Ты мне нужен Новогодняя сказка
Wherever you go Whatever you do I will be right here waiting for you Whatever it takes Or how my heart breaks I will be right here waiting for you Richard Marx "Right Here Waiting"
С улицы доносились песни, смех, крики, музыка и иногда - частый стрекот фейерверков, взрывавшихся и распадавшихся в темном небе на множество разноцветных лучиков и огоньков. Молодежь гуляла. Молодежь праздновала. Король Аварона плеснул в бокал немного шампанского из наполовину опустевшей бутылки, взял его двумя пальцами за тонкую ножку и, откинувшись на спинку кресла, взглянул на окно. Слишком далеко оно находилось от его рабочего стола: рассмотреть, что творилось сейчас снаружи он не мог... да и не хотел. Он и так прекрасно помнил, как проходят подобные праздники, когда после официального новогоднего приема, заканчивавшегося по традиции в час ночи, "золотая молодежь" высыпала на площадь перед дворцом. Он помнил, потому что и сам часто в прошлом бывал среди них, и не далек тот день, когда и его старшему сыну позволено будет присоединиться к этим "гуляньям". Король невольно улыбнулся, вспомнив о сыне. Сегодня на приеме, отчитывая его за очередную проделку, он никак не мог решить, чего ему хотелось больше: отругать сорванца или ласково потрепать его по волосам и сказать: "Я горжусь тобой, сын". Началось всё - естественно, как и всегда в таких случаях - с его лучшего друга, проклятья всех нянек и воспитателей, неугомонного Линса. Быстро оборвав все конфеты с нижних веток празднично украшенной елки, он подговорил более серьезного Кристиана забраться повыше. Неизвестно, куда смотрели няньки, но выходку Кристиана они проморгали. Маленький принц вытащил большую бутафорскую коробку-с-подарком из-под елки и бесстрашно встал на нее, пытаясь дотянуться до верхних веток и конфет на них, пока Линс вовсю его подбадривал, восторженно скача вокруг него и хлопая в ладоши. Естественно, пустая коробка не выдержала и развалилась на части. Кристиан, не особо соображая от испуга, схватился за еловые ветки и несколько мгновений провисел так, рискуя опрокинуть на себя всё дерево. К счастью, этого не произошло. Линс вскрикнул, даже громче звучащей в Бальном зале музыки, Кристиан разжал пальцы и свалился на пол, и только после этого к ним кинулись няньки, засуетились, закудахтали. Так как случилось это перед всеми гостями, королю все же пришлось прочитать сыну лекцию о том, как должен себя вести наследный принц. Хотя вид Кристиана - расцарапанного в кровь еловыми иголками, но от этого не менее отважно закрывавшего своей спиной Линса, по обыкновению строящего из себя невинного ангелочка, от гнева взрослых - вызывал желание гордо улыбнуться. У него растет замечательный сын, готовый быть ответственным за свои поступки и защищать своих друзей. Вдруг, вспугивая мысли, висков коснулись теплые пальцы. - Ты же обещал, что не задержишься надолго, дорогой. Король мельком взглянул на часы: - Почему ты еще не спишь? Тебе уже пора отдыхать. Ладони жены переместились на его плечи, он взял одну из них и легко коснулся ее губами. - Не беспокойся, я хорошо себя чувствую. И хочу побыть со своим мужем. - Иди в спальню. Я скоро буду. Он поднялся на ноги, повернулся и коротко в губы поцеловал свою прекрасную беременную - снова беременную, в четвертый раз уже - жену. Она улыбнулась, нежно провела ладонью по его щеке и, на мгновение заглянув в глаза, вышла из кабинета. Дверь за ней закрылась не плотно, но король не обратил на это внимания. Какое-то время он просто смотрел на бокал в своих руках, потом подошел к окну, уже не так часто озаряемому разноцветными вспышками фейерверков, и встал возле него, плечом прислонившись к стене. Где-то там... где-то там, за пределами дворца и окружавших его предместий, где-то там, за реками, полями, лесами, дорогами, где-то там, за ярдами, милями, лигами расстояния, где-то там, за днями, месяцами, годами невысказанных упреков и обид, где-то там, за чертой решения, принятого не им пять лет назад... где-то там... Он лишь надеялся, что где-то там его еще хотя бы вспоминали. - С новым годом, Диан. С новым счастьем, - край бокала коснулся оконного стекла, и король еще долго смотрел на редкие пузырьки в почти выдохнувшемся шампанском. - Будь счастлив. Хотя бы один из нас должен быть счастлив. Иначе всё это было ни для чего... И внезапно накрыла такая волна из мощнейшей смеси ярости, обиды, отчаянья, что он развернулся и со всей силы швырнул бокал в стену. ...