***
Они сидели в душном, провонявшем потом классе, настроиться на усвоение материала в котором было физически невозможно (даже наличие нескольких открытых окон мало что меняло). Эдди сжимал ярко-рыжий маркер, рассчитывая вычленить из конспекта самое главное, но подрагивающие пальцы свела неожиданная судорога, и маркер с глухим стуком приземлился на парту, разрезая тяжелую тишину. Ричи схватил его на пути к краю стола. Он опустил маркер между тетрадными страницами и смерил Эдди обеспокоенным взглядом. Кажется, его совсем не волновало, что сейчас на их парту раздраженно озиралась бОльшая часть класса, наравне с учителем. — Мистер Тозиер, мистер Каспбрак, какие-то проблемы? — недобро прищурив свои густо накрашенные глаза, спросила молоденькая мисс Керабрайт. Эдди ощутил, как на лбу выступают испарины ужаса. Она, как и почти все в Дерри, была приверженкой законов церкви и традиционных, семейных ценностей, поэтому ни Эдди, ни Ричи совершенно не удивляло ее пренебрежительное отношение и вечное желание насолить. — Нет, все в полном порядке, — широко улыбнулся Ричи, чем вызвал лишь презрительные смешки за спиной и очередной высокомерный взгляд мисс Керабрайт. — В таком случае, возвращайтесь к работе и не отвлекайте класс, — отчеканила она, фокусируя свое внимание на проверке тетрадей другого класса. Эдди завозился на школьном стуле, в один момент ставшем твердым-твердым. С каждым днем только хуже. Сегодня он всего лишь уронил маркер, тем самым удостоив себя и Ричи ненавистью всех присутствующих, а завтра их изобьют за слишком долгое собирание учебников? Где-то со стороны послышался шелест бумаги, поэтому скомканный лист, последовавший за этим, нисколько не удивил Эдди. Однако в полной мере «насладиться» очередным потоком гадостей ему не позволили: раздраженно поджав губы, Ричи перехватил бумажный комок и закинул его к себе в рюкзак. — Не обращай внимания, — Слишком вымученно улыбнулся он, осторожно опуская ладонь на острую коленку и сжимая ее. — Скоро им надоест. Смущенно кивнув, Эдди осторожно убрал чужую руку, чувствуя жар, быстро распространившийся по всему телу. Все-таки проявление чувств по-прежнему давалось ему с огромным трудом. Скользнув по классу быстрым взглядом, Эдди благодарно усмехнулся, когда среди нескольких недовольных пар глаз поймал ободряющую улыбку Большого Билла. Денбро, и остальные члены клуба «Неудачников» оставались единственными, кто даже после обнажения горькой правды-матки продолжили относиться к друзьям по-старому. Эдди думал, что если бы не они, за целостность их с Ричи костей пришлось бы переживать с удвоенной силой. А так немного кто осмелится нападать на толпу шестнадцатилетних и в большинстве своем физически развитых парней.***
Дерри — по мнению Эдди — самый гомофобный город априори. И для него, непривыкшего приковывать к себе лишнее внимание, это поистине ужасно. Теперь, когда «слава» об их с Ричи отношениях разнеслась по всей округе, Каспбрак как никогда ощутил, что находится не на своем месте. Он и Ричи те самые лишние звенья, которые все замечают и дружно ненавидят просто за то, что они не подходят к идеально-гармоничной цепочке. Возможно, Эдди гиперболизирует, но воспринимать происходящее иначе не получалось хотя бы потому, что порой он чувствовал себя не обычным подростком, а как минимум отвратительным душегубом, о преступлениях которого все знали, но доказать ничего не могли. В конце концов как сильно они с Ричи виноваты в том, что религия и традиционные ценности никогда не воспринимались ими, как главный ориентир в этой жизни? — Значит, опять к нему пойдешь? — Соня Каспбрак скрестила руки на объемной груди, смотря на сына с неприкрытым разочарованием и еле заметной болью. — Да, мам, — кивнул Эдди, возвращаясь к сборам. Опустив в рюкзак пижамные шорты с футболкой, он прикусил внутреннюю сторону щеки. Как бы Ричи не шутил на эту тему раньше, а Эдди действительно любил свою мать. Ненормальную, не знающую меры, но всегда искренне переживающую и заботящуюся о нем. Соня Каспбрак не