Безликая (The Faceless)

      Мы сели с моей депрессией на подоконник. Она вытащила из ниоткуда бутылку янтарного коньяка и тяжёлый гранённый стакан с бликами тишины на донышке.       - Будешь? - спросила она, покачиваясь переливающейся тёплым светом даже в дождливый день жидкостью.       - Нет, спасибо, я не пью алкоголь, - равнодушно отказала я.       - Почему? Тебе полегчает. Ненадолго, но полегчает. - спросила она и задумчиво перекатила бутылку меж ладоней. Стакан стоял рядом и словно чего-то ждал.       - Не люблю давиться горечью и жёлчью по утру. Хватает собственных слез по ночам. - пожала плечами я. Правда ложилась передо мной ласковым котом, просящим почесать пушистый животик.       - Ну как знаешь, - сказала она и налив коньяка на три пальца, выпила его одним единственным залпом. Лицо её однако не дрогнуло, ни единой гримасы на ровном полотне. Она налила себе ещё и вот теперь стала неторопливо его цедить, наслаждаясь вкусом янтарного напитка.       - Мне бы горячего шоколада, - мечтательно промолвила я. - Большой стаканчик с ореховым сиропом. Можно и с карамельным. Можно и с кокосовым. Даже без ничего тоже можно. Сделаешь?       - Ну, милая, меня зовут депрессией, а не доброй волшебницей. Прогуляйся сама до ближайшей кофейни, может где-то по пути я и отстану. - она лукаво на меня посмотрела и вдруг улыбнулась, если на безликой вообще можно увидеть что-то подобное. От этого по коже прошёл мороз. Я отвернулась и тоже попыталась выдавить улыбку, но она была такой жалкой, что угасла без остатка, так и не успев нормально сформироваться.       - Пойду и посмотрю на кухню, нет ли там пакетика с растворимым горячим шоколадом, - пробормотала я, скорее для себя, нежели чем для неё.       - Иди-иди, - ласково сказали мне в ответ. - Я посижу тут и подожду тебя. Ты же знаешь, что я умею ждать?       - Я знаю, - сказала я и пошла на кухню, по пути накидывая на себя домашнюю толстовку. Меня знобило и колотило. Она опять пришла и теперь сидит там, чувствуя себя хозяйкой. Так всегда бывает. Я знала, но не желала верить каждый раз в её приход, пока не спасалась от неё бегством. Каждый раз, как в первый. Вроде бы давно знакомый алгоритм, но с новыми нотками. В этот раз коньяк. В прошлый - белое вино. В прошлый раз - бутылка синеватого ликёра. Есть ли связь с этими алкогольными напитками и моими приступами? Я тихонечко прокралась обратно в коридор и взглянула на окно. Там никого не было, но стакан с янтарной жидкостью золотил подоконник, противореча унылому и дождливому настроению природы. "Ушла?", - подумала я. "Так быстро? Нет, наверное, отлучилась куда-то. Ведь я не одна такая в мире, стране и городе. Может быть даже в этом доме".       За спиной послышалось движение. Я почувствовала, как обмирает сердце в груди и резко, не давая себе даже ни малейшего шанса на преждевременный испуг, обернулась. Безликое лицо изучало меня вплотную.       - Оу. Извини. Ты так кралась, осторожно, как ночная мышка. Мне стало любопытно. - сказала она. Яд чувствовался в каждом её слове.       - Ничего, - промямлила я, невольно отстраняясь от неё. Слишком близко. И когда только успела.       - Ты уже сделала себе попить, ммм? - вопросила она, вновь взбираясь на подоконник. Стакан был снова пуст.       - Нет. Ничего нет. Я поставила воду кипятиться. Попью горячего чая. - ответила я, застывая на пороге неловкой статуей. Ближе подходить не хотелось. Теперь уже нет.       - Тогда пойдём на кухню? Разговоры по душам всегда должны проходить на кухне. Там атмосфера для пряничных и пироговых посиделок и откровенных душеизлияний.       На кухне её взгляд скользил растерянно. Мимо шумного закипающего чайника. Мимо плотно закрытого окна двенадцатого этажа. Мимо тупых кухонных ножей в специальной подставке. Мимо меня самой.       - Миленько. - сказала она. - Даже почти в меру. А что, ножи наточить времени нет?       - Я не умею, - ответила я, теряя нить разговора. Больше того, говорить вообще не хотелось. Каждое слово застревало в горле и его хотелось выблевать, только бы она от меня отстала. Очередной приступ уничижения. Как знакомо.       - Да, точно. Ты же не умеешь. - также рассеянно проговорила она, не выпуская из руки стакан с плескающимся алкоголем. Мы замолчали. Чайник щёлкнул кнопкой и перестал шуметь. В наметившей тишине билось мое сердце и даже вечно шумевшие соседи сверху тоже умолкли. Она стала неподвижна, я отвела взгляд, вспарывая им старый поцарапанный стол. Спустя мгновение я услышала шорох. По поверхности стола ко мне шли пальцы. Глумясь и кривляясь, они шли к моей руке, остро постукивая ноготками на каждом движении.       - Наша подопечная снова грустит. - пропела она. - Плохая девочка, снова меня огорчаешь. Когда тебе плохо, то мне хорошо. Ты не подумай, я не жалуюсь, но в последнее время слишком много дармовой еды. Когда много жрешь, то теряешь вкус и это меня печалит, как гурмана. Ты тоже потеряешь свой вкус, если много времени будешь проводить со мной. Жалко.       Она схватила меня за руку. Ощущение было странное. Словно высохшая рука мумии, обмотанная бинтами и заскорузлыми тряпками. От этого кожа на тыльной стороне ладони зачесалась и скукожилась от сухости. "Надо купить крем для рук", - вспомнила я.       - Не грусти. Не молчи. Радуйся жизни, ну что ты? - заворковала она, наглаживая меня по руке. Звук был такой, как будто скребли картоном по картону. - Ты молода и все у тебя получится. Если постараешься, разумеется. Но ты же сможешь? Стать первой. Стать лучшей. Больше. Выше. Может даже, сильнее. Ты же будешь отчаянно пытаться? Изо всех сил, милая, изо всех своих жалких силёнок. Я верю - ты сможешь. И что не сможешь - тоже верю. В конце концов, ведь не зря мы с тобой тут сидим.       Я заскулила, почти рыдая, пытаясь вырвать руку из-под сухих касаний. Закрыть уши и не слышать её. Уткнуться в колени и внушить себе, что все хорошо. Что все будет хорошо, и я не зря живу, не зря дышу каждый день. Но она мне этого не дала. Притянула себе за руку, как паук свою жертву плотной ниткой и прошептала-прожужжала мне на ухо: "Не получится. Ничего у тебя не получится. Есть только один выход в разных воплощениях, и ты сама всё прекрасно знаешь".       Я таки вырвалась и забилась в угол между леном и стеной. Она вновь застыла. По щекам катились горячие горькие слезы, я всхлипывала и плакала, утирая их грязным рукавом домашней одежды. Она смотрела и наслаждалась. Всё по-прежнему. Как же знакомо.       Она допила остатки коньяка в стакане, изобразила что-то вроде поправления помады после напитка. Непонятно только зачем, все равно ни лица, ни губ. Оставила мне полупустую бутылку янтарного алкоголя и стакан из которого пила. На прощание посоветовала наточить ножи, сказала, что скоро пригодятся. И ушла. Вышла в зал и после только тишина.       Я осталась плакать, но долго не смогла, слёз уже не было. Просто закрыла распухшие глаза и стала утешать себя сама, как бывало уже неоднократно. Затем открыла их.       На столе было пусто. Чайник был холодный и абсолютно молчаливый. Окно закрыто, дверь тоже. Я удивленно поднялась с пола, смахнула застывшие слезинки с ресниц и выглянула в зал. В квартире никого не было. В большое окно с самым большим подоконником осенние деревья махали мне листьями с блеклыми прожилками, еле слышно шелестел дождь по ещё зеленой, но стремительно увядающей траве. Внезапно мне стало спокойно на душе, и глядя на блестящие от дождя асфальтовые дорожки, смотря на бегущих под зонтами людей, я решила, что стоит сходить в ближайшую кофейню и выпить горячего шоколада, быть может, даже с любимым пирожным. Перед выходом зашла в кухню и остановилась перед кухонным шкафом. Из подставки вытянула самый большой нож, взвесила его в руке, прикидывая тяжесть лезвия, ощущая удобство рукояти. Провела по блестящей кромке острия, проверяя его тупость. И с силой загнала нож обратно, вернула его на место.       "Нет, не пригодятся", - с усмешкой подумала я и вышла из квартиры. Зонт раскрылся надо мной большой и чёрной многокрылой летучей мышью и защитил меня от лениво капающего дождя. Я быстро и энергично зашагала вверх по улице, слыша, как она отстаёт по дороге, длинные и медленные её шаги не поспевали за мной. Вскоре я слышала только шум дождя и гул машин, вполне привычное городское звучание. И в отражениях больше не было безликой тени. Вместо неё было моё лицо, где всё было на месте и только помада слегка размазалась, а во рту ощущался горький привкус алкоголя.