послышался звон бьющегося хрусталя, королева, тихонько стоявшая под дверью кабинета, вздрогнула и закрыла лицо ладонями... ~*~*~***~*~*~ спустя три года Стоя у своего рабочего стола, король Аварона разбирал корреспонденцию. Левой рукой перекладывая письма из одной стопки в другую, правой он поднес к губам бокал с водой. И в следующее мгновение стекло, выскользнув из дрогнувших пальцев, со звоном разбилось об пол. Но король этого не заметил, всё его внимание уже приковано было к простому белому конверту. Даже не к конверту - к традиционной сургучевой печати с фамильным гербом. Сколько, сколько он уже не видел этот оттиск? И сколько надеялся, мечтал... Сердце предательски трепыхнулось и застучало быстрее, но руки, подхватившие письмо и сорвавшие сургуч, оставались твердыми... ровно до того мгновения, пока глаза не наткнулись на первые два слова. Выведенные тем самым изящным почерком, нисколь не изменившимся за это время, два страшных слова. Ваше Величество ...и дальше читать не имело смысла. Напряжение, в тугой узел скрутившее внутренности, резко схлынуло, сменяясь чудовищной усталостью. Король подошел к кушетке, тяжело сел, откинув голову на спинку, и накрыл глаза ладонью: "Глупец. Наивный дурак". Как мальчишка, честное слово. Как будто не ожидал. Как будто не знал. Знал. Знал же ведь всё. Всё. И про свадьбу восемь лет назад. И про рождение сына. Даром что не видел все эти годы, но не следить не мог. И теперь вот его сыну семь лет, он должен пойти в школу. Конечно же, самую лучшую - Королевскую Школу. А решение о зачислении в Королевскую Школу принимает только Его Величество Король. Для чего Его Величеству Королю родители юного аристократа обязаны послать установленной формы прошение. Знал. Всё знал. И все равно рядом со столом - битые осколки. *** Не изменился. Почти совсем не изменился. Та же прямая спина, расправленные плечи, чуть приподнятый подбородок, плотно сомкнутые тонкие губы. Угольно-черные волосы, забранные в свободный хвост такой же черной лентой с привычно-широкими концами. Изящные узкие ладони с аристократически длинными пальцами поверх хрупких плечей ребенка. И взгляд. Упрямо направленный в другую сторону взгляд. Вот уже десять минут король игнорировал жену, деликатно одергивающую его за рукав: он и без нее знал, что ведет себя недопустимо. Никому не позволено так прилюдно оценивать, прощупывать, раздевать обжигающим взглядом члена младшей аристократии - виконта, главу рода, примерного мужа и заботливого отца, пришедшего проводить сына в школу, в первый класс. Никому. А если видишь впервые за восемь лет?.. Восемь проклятых лет тишины и молчания, восемь проклятых лет мучительного, навязчивого, в лихорадочных снах преследующего "найди-вызови-прикажи". В конце концов, король ты, Адриан Саворский, или жалкая на него пародия?! Он твой подданный. Он в полной твоей власти. Одно твое слово. Один твой жест. И он обязан будет подчиниться. Потому что наказание за непослушание... "Одно мое слово. Один мой жест. Ты знаешь, что такое гнев монарха? Знаешь, как это может сказаться на тебе, твоей жене, твоем ребенке?" И Адриан видел - в побледневших от напряжения губах, в отчаянно цепляющихся за ребенка пальцах, в чересчур прямой неподвижной спине, в чуть сведенных у переносицы тонких бровях - видел, видел, видел, черт возьми, что он это тоже