Послания на руках

Впервые Ричи пишет на руке послание своему соулмейту в октябре, когда нестерпимо хочется тепла и чьей-то любви. Ричи даже не задумывается об этом — да и какая, к чёрту, разница? — просто в какой-то момент нудная речь мисс Хэдсен надоедает до такой степени, что Ричи берёт черную ручку и пишет короткое послание на линии вен, доходящее почти точно до их пересечения. Ричи не придумывает ничего лучше, чем простая констатация факта, которая даже не требует ответа, но почему-то хочется верить, что его соулмейт что-то напишет ему. Пусть даже Ричи его и не искал. Потому что хочется быть свободным, независимым от какого-то человека. Именно так Тозиер воспринимает этот чертов закон природы. Соулмейт не означает любовь — никогда бы не значил, ведь любовь — это то, о чём поют песни, слагают легенды и посвящают серенады под ажурными каменными домами с маленьким окнами, через которые звук доносится приглушенно в лунные ночи. Соулмейт означает лишь сухую привязанность и потребность, как секс на вечеринке после пяти шотов дешёвой водки в перемешку с соком, как поцелуи с незнакомым человеком на улице возле бара под аккомпанемент тяжёлых басов, как чужие касания, вроде бы желанные и приятные, но пустые и лишь на пару часов перед розоватым рассветом над океаном. Не более. Нигде не сказано, что он будет тебя любить или что ты должен его любить. Он просто существует и далеко не всем нравится перспектива быть связанным нитям судьбы с кем-то, кто мог бы быть насильником или убийцей. Или всё вместе. Или ещё хуже. Но связь эта есть и от неё никуда не деться. Говорят, учёные почти нашли препарат — что-то вроде вакцины с вектором, проникающим прямо в гены, отвечающие за связь, — который способствует её разрыву, но шрамы на коленках Ричи всё равно не проходят, пусть они и не его. А ещё всё, что остаётся на коже, появляется у соулмейта. Шрамы, порезы, ожоги, надписи (и жаль, что не поцелуи). Ричи не хочет задумываться о том, почему он не написал кому-то в директ в Инстаграме, да и разве это имеет значение? Ричи даже не уверен, знает ли его родственная душа английский, но всё равно ждёт, с каким-то трепетом поглядывая на незначительную надпись. «Как же я не люблю биологию». Занудная мисс Хэдсен, кажется, хочет, чтобы Ричи заснул. Она раздает тетради и просит выполнить практическую работу (что-то про комплементарность ДНК и РНК, какое ему до этого дело?). Ричи, конечно, спишет её из интернета, потому что преподавательница никогда особо не просматривает их, загруженная другими классами, кучей лишней бумажной работы и тестами. Ричи не исключает возможность того, что она просто сквозь пальцы ставит ему высокие — выше, чем он реально заслуживает — баллы. В любом случае, ему не хочется думать об этом сейчас, потому он поднимает голову и рассматривает класс. Кто-то тянется к телефону в карманах модных джинсов от Levis, кто-то открывает учебник на определённо другой теме, а кто-то усердно пишет (Ричи не может рассмотреть его, так как серая рубашка, прикрывающая узкую спину, топорщится в плечах, закрывая обзор). Ричи не задерживает на этом парне взгляда, лишь устало глядит на круглые часы в искусственно золотой оправе. Стрелки двигаются медленно и мучительно, и его разрывает лишняя энергия в смеси с лёгкой апатией, существующий с ним внутри долгие годы. Возможно, это лишь скука. За окном — ещё ласковое, но уже прохладное солнце, лёгкий ветер и листья, падающие с деревьев. Октябрь ещё не холодный, но уже не чувствуется того летнего тепла, как в сентябре, и ещё мороза по утрам на траве, как в ноябре. Ричи тянется в карман за телефоном, желая проверить Снепчат, но неловко замирает, тупо пялясь на надпись рядом. Зеленую надпись. «А я люблю. Особенно анатомию. Хотя мисс Х ведёт дерьмово». И Ричи почему-то хочется рассмеяться. И