Малыш

Снова мы наедине. Я смотрю на тебя, такого слабого и беспомощного. Такого, каким пять минут назад был я. Ты притягиваешь меня к себе, заглядываешь в глаза. Я не сдерживаюсь и чмокаю тебя в губы и тут же отстраняюсь. Ты со стоном притягиваешь меня обратно, к себе, жадно целуя, словно боишься, что вот, сейчас – я вырвусь и брошу тебя. Малыш, ты сам не свой в последнее время. Что-то лопочешь про свое поведение… Да, Малыш, ты иногда умудряешься сделать мне этим больно. Но, я уже так привык. Привык, что ты редко думаешь о том, что делаешь перед тем, как сделать что-либо, сказать и решить. Я привык, Малыш. Я прошу тебя лишь немного укротить шлюшку внутри себя. Все же, я – твой, а ты – мой. И никого больше я пускать не намерен. И снова – ты оправдываешься передо мной. Малыш, я не могу долго быть каменным, поверь. Это просто усталость от комка проблем, навалившихся на непутевого ударника. Да, Малыш, ты начинаешь. Начинаешь цепляться за меня своими тонкими пальцами, лопоча про свою принадлежность мне. Нет, хороший мой. Ты не принадлежал, не принадлежишь и никогда не будешь принадлежать мне. Это факт, который я осознаю четко и ясно. Мы рядом друг с другом, но, никому не принадлежим. Я знаю, что тотальный контроль – это испытание для тебя, Малыш. И снова – ты просишь не бросать тебя, не проигрывать… Неужели, я реально такая мразь в твоих глазах?.. Не даю тебе закончить и снова пробую твои губы на вкус. Мягкие. Только вот привкус блеска бесит. Но, он скоро пропадет – я знаю, что этот быстро стирается. Не так, как ярко-красный, от которого у меня потом аллергия выскочила. Расцеловываю тебя, плачущего. Малыш, зачем? Зачем ты льешь слезы? Вскрикиваешь, пытаясь убедить меня, что ты действительно МОЙ. Я лишь улыбаюсь тебе. Я прекрасно все понимаю, я не настолько тупой, каким могу показаться. Я отстраняюсь от тебя и просто глажу пальцами твою прохладную ладонь. Внутри снова разливается тягучая, как карамель, но, не такая сладкая, апатия. Ты снова притягиваешь меня к себе. Я вижу желание в твоих глазах. И понимаю. Все понимаю, Малыш. Слишком все. Твои ловкие руки уже вовсю ласкают мое, уже плохо слушающее мой разум, тело. Худые, прохладные пальчики касаются моего живота. Я вбираю шумно воздух и стараюсь сохранить невозмутимость. А тебя это дразнит, Малыш. На моих губах играет то, что принято обозначать загадочной улыбкой. Она получается от того, что я стараюсь не показать тебе то, что меня беспокоит. А лишь отдать тебе себя. Себя всего, Малыш. Я не умею быть шлюхой. Именно потому, ты – первый и единственный мой мужчина. Когда я чувствую прикосновение твоего острого язычка к соску… Это ни с чем не сравнимо, Малыш. Я отпускаю с облегчением мысли. И спрашиваю – неужели, ты так соскучился по мне? Мне самому не верится… И правильно. Малыш, ты так спокойно говоришь о том, что сейчас хочешь всех и вся, что… Что я просто стараюсь остановить ход своих дерьмовых мыслей. А они не останавливаются, Малыш, понимаешь, не останавливаются. Я переворачиваю тебя на себя и, почувствовав под спиной довольно-таки твердую поверхность дивана, внимательно смотрю на тебя. В голове вертится один-единственный ревнивый вопрос. Начинаю говорить и осекаюсь. А ты, Малыш, словно не понимая, что мне не хочется, вытаскиваешь клещами мой вопрос. То же самое мне приходится сделать с твоим ответом на него. Почему ты в такие моменты особенно глуп, Малыш? Ни к чему не обязывающий секс. Твой шепот ласкает мой слух. И одновременно вызывает острый комок в горле. Ты говоришь то, чего я так боюсь, что я стараюсь выбросить из головы. И тут же, оправдывая себя – переходишь к активным действиям. Я раздавлен, Малыш. Нет, ты не тяжелый. Душе, сердцу тяжело. Да, я