прекрасно знал. "Вызови-прикажи-заставь"! "Не посмеет, не ослушается, подчинится"! Возненавидит... и если не он тебя, так ты себя сам. - Ваше величество, - вежливо позвал Директор, закончив приветственную речь, - вы скажите пару слов нашим ученикам? - Конечно, маркиз, - своим обычным тоном - нет, нет, голос его не выдаст, никогда его не выдаст - отозвался Адриан. - Это традиция, - и уверенно шагнул вперед. Взгляды всех учеников и их родителей тут же обратились к нему. Всех. Почти. Он по-прежнему не смотрит. ~*~*~***~*~*~ спустя еще четыре года - Что... - вот уж чего Адриан Саворский не ожидал увидеть в этой части Королевского парка, так это сидящего на траве одинокого мальчишку. При звуке голоса ребенок поднял голову, и королю потребовалось всё его самообладание, чтобы сдержать эмоции, потому что... он узнал это лицо. - Что ты здесь делаешь, мальчик? Тот, увидев, кто к нему обратился, вскочил на ноги и, мгновение поколебавшись, воспитанно поклонился. - Добрый день, ваше величество. - Итак? - подтолкнул король. И вдруг мальчик, который только что так уверенно, заученно-почтительно приветствовал его, бросил притворство и всхлипнул: - Я... я заблудился. - Неудивительно, - почти неслышно хмыкнул Адриан. Ему ли не знать, насколько легко можно потеряться в этой части его владений. Это место и парком-то назвать сложно: определение "древний мрачный лес" подошло бы куда как лучше. Но никогда не был и никогда не будет сюда допущен ни один садовник. Нет, здесь всё должно оставаться таким, как сейчас, чтобы обходили стороной этот уголок, чтобы сунуться боялись за высокий решетчатый забор. Ведь должно же быть что-то, что... только для себя. - А забор ты не заметил? Не просто же так он там стоит. Мальчик втянул голову в плечи и боязливо оглянулся, но, видно, король пугал его гораздо меньше, чем вековые деревья, натужно кряхтящие под порывами ветра, и резкие вскрики отнюдь не сладкоголосых лесных птиц. - Змей. - Что? - от удивления Адриан даже бровь приподнял. - Воздушный змей. Веревка порвалась, он сюда улетел. Я-я достать хотел, через забор перелез, а потом... я за-заблудился. И не нашел. А хо-хороший такой змей был, - судорожный вздох, - жалко. Говоря это, мальчишка смотрел на него огромными серыми глазами со слипшимися от недавно пролитых слез ресницами (слез, в которых он наверняка никогда не признается, потому что "настоящие мужчины не плачут", и это знает любой пацан), а Адриан вспоминал, что совсем еще недавно думал об этом ребенке. Ребенке его и той шлю... женщины, ставшей его женой. Но сейчас... сейчас те мысли вспоминались с непривычным, неловким чувством стыда: ребенок же не виноват. Не виноват ни в чем. Не должен этот мальчик отвечать за поступки взрослых. - Как тебя зовут? Мальчишка чуть приободрился, выпрямил спину, смахнул челку с глаз: - Дамиан, ваше величество. Король кивнул и слегка улыбнулся, протягивая раскрытую ладонь: - Ну что ж, Дамиан, пойдем. - Куда? - Искать твоего змея, куда же еще. Мальчик моргнул от неожиданности, и вдруг схватил его за руку, заулыбался радостно, задорно, чуть ли не подпрыгивая на месте: - Спасибо! Вдвоем мы его точно-точно найдем! Серые глаза блестели уже не от слез, а от неподдельного детского восторга. В груди нестерпимо защемило, и Адриан знал, что это такое. Так бывало, когда много лет назад, лежа в колыбели, Кристиан улыбался ему беззубой улыбкой и хватал за пальцы цепкими ручками, делал первые шаги или неразборчиво лопотал первые слова... Но с Кристианом-то все понятно, а разве к чужому ребенку можно испытывать отеческие чувства?.. - А мой папа говорит, что если... Адриан с силой закусил губу: а почему, собственно, к "чужому"?.. *** "Дамиан сломал руку". Адриан бросил все дела и, почти срываясь на бег, поспешил в Больничное крыло, чем изрядно напугал своего секретаря. Еще бы, так бурно он не реагировал на травмы даже собственных сыновей. Но этот случай в корне