поверить, что мисс Х — та самая мисс Хэдсен. От волнения почерк выходит чуть корявым, и пальцы немного подрагивают, но это ничто по сравнению с тем, что его соулмейт ответил ему. И почему-то становится очень тепло. «Мисс Хэдсен?» Ричи замирает, в нерешительности прикусывает нижнюю губу и силится честно сосредоточиться на биологии, но ничего не получается. Ему повезло, что Стэнли не выбирал биологию в этом семестре, иначе он бы не отделался от равнодушного взгляда и совсем не равнодушного вопроса по типу банального: «ты в порядке?», который тот точно бы задал. Впрочем, у Ричи не получается думать ни о чем, кроме как о том, что его родственная душа могла бы учиться в его школе. Это бы упростило в несколько раз поиски и общение с ней. Какой шанс того, что этот единственный человек находится в их городе? В их школе? Ричи неплохо разбирается в математике, но даже он понимает, что число слишком мало, что это почти что победа и успех, что это невероятно и… пожалуйста? Просто пусть будет так? Ричи открывает ответы на практичку и ровно на половине замечает новую надпись на руке. Такую же зелёную. Сердце делает кульбит, ладони враз потеют, а дыхание срывается за долю секунду до постыдного сильно, и все убеждения, все предупреждения кажутся детским лепетом и инфантильностью. Тозиер неловко оглядывает весь класс, поглощённый выполнением задания, а после вчитывается в ровный и наклоненный вправо почерк. «Да. Ты, как я понимаю, тоже?» И хватает буквально несколько секунд, чтобы ответить. «Да, детка». Прозвище ложится на руку идеально красиво, звучит в голове чуть хрипло и с лёгкостью, с которым ветер срывает оранжевые листья с высоких деревьев; прозвище царапает душу, царапает сердце; и хочется кричать, но остаётся лишь подавить улыбку на губах и продолжить писать биологию. «Нуклеотиды А, Г, Т и Ц называются комплементарными».

***

Эдди Каспбрэк даже не знает, как так получилось, но новая надпись появляется в час ночи, когда от усталости и недосыпа немного тошнит, а веки становятся невероятно тяжелыми, словно железными. Ему очень хочется спать, но ещё Эдди понимает (или притворяется достаточно правдоподобно) важность хороших оценок, потому тратит около часа на тест по физике, заданный домой. Он ничерта не понимает механику и даже не пытается её понять. Эдди хватило лишь на ядерную физику, которая тесно граничит с любимой химией. Эдди хочет стать врачом, на что его соулмейт отвечает привычным: «детка, а ты точно мой соул?» Общаться так не слишком удобно (даже несмотря на то, что его соулмейт самый комфортный для него человек), да и влажные салфетки уходят быстро, но они уже как неделю переписываются, так и не назвав имён друг другу. Эдди называет его Рир, потому что соулмейт сам этого захотел, но даже не может придумать нормального имени с таким сокращением. А он пытался. На самом деле, Эдди чувствует, что во внимательном взгляде, которым он одаривает каждого в их школе, вспоминая их имена и мысленно пытаясь понять, могли б они использовать это сокращение, кроется предательство в отношении этого парня, пишущего своих послания и явно страдающего от постоянно покрасневших рук. Ведь если он не хочет, чтобы его нашли, значит, Эдди должен уважать это желание, ведь так? Это правильно? Та надпись, появившаяся на биологии — на любимой биологии, — что-то незримо в нём поменяла, окрыляя и заставляя поверить в лучшее. Ведь они наконец-то стали общаться. Рир называл его деткой, при этом даже не спрашивал имени. И было в этом нечто таинственное, интимное, скрытое от других. Эдди, конечно, не сказал никому об этих надписях, и он уверен, что Рир тоже никому не сказал об этом. Потому что это личное, потому что это скрыто в самом сердце, ключи от которого он никому прежде не вручал. И эти мысли о родственной душе слегка отвлекают ото