была чересчур тоскливой. Он смог помириться с Тэхёном — потому что тот недавно встретил истинного, и его былая привязанность к Мину исчезла без остатка. Порой малыш Гуки думал, что было здорово, если бы его чувства тоже исчезли. Но вместо этого к инстинктам со временем добавилась влюблённость — всё, что касалось Юнги, интересовало Чонгука в первую очередь, и пусть отдалённо, но младший пытался заботиться и оберегать омегу — через Намджуна или через Тэхёна.***
Одним солнечным сентябрьским утром воскресенья Чонгук, пребывая в отличном настроении, с мимолётной улыбкой готовит себе завтрак — жарит блины по оставленному тётей рецепту. Его впервые за целый год не терзают болезненные мысли о Юнги — только светлая благодарность миру за то, что он вообще смог повстречать своего истинного. Чонгук никого не ждёт и никуда не собирается, но блинов всё равно оказывается слишком много для одного, и Гук уже думает позвать Намджуна с Сокджином, которые не так давно всё же образовали пару, но в дверь звонят. Чонгук думает, как будет смешно, если это вышеупомянутые сами решили его навестить, но открыв дверь, он встречает совсем не их. Перед ним, нервно поправляя шарф, стоит Мин Юнги, совершенно один. Чонгук не знает ни что ему говорить, ни что ему делать, и выглядит откровенно глупо, на что омега усмехается и проходит в квартиру самостоятельно, не встречая сопротивления. — Хён? — прочистив горло, наконец, подаёт голос Чонгук, ошарашено наблюдая за тем, как Юнги снимает верхнюю одежду. — Что ты здесь делаешь? — Прости, что без приглашения, — неловко усмехается Мин. — Я не помешал? — Нет, не помешал, — шепчет альфа. Юнги, уже раздевшись, стоит напротив откровенно тормозящего альфы и думает, что, блин, всё-таки лучше бы он предупредил. — Угостишь чаем? — не выдерживает старший. У младшего в голове взрывается ядерная бомба, писк в ушах отвлекает, но стоит только глубоко вздохнуть — и сразу приходит понимание того, кто перед ним и чего от него хотят. Удивление сразу сменяется радостью, потому что Юнги пришёл к нему сам. — Да, да, прости, — улыбается Гук. — Проходи на кухню. Я приготовил блины, будешь? У меня есть джем и шоколадная паста, если хочешь. Омега улыбается в ответ и идёт за хозяином туда, где жарко и очень вкусно пахнет маслом и выпечкой. Хотя гораздо вкуснее в квартире пахнет миндалём, этим запахом пропитано всё вокруг и от этого мутнеет в голове, потому что это запах Чонгука. Чонгук умело накрывает на стол, наспех сгружает в раковину невымытую после готовки посуду, разливает чай по кружкам и садится рядом с Юнги на пол у столика. Мину приятно внимание, он берёт кружку и делает глоток, после чего застывает каменным изваянием. — Это… что ты… почему… — шепчет он, смотря на Гука. Тот всё понимает и стыдливо поправляет чёлку. — Это «Эрл Грей» с мелиссой, хён. Прости, не мог удержаться. Мину и смешно, и грустно одновременно, потому что это чёртово помешательство. — Что, тебе настолько сильно нравится мой запах? Юнги хотел, чтобы фраза звучала как шутка, но получился недоверчивый упрёк. Ему немного стыдно за это, потому что альфа рядом закрывает глаза и, кажется, считает про себя до десяти, заламывая трясущиеся пальцы. — Да, хён, — выдыхает он. — Твой запах… твой запах словно… он как наркотик для меня. И я хотел бы извиниться за тот раз, когда вы пришли с Намджуном — я уже не мог сдерживаться, я тогда третий день… не важно. В смысле… черт. Прости. Внимательно выслушав сбивчивую речь альфы, Юнги кивает и ставит всё ещё полную чашку на стол. — Я как раз хотел поговорить с тобой, Чонгук. Ты, наверное, знаешь, что Намджун мне всё рассказал, и я… в общем, я бы тоже хотел извиниться. Из-за меня у тебя были такие проблемы, а я прятался… Я соврал тогда, давно, у Тэхёна, когда сказал, что твои ощущения ничего не значат. Я тоже чувствую это и… Я думаю, что мы действительно истинные, Чонгук. Прости меня за мою трусость, пожалуйста. У Чонгука с каждым словом рвутся наружу не то слёзы, не то смех, потому что его приняли. Юнги, наконец, может быть рядом. Альфа осторожно берёт чужую ладонь в свои руки и, бережно огладив, целует. Запах такой сильный, такой тягучий, такой близкий — сводит с ума, ускоряет сердцебиение, порождает безграничную нежность. — Хён, — шепчет Чонгук тому в ладонь. — Спасибо, хён. Юнги… как же ты мне нравишься, Юнги-хён. Омега улыбается, другой рукой прикасаясь к тёплой щеке, и, приблизившись, целует чуть выше уголка губ. — Это был долгий путь, — усмехается Юнги. — Мой долгий-долгий путь, — с улыбкой отзывается Чонгук. — Можно, теперь я всегда буду рядом с тобой? — Будь.