отличался ото всех остальных. Несомненно, за здоровье мальчика, к которому очень привязался после тех памятных поисков воздушного змея, он переживал, но не особенно: мальчишки - мальчишки и есть, и сломанная рука еще не самое страшное, что могло произойти. Так что подгоняло Адриана сейчас вовсе не это. Два последних месяца общения с Дамианом подвели его к черте, которой он так опасался. Целых два месяца "мой папа то", "мой папа это", "мой папа сказал", "мой папа сделал"... Два месяца. Два. Чертовых. Месяца. Отказаться от общения с ребенком он уже не мог, просто не мог, но, выдавливая из себя улыбки и тщательно подбирая слова, он чувствовал, что с каждым новым "мой папа" всё ближе тот день, когда рухнет к чертям собачьим всё его хваленое самообладание, и тогда он точно выкинет что-нибудь глупое, отчаянное, безвозвратное... И вот, похоже, этот день настал. Быстро навестив ребенка, поговорив с врачами, удостоверившись, что все в порядке, что осложнений нет, Адриан нашел рядом с его пустующую палату и скрылся в ней. Оставил чуть приоткрытой дверь и замер, весь превратившись в слух. Время перестало иметь значение. Какие-то люди ходили туда-сюда по коридору, говорили, окликали друг друга, смеялись; хлопали двери, звучали телефонные звонки, пищали медицинские приборы, шумели кондиционеры, звякали стеклянные колбы и баночки от лекарств, дребезжали тележки... И вот наконец. - ...доктор, даже не знаю... - Ваша светлость, с вашим сыном всё будет хорошо, я вас уверяю. Спокойно возвращайтесь домой. - Но... - Ваша светлость. Адриан осторожно выглянул в коридор. Виконт вздохнул, сдаваясь, они с доктором коротко попрощались, и каждый направился в свою сторону. Адриан приготовился. Виконт, погруженный в свои мысли, неспешно шел по коридору к лифтам, и вдруг сзади за пояс его обхватила сильная рука. Сообразил, что происходит, он только уже в пустой полутемной каморке, прижатый мужским телом спиной к стене и задыхающийся от яростных поцелуев-укусов. Сообразить-то - сообразил, но что он мог теперь сделать? Уперся ладонями в грудь, заранее зная, что оттолкнуть все равно не сможет, и попытался увернуться. Тогда чужая рука сорвала ленту с волос и, пропустив несколько прядей сквозь пальцы, твердо взяла его за затылок, вообще лишая возможности двигать головой. И снова губы накрыл жадный рот, горячий влажный язык попытался проникнуть внутрь... - Нет. Стой. Остановись! - удалось все-таки рывком немного отстраниться. - Почему, Диан? Почему, бля, я должен останавливаться?! Губы бывшего любовника были уже на его шее, пальцы лихорадочно срывали шейный платок. Диан с силой закрыл глаза: - Я не хочу. Но в ответ лишь сильнее прижались к бедрам, раздался хриплый смех: - Лжешь. Не смей мне лгать, слышишь. Не смей. А-ах да, Диан знал, что предательское тело, изголодавшееся по этим губам, этим рукам, жадным-сильным-уверенным прикосновениям, запаху, вкусу, чувству, его уже выдало, но что, что ему оставалось? - Ничего не изменилось. Ничего не изменилось. Ничего. Остановитесь, ваше величество! И Адриан действительно остановился. Застыл на мгновение, словно превратившись в камень, выпрямился и твердо - до боли - взял его пальцами за подбородок, заставляя смотреть в глаза. - Еще одно, - угрожающий, злой полушепот, - еще одно это ебаное "ваше величество", и я прикажу тебя цепями приковать к моей кровати. До конца жизни будешь моей постельной игрушкой. Диан, как мог, усмехнулся, почувствовав знакомую почву под ногами, успокоившись наконец-то, взяв себя в руки. - Я не боюсь вас, - уверенно глаза-в-глаза, - ваше величество. Секунду король держался и вдруг откинул голову назад, громко, горько рассмеялся: - Ох, бля!! Ну конечно, конечно, ты меня не боишься! С этого же, бля, всё и началось!! Действительно, именно с этого всё и началось. "Я не боюсь вас, ваше высочество", - твердо сказал когда-то худенький, скромно одетый паренек в лицо нагло