сна, но никак не способствуют решению задач. Он в который раз перечитывает условие задачи, а после переводит взгляд на свою тетрадь — пугающе белую и пустую, как замечает надпись привычным мелким почерком, написанную черной пастой, идущую прямо по линии вен. Эдди улыбается почти заметно: Рир всегда так начинает. «Детка, физика, пятая задача, знаешь?» Эдди улыбается уже шире. Они выяснили, что находятся в одном классе и, возможно, Рир даже пытался выяснить, кто он такой. Ему хочется в это верить. Его не смутило и до сих пор не смущает, что Рир парень, ведь любовь никогда не зависела от пола; любовь — это абстракция, это пожар, сжигающий всё на своём пути, это прохлада пяти кубиков льда в стакане со спрайтом в удушливую жару июля, это самая красивая боль и самая уродливая симпатия. Это преданность. «Да, сейчас напишу решение». Писать решение неудобно, тем более такое объёмное, но Эдди снимает домашнюю серую кофту, чтобы начать от локтя. И в этом определённо кроется нечто прекрасное, нечто тёплое и согревающее. Написав решение, Эдди устало откидывается на стуле и смотрит на дисплей смартфона, отмечая пятнадцать минут второго. В сон клонит чуть меньше, но всё равно чертовски хочется спать. Ему остаётся всего лишь одна задача и он, немного подумав, решает спросить Рира, который успевает обрисовать вторую руку сердечками (кривыми, к слову, из него явно не выйдет художник) и поблагодарить Эдди. «Ты знаешь третью?» Буквально через пять минут Эдди успешно списывает решение в свою тетрадь и, закончив, привычным движением осматривает абсолютно чистую руку, где единственной надписью, будто клеймом, остаётся: «Иди спать, детка». Почему-то хочется ответить как-то слишком нежно и ванильно, ведь Рир проявляет свою заботу, пускай это лишь одна фраза, смысл который полностью никогда не дойдёт до него. Эдди не знает, как выглядит Рир, когда желает кому-то спокойной ночи; не знает, с какой интонацией он бы сказал ему эту фразу, как улыбнулся бы или вскинул брови, или прищурил глаза, или… или. Эдди ничего из этого не знает, а потому лишь отвечает ему: «Нокс». чувствуя себя достаточно глупым для того, чтобы выдать свой фанатизм по одной из самых популярных вселенных. Он пририсовывает черной ручкой сердечко (не такое кривое, вообще-то, он старается!), с улыбкой глядит на зелёную надпись, через которую Рир желает ему доброй ночи и ощущает, как утопает, погружается в толщу Атлантики и не знает, как выбраться. Не знает, зачем (ведь ему нравится). Надпись на руке маячит зелёным... Значит, это что-то для его соулмейта значит.

***

Ричи даже не знает, почему на третий день общения покупает зелёную ручку и заодно футболку этого же цвета. Почему-то зелёный кажется Ричи благородным и невероятно красивым, хотя раньше был лишь обычным цветом, не имеющим под собой никаких ассоциаций. День, когда Тозиер пишет своей родственной душе поздно ночью, становится одним из самых любимых. Мало того, что он получает чёрное сердечко (да-да, ровное, аккуратное, со штриховкой внутри), так он ещё и узнаёт, что детка любит Гарри Поттера. Всю следующую неделю он смотрит фильмы, отмечая, как много он упустил, когда смотрел их в далёком детстве. Кто-то назовет это сказкой, но вот финал далеко не сказочный. Сколько людей погибло ради высшего блага одного светлого волшебника и из-за детских обид другого тёмного волшебника? Абсолютного зла не бывает — Ричи знает это. Ричи так же знает, что война остаётся внутри людей навсегда; война не проходит с подписанием мирных договоров, нет, она клокочет чернильной злостью внутри и порождает ненависть. А за ненавистью следует новая, и битвы страшат каждого неравнодушного, и погибают дети, и погибают взрослые и старики, и умирает всё вокруг, кроме страха. Но страх — это не то, что им овладевает сейчас. И явно не то, что должен