***
У Рожковой нет понятия «реальность», и она пьет до жути сладкое вино, обжигая горло в беззвучном крике. Неред отмалчивается — социальные сети пустуют, мобильный отключен, а канал заброшен далеко и, зная натуру Лизы, надолго. Но Марьяна ведь сильная, так? Марьяна безусловно не станет волноваться за нее. И слезы, застывшие в краешках глаз все также совершенно точно не ее. — Не рыдай, словно боишься за меня, — говорит Лиза спустя три месяца, держа в руках стеклянную бутылку алкоголя, — не могла купить более крепкий виски? Тебе нужно намного больше потеряться в мечтах, чем мне, — всего на секунду на губах появляется горькая, опечаленная улыбка. Марьяна безусловно благодарна за тишину, которая приходит вместе с Лизой, что собственноручно запирает крики толпы и маленьких фанаток на замок. Но Рожкова не станет говорить ей «я люблю тебя», ведь получит в ответ лишь усмешку и вымученный взгляд. Марьяна хочет притянуть Лизу к себе, провести рукой по волосам, путая в них пальцы и шепча на ухо романтическую херню, которую обе в последствии забудут. Да что там — прикрыть глаза, глядя на бокал вина в руке из-под темных, пушистых ресниц и хотя бы иметь возможность поцеловать столь любимую Рожковой девушку было бы достаточно для настоящего счастья. Вот только Лизе вовсе не нужны ласки и романтика. — Не неси ерунды, Ро, — нахмуривает брови и легко бьёт ее ручкой по затылку, — хватит забивать мозг херней. Марьяна выглядит поникшей после этой фразы. Плечи девушки опускаются, хоть она и продолжает глядеть в глаза своей Лизы. В такие пустые, холодные глаза. — Ничего страшного, вырастешь, — уголки губ Рожковой приподнимаются. — Может быть, — выдает Неред после минуты молчания. — Ты обещаешь, Лиз? — Нет.***
В Питере холодно по ночам. Фонарные столбы тускло освещают улицы, заваленные сугробами блестящего на свете снега. Ветер гонит по мостовым рваные обертки из-под чипсов, колышет развешанные на зданиях гирлянды, грозясь и вовсе снести их ко всем чертям, сломав очередной праздник людей, греющихся под теплыми, пуховыми одеялами, сидя дома у несуществующих каминов. В квартирах горят огни. «В Питере холодно буквально всегда, » — раздражённо думает Лиза, кутаясь в старую, надетую вовсе не по погоде, парку синего цвета. В лицо дует очередной порыв северного ветра. Под ногами хрустит тонкий, едва замерзший лёд. Неред подходит к единственной парадной двери, не освещенной яркими огоньками — Рожковой либо нет дома, либо она попросту забыла, либо… Перечислять всевозможные варианты Лиза могла хоть до весны, но холод все же давал о себе знать и блоггерша, достав из кармана ключи с все тем же надоедливо-детским брелоком, вваливается в тёплую квартиру. С кухни доносится сладко-приторный запах сладостей. Лиза скидывает с себя ботинки, оставляя их на коврике, сбрасывает куртку на батарею, в надежде на то, что она успеет просохнуть до завтрашнего утра и проходит на кухню, где ярко горела единственная лампочка. Марьяна уснула на макбуке с шоколадом в руке и Лизе кажется, что та никогда не станет взрослой. Лиза чихает, убирает с кашемирового свитера Рожковой крошки и, взяв ее под подмышки, тащит на стоящий рядом диван, заботливо, так непривычно для самой себя, укрывает бьюти-блоггершу шерстяным пледом. В волосах давно растаял снег и теперь стекал с ее чёлки, падая на щеку Мэр, которая дёргала плечом и продолжала сопеть, кутаясь в покрывало. Лаймовый листок формата A6, лежащий рядом с ноутбуком, был исписан вдоль и поперек фразой «обещай-обещай-обещай». И Лиза только сейчас понимает, что Рожкова явно сходит с ума.***
«Лиз, обещай, ну, прошу.» — печатает Ро, заливаясь отчаянным смехом и опустошая очередной бокал дорогущего вина, купленного по случайной прихоти. Глаза застилает белая пелена слез. Скулы сводит в улыбке. Марьяна кидает сотовый на диван, ставит полупустую бутылку на стол и прикрывает лицо рукой, в руке продолжая держать полупустой бокал. «Обещаю»— отсвечивает дисплей спустя короткое количество времени. Бокал разбивается на тысячи осколков стекла, падая на холодный кафель.