ухмыляющемуся наследному принцу. "Я не боюсь вас". Смех внезапно иссяк, и силы, казалось, тоже покинули короля. Он прижался к бывшему любовнику еще теснее и начал покрывать его губы, щеки, веки, лоб легчайшими нежными поцелуями, оглаживать ладонями его спину, плечи, руки: - Не могу, слышишь. Не могу. Забыть тебя не могу. Смириться не могу. Просыпаться без тебя больше не могу. Напиваться почти каждую ночь, чтоб сны не снились, не могу. Жить так больше не могу, понимаешь. Скажи. Скажи, что всё было обманом. Скажи, что я никогда не был тебе нужен. Скажи, что со мной никогда не был счастлив, а счастлив только теперь, с женой, ребенком. Скажи, что меня на самом деле презирал, жалел, ненавидел. Хоть что-нибудь скажи! - Адриан прекратил его целовать, взял за плечи, лихорадочно-горящим взглядом всматриваясь в глаза. - Скажи. Скажи, что я тебе не нужен. Сейчас не нужен, и тогда не нужен был. Да, я буду зол. Ох, бля, как я буду зол, как разъярен я буду! Но с этим я смогу жить, понимаешь. Понимаешь меня?! Скажи мне это. Скажи мне это. Скажи мне это! Блядь, скажи мне это!! Диан виновато опустил взгляд: - Не могу. Ты просил тебе не лгать. И вздрогнул, когда кулак со всей дури врезался в стену в паре дюймов от его головы. *** Король поднес горлышко к губам и, запрокинув голову, сделал пару больших глотков. Потом снова откинулся на спинку кресла и расслабленно вытянул ноги, даже и не заметив, как опустевшая бутылка выскользнула из пальцев и, чудом не разбившись, откатилась в сторону. Его кабинет давно уже, вопреки всем всемирным законам, раскачивался в странном ритме не слышной ему мелодии; комок, вставший поперек горла, никак не желал исчезать, голова гудела; ему было муторно, тошно, противно, каждую секунду казалось, что сейчас он сблеванет, и привычно хотелось сдохнуть. И всё вместе это было хо-ро-шо. Король глупо пьяно захихикал. Ну, по крайней мере, лучше, чем обычно. Вдруг дверь кабинета открылась. Адриан поднял голову и, прищурившись, посмотрел на размытую человеческую фигуру, бесстрашно посмевшую потревожить своего короля в такой... хмм... интимный момент. Адриан снова хохотнул и потянулся к столу. Правая рука плохо действовала, он ее даже не обработал, не перевязал после того, как сильно расшиб о стену, и наверняка адски сейчас болела бы, если бы не количество уже выпитого алкоголя. Но кое-что зацепить непослушными пальцами все же удалось, и это кое-что (папье-маше, вроде бы) полетело в незваного гостя. - Глюки, брысь! - снова пьяно засмеялся король. Фигура легко увернулась и укоризненно покачала головой. Однако, исчезать и не думала. Наоборот даже, спокойно подошла ближе и опустилась на колени рядом с креслом, аккуратно взяла в свои руки поврежденную ладонь. Адриан прикрыл глаза и не сдержал короткий довольный стон: такими безумно-приятными были нежные прикосновения прохладных пальцев к разгоряченной коже. Пару блаженных минут в темном кабинете висела тишина, а потом... - Двенадцать лет, Адриан. Двенадцать лет ты прекрасно обходился без меня. Ведь всё же было хорошо... Внутри что-то щелкнуло. Отчетливо так в абсолютно пьяно-пустой голове: щелк! "Двенадцать лет я прекрасно обходился без тебя? Значит, вот ты как думаешь". Король с силой выдернул свою ладонь из чужих пальцев, нетвердо встал на ноги и посмотрел вниз, на того, кого искренне считал самым близким человеком в этом проклятом всеми богами мире. - Как. Ты здесь. Оказался? Диан тоже поднялся, повернувшись к нему лицом, но взгляд от пола так и не поднял. - Как, к ебаной матери, ты здесь оказался?! - терпением король не отличался никогда, сейчас особенно, вцепился в опущенные плечи, встряхнул сильно, отчаянно: - Как?! Ответа не последовало. А Адриан всё ждал, тяжело дыша, чувствуя, как проясняется сознание и невольно сильнее сжимаются пальцы, подтягивая такое покорное сейчас тело ближе, ближе, еще чуть-чуть ближе... - Это она, да? - вдруг в