чувствовать Рир (даже если ему по-настоящему боязно). К примеру от того, как сильно он полюбил это аккуратное «нокс». Ричи думает, что это было глупостью — соединить первые две буквы имени и последнюю букву фамилии, чтобы получить такое нелепое прозвище, однако оно даже немного нравится ему сейчас. Хотелось общаться с соулмейтом, называть его деткой, обсуждать фильмы и вместе делать домашнее задание, но ещё хотелось сохранить свою свободу и независимость. Ричи честно не искал е г о среди одноклассников, хоть и оглядывался, когда на уроке писал надписи. Но никто не попадался на глаза, потому Ричи с какой-то грустью смотрел на свои руки. В конце концов, Стэнли, обижаясь на своего лучшего друга за то, что тот не обращает на него внимание, безапелляционно заявляет о вечеринке в его доме и обязательном присутствии Ричи. Правда, так он ещё говорит всему классу, а те отзываются дружным кличем и смехом, но это не столь важно. Стэнли — или проще Стэн — всегда любил пятничные вечеринки, потому охотно устраивал их на протяжении всего учебного года. Стэн на самом деле достаточно добр к людям, и он точно не тот, кем кажется на первый взгляд — холодным и равнодушным богачем с золотой карточкой, последним айфоном и пропуском в каждое приличное заведение города, обязательно VIP. Стэн приглашает на вечеринки всех, но далёко не все могут прийти второй раз из-за собственных комплексов и неловкости. Но Ричи посещает каждую, да и там всегда веселье разливается по красным пластиковым стаканчикам, бьют по перепонкам басы, а чьи-то губы покрывают влажными поцелуями его шею (пожалуйста, давай без засосов?). Ричи знает, что это отличная идея, а потому пододвигается к Стэну, коротко проговорив: — Бро, я буду. Парень улыбается, кивнув, а Ричи знает, что наконец-то сможет там отвлечься и расслабиться, зависнув в отдельной комнате с девушкой или парнем. Какая разница? Уже на последних минутах скучного урока биологии Тозиер вспоминает о том, что ровно две недели назад написал своему соулмейту. Кажется, прошло так много и так мало одновременно, и он, возможно, хочет сдвинуть их отношения с того состояния, где они находятся сейчас, а потому, рискуя, он отправляет ему вопрос по их личной связи: «Ты идёшь к Стэну на вечеринку?» и не знает, на какой ответ он рассчитывает больше. Ричи думает, что ответ придёт быстро, но ни на следующем уроке, ни через один он так и не появляется. Внутри растекается разочарование и затаённое волнение, потому что обычно парень отвечает очень быстро, а в этот раз он, видимо, занят. Разум настойчиво твердит, что у него может быть куча дел помимо глупых вопросов такого же глупого соулмейта, но верить в это не хочется совсем. Ричи почти принимает привязанность к своей детке (он не придаёт ей форму и не называет конкретной, но знает, что она существует). Хотя бы тот факт, что он называет его своим, уже значит что-то. Что — остаётся под вопросом, но ведь и он не из тех, кто предпочитает самокопание действиям по наитию. Ричи устало и как-то вымученно оглядывает свою надпись почти каждые десять минут, надеясь на ответ, который не приходит. Отчаявшись, он даже пытается вникнуть в историю, но так и не может сосредоточиться ни на чём, полностью погруженный в свои мысли и переживания. Кто бы мог подумать, что Ричи Тозиер, самый весёлый парень в школе, будет переживать из-за одноклассника, имени которого он даже не знает. Но Ричи хочется получить «да». Это было бы весело. Ричи хочется с ним встретиться, хотя бы посмотреть именно на него — парня со шрамами на коленках, один из которых похож на якорь, пишущего зелёной ручкой и любящего Гарри Поттера. И лишь придя домой, закатывая рукава и мыля руки, он смотрит на ровное «да», ощущая, как мир уходит из-под ног. И Ричи ещё даже не представляет, как весело будет в реальности.