сохраняю невозмутимость. А в груди горит. Несмотря на моральное состояние, тело отвечает на твои прикосновения адским, да, именно адским возбуждением, Малыш. Ты знаешь мои точки, знаешь, что делать и как. Твои слова – это так похоже на оправдания, Малыш… Зачем? Я недостоин и их. Мои мысли тонут в потоке наслаждения, доставляемом тобой, твоими пальцами, губами и языком. Ты пошло причмокиваешь. Неужели, тебе реально это нравится? Я ошибся? Ты резко выпустил меня из плена своих сладких губ. И еще, подлец, так соблазнительно облизываешься. Я не выдерживаю и притягиваю тебя к себе, жадно, страстно целуя. Я и сам не заметил, как избавил тебя от тряпья, что на тебе было нацеплено. Малыш, какой же ты красивый. Неудивительно, что я у тебя не единственный в постели. Такая красота не может доставаться лишь одному мне. Я уже сижу, поглаживая твои бедра. Интересно, а ты с каждым такой? С каждым, кто оказывается рядом во время вспышек желания? Нет-нет, я не хочу думать об этом, Малыш. Едва сдерживаясь, чтобы не трахнуть тебя сразу, я, ставя тебе засос на шее – единственное, что могу себе позволить, чтобы хоть как-то укрепить на данный момент наш с тобой союз, я ввожу в тебя всего лишь палец. Ты же, словно раздразнивая меня, соскакиваешь. Я зверею, Малыш. Ты знаешь, что, если меня довести а потом еще и дразнить – то будет худо? Два пальца. Твои стоны ласкают слух, я готов кончить только от них. Но, нет, самое вкусное еще впереди. Три пальца. Растягиваю тебя, наблюдая, как меняется твое лицо. Ты же уже много раз слышал о своей потрясающей мимике, Малыш? Я не буду распыляться, зачем тебе это? Я хочу, чтобы ты попросил меня. Но, поняв, что делать этого ты не собираешься, я, плюнув на все, прижимаю твое хрупкое тело к дивану, и – я в тебе. Одним движением, наполненным легкой злобой, желанием, страстью – в тебе. Знаешь, во время секса вкус твоих губ меняется. Хотя, наверняка знаешь – кто-нибудь обязательно рассказал тебе об этом, Малыш, раньше меня. Я злюсь. Злюсь на себя, злюсь на тебя, на всех. Выкручиваю темный сосок пальцами, рыча. В ответ ты тоже рычишь, извиваешься и царапаешься. Да, Малыш, мне это нравится. Малыш, я так люблю тебя. Я хочу тебя – как только твой голос достигает моего уха – все, я готов взорваться и изнасиловать тебя. Как ты можешь менять меня на всех этих дешевых медиа-шлюх, Малыш? Кто из них называет тебя так? Да никто! Ты никому не позволяешь это сделать, кроме меня. В ответ ты лишь начинаешь уничижать себя. Я ненавижу тебя за это, Малыш. Не смей. Не смей так говорить о себе в моем присутствии, дебил! Ты недостоин меня? Получи еще несколько яростных, почти насильнических, толчков в себя, как ответ. Твои слова про бога выводят меня из себя окончательно – я поднял на тебя руку. Ты воешь. Я знаю, ты не боишься меня, хоть я и сейчас озверел. Затыкаю твои речи поцелуем – похоже, именно этого ты и добивался, Малыш? Я на пике. Но не на физическом, а на моральном пике. Я так зол, что выпаливаю тебе в лицо все, что сейчас крутится. Что я не понимаю, почему ты, опуская себя, имеешь больше возможностей, чем я, что можешь виснуть на всех и вся. А ты лишь смотришь на меня щенячьими глазами и лопочешь, что я могу делать то же самое. Дурак! Снова целую тебя и сбавляю темп. Я хочу, чтобы это единение было вечным. Я хочу, чтобы ты был только моим, Малыш. Я вижу, что скоро ты не выдержишь. Ласкаю тебя пальцами. Я люблю смотреть на твое лицо в такие моменты. Это реально непередаваемое ощущение – то, что я чувствую, когда смотрю на тебя. Соскальзываю с грани, наполняя тебя частицами себя. Ты следуешь за мной, стон твой тонет в моем поцелуе. Нет. Я не буду держать тебя. Я слишком хорошо тебя знаю, сладкий мой. Мой Малыш.