просветлевшей голове мелькнула догадка. - Моя женушка, да?! Моя распрекрасная жена подсуетилась, да, я спрашиваю?! Диан по-прежнему молчал, но, услышав эти слова, закрыл глаза, прикусил губу - значит, в точку. Адриан рассмеялся коротко, громко, жутко, и изо всех сил притиснул его к себе, горячо зашептал ему в ухо: - Что, страшно ей, да? Боится за меня? Боится, что с собой что-нибудь сделаю? Да? Да, я тебя спрашиваю?! Но на сей раз, даже если бы Диан и захотел что-то ответить, то попросту не смог бы этого сделать. Король напрочь лишил его возможности говорить, да и дышать тоже, впившись грубым, голодным поцелуем в губы, пальцами заставив открыть рот, и языком уже не лаская - подавляя, подчиняя, сметая последние крохи сопротивления... А в следующий миг - Диан оказался в кресле. Но не в порыве страсти оттолкнул его туда любовник. - Убирайся, - сверля его взглядом, твердым и абсолютно трезвым голосом приказал Адриан. - Убирайся из моего кабинета. Убирайся из моего дома. Убирайся из моей жизни. И никогда больше в ней не появляйся. Мне не нужна ваша жалость: ни твоя, ни моей жены. - Адриан... - Не бойся. Не бойся, и ей можешь передать: ничего я с собой не сделаю. Не откажусь я от этой жизни. Слишком дорогую цену я за нее заплатил, чтобы теперь так просто всё бросить. Из-за нее я... тебя потерял. - Адриан, пожалуйста... Адриан схватил со стола полную, еще не распечатанную бутылку, развернулся и с яростным вскриком швырнул ее в дальнюю стену. - Убирайся, я сказал!! Вон!! ВОН!! - и вдруг срывающимся, хриплым шепотом: - Богом прошу, уходи. Уходи по-хорошему, пока еще я могу тебя отпустить. Диан помедлил пару секунд, потом поднялся на ноги и, больше ни слова не говоря, пошел к выходу. Адриан дождался, когда дверь за ним закроется, тяжело опустился в свое кресло, поставил локти на стол и уткнулся лбом в ладони. - Вернись. Пожалуйста, вернись. ~*~*~***~*~*~ спустя еще три года С улицы доносились песни, смех, крики, музыка и иногда - частый стрекот фейерверков, взрывавшихся и распадавшихся в темном небе на множество разноцветных лучиков и огоньков. Молодежь гуляла. Молодежь праздновала. Адриан взял в левую руку бокал шампанского и, откинувшись на спинку кресла, взглянул на окно. Там, среди "золотой молодежи", сегодня находился его сын. Впервые. Впервые официально то есть. Король усмехнулся: конечно же, он знал, что это был не первый раз, когда Кристиан выходил из дворца в новогоднюю ночь после окончания приема. С таким-то лучшим другом - с этим маленьким чертенком Линсом - чего-то другого ожидать было сложно... И всё же. Всё же это не просто традиция, не просто формальность, это знак любому королю: "Твой наследник вырос. Больше он в тебе не нуждается". И Адриан это прекрасно знал. "Кристиан теперь самостоятельный совершеннолетний молодой человек. Я выполнил свой долг, воспитал достойного наследника престола". И что дальше?.. А вот с "дальше" всё очень сложно. Обычно в таких случаях начинают "жить для себя"... Мысли о его "для себя" были табу вот уже три года. Да, конечно, у него есть еще младшие дети, четверо родных и один не родной, и он их всех любит, но не принято в королевских семьях монарху "нянчиться" не с наследником. А еще есть то, ради чего и должен жить любой король: его страна, его народ, которому нужен мудрый, справедливый правитель... Вдруг, вспугивая мысли, висков коснулись прохладные пальцы. Адриан досадливо поморщился, но вдруг понял, что что-то не так... У его жены руки всегда теплые. Он закрыл глаза, но от осторожных прикосновений увернуться не попытался. - Почему ты здесь? - Пришел к тебе. - Зачем? - Чтобы остаться. Адриан сглотнул и с мстительным, почти-мазохистским удовольствием вернул фразу, воспоминания о которой все последние три года заставляли кончики пальцев покалывать от ярости. - Пятнадцать лет ты прекрасно обходился без меня. Диан ответил не сразу, сначала наклонился низко, к самому его уху, и Адриан невольно вдохнул поглубже до боли знакомый запах его одеколона. - Да, пятнадцать лет без тебя. И больше не хочу ни мгновения, - сухие теплые губы легко коснулись щеки: спросив, попросив, предложив. И так легко сейчас вспомнить обо всех обидах, о гордости. О Королевской, мать ее, Гордости. Оттолкнуть, рассмеяться: "Сам приполз, да? А я знал, что так и будет. Знал. Но знаешь что, дорогой? Нет, проваливай-ка туда, откуда взялся. Видишь же, выжил без тебя, и дальше "прекрасно обойдусь". И сложнее, намного - ох, Господи, намного, намного - сложнее довериться, попытаться понять... ...вслепую обхватить его руками, перевернуть, уронить мягко спиной на свои колени и, глядя в глаза, выдохнуть едва слышное, трудное, почти невозможное... - Спасибо. А объяснить уже короткими, поспешными, неуклюжими поцелуями. "Спасибо за эти пятнадцать лет". "Спасибо, что никогда не ставил перед выбором: семья или ты". "Спасибо, что понял". "Спасибо, что заставил выполнить долг". "Спасибо, что не позволил наделать ошибок". И самое главное: "Спасибо, что принял решение за нас обоих". Потому что - и сейчас Адриан уже мог себе признаться в этом честно - у него самого никогда не хватило бы на это духа. На последнем, пришедшимся в кончик носа, "чмоке" Диан тихонько рассмеялся и, обняв Адриана за шею, притянул к себе уже для должного, первого за очень долгое время обоюдного поцелуя: "Спасибо, что вернулся" - "Спасибо, что понял". ...пятнадцать лет. Пятнадцать лет - слишком долгий перерыв для неторопливых, ленивых ласк. Нет, сейчас всё быстро, жадно, одуряюще, опьяняюще-стремительно. И стол, оказывается, ничуть не хуже роскошной королевской кровати, смахнуть лишь надо все эти чертовы ненужные бумаги на пол. И слюна вполне заменяет смазку: да, больно поначалу, но терпимо, если верить, конечно, сердитым, требовательным шипениям "двигайся" на каждую попытку Адриана остановиться и дать время заново к себе привыкнуть. И синяки от пальцев на бедрах наверняка сойдут быстро. И засосы, в крайнем случае, можно прикрыть шейным платком. И, странно, всегда думал, что ножки стола привинчены к полу. И внезапное, острое желание прихватить зубами гладкую, вспотевшую кожу вовсе не значит, что стал вампиром, просто не хочешь криком перебудить полдворца. И-и... и сперма с ковра наверняка легко счищается... И... и... и надо найти какое-нибудь одеяло для этого взъерошенного, довольно улыбающегося чуда, замерзнет же скоро совсем... Адриан сел на кушетку позади надежно закутанного в какой-то старый плед Диана и сильно прижал его к себе. Будь его воля - не отпустил бы больше никогда. Все еще слышны были фейерверки и музыка с улицы. Из окна видна была праздничная елка на площади, вернее - самый ее верх с красивым белым ангелочком. Адриану это почему-то напомнило детство. Он улыбнулся: - Новогодняя ночь еще не закончилась, можем загадать желание. - Да? Мм... тогда я хочу, - Диан задумался на мгновение, - хочу сказку. - Что? - Хочу нашу собственную сказку с "долго и счастливо". Адриан невольно сильнее сжал руки. Да, он тоже хотел бы их "долго и счастливо". Господи, ничего сейчас он так не хотел. Но... долго? Наверно, это только в этих дурацких, выдуманных сказках короли живут "долго". Его дед погиб в тридцать пять, отец - в сорок три. Адриану уже почти сорок... Наверно, почувствовав смену настроения, Диан чуть отстранился, развернулся в его объятии. - Адриан. Посмотри на меня. У нас будет наше "долго и счастливо". Король встретился с ним взглядом - и увидел в нем ту же непоколебимую уверенность, тот же вызов: "Я не боюсь вас, ваше высочество". - Обещаешь? - внезапно севшим голосом спросил он. Диан улыбнулся, наклонился к нему и мягко поцеловал: - Клянусь. ...вздрагивая от беззвучных рыданий, королева медленно сползла по стенке на пол. Упавшая к ее ногам "звезда севера" продолжала мерцать безжалостным серебряным цветом... Конец декабрь 2009г.