была даже приближена к примеру идеальной хранительницы очага, но она по-своему, очень по-дурацки любила родного сына. Должно быть, именно эта «дурацкая», слепая любовь и не позволяла отчаявшейся женщине принять реальность такой, какая она есть. Когда слухи перестали быть слухами, и Соня Каспбрак собственными глазами лицезрела милого, любимого Эддичку, целующегося с этим испорченным, отвратительным Тозиером, она сначала подумала, что сошла с ума. Женщина, осознанно ограждавшая себя от любых слухов о родном сыне, оказалась лицом к лицу со слишком жестокой для нее действительностью. Соня Каспбрак была не готова к косым взглядам соседей и самое главное, к ослиному упорству обычно мягкого, как пластилин, Эдди. — Почему ты так поступаешь со мной? — разочарованно вздохнула она. И в голосе зазвенела такая беспросветная тоска, что Эдди ощутил внезапное, как раскат грома в безоблачном небе, желание обнять и успокоить, однако когда он подошел ближе, мать отшатнулась. — Я ведь делала все для тебя: заботилась, любила, прививала законы божьи, почему ты выбрал его?.. В голосе Сони Каспбрак звучали слезы, а каждое ее слово воспринималось Эдди, как пинок в живот. Почему даже родная мать считает своим долгом поставить его перед выбором и ткнуть носом в религию? Разве это имеет хоть какой-то смысл, когда ты вынужден противостоять чувствам, семье и, самое главное: противостоять себе? Покачав головой, словно разом отвечая на все мучавшие его вопросы, Эдди подошел к матери и впервые за много месяцев поцеловал ее в щеку. — Я надеюсь, когда-нибудь ты сможешь меня понять. — Он грустно улыбнулся и двинулся к лестнице, закинув потрепанный, давно отживший свой век рюкзак за спину.***
— Вот ублюдки… ненавижу, — еле слышно прошептал Ричи, и на секунду Эдди показалось, словно он услышал скрежет его зубов. — Ничего, ничего, совсем скоро я разберусь с ними со всеми… Эдди испуганно дернулся: за столько лет дружбы он безошибочно научился различать пустой треп от действительно серьезного настроя, и, судя по всему, завтра Ричи действительно вознамерился метать гром и молнии. Уложив подбородок на завитки волос, он обнимал слишком крепко, не позволяя Эдди принять необходимое положение и заглянуть к себе в глаза. — Господи, Ричи, ты, должно быть, шутишь. — Эдди внутренне сжался. Поддавшись ближе, он прикрыл глаза, чувствуя, как щекочет ресницами Ричину шею. — Их было человек семь. Мне просто повезло, что сегодня я решил не оставлять велосипед дома… Дыхание Ричи участилось, а сердце забилось так сильно, словно стараясь пробить диафрагму. — Рич?.. — Эдди завозился с удвоенной силой, пытаясь сбросить со своих плеч ладони друга. — Ричи?! — воскликнул он, наконец-то отстраняясь. — О, черт… По щекам Ричи, его Ричи, катились соленые капли предательских слез. У Эдди перехватило дыхание. До этого момента именно он привык выполнять роль ранимого и легко доводимого до слез человека. Он никогда не думал, что Ричи тоже может оказаться не железным… — Черт, Ричи, мне так жаль, только умоляю, не совершай глупостей, — затараторил Эдди, с ужасом понимая, что больше не может вымолвить ни слова — в горле происходила настоящая Сахара. Он быстрым движением стащил нелепые очки прямо с кончика хлюпающего носа и обхватил лицо Ричи маленькими ладонями, внимательно вглядываясь в любимое и такое знакомое лицо. Эдди нравились Ричины очки, но черт, прятать за ними эти очаровательные веснушки просто преступление против народа. Эдди хотел поцеловать каждую из них. Почему-то на его собственном лице, как казалось Каспбраку, веснушки не смотрелись столь гармонично и до чертиков мило. — Люди просто ненавидят нас. — Ричи шмыгнул покрасневшим носом, и Эдди нежно улыбнулся, умиляясь, как Ричи льнет, ластится к его рукам, позволяя тонким пальцам стереть с щек соленую воду. Он перестал плакать так же стремительно, как и начал это. Сейчас только опухшие глаза и слипшиеся длинные ресницы выдали шквал эмоций, вышедших из-под контроля несколько мгновений назад. — Если бы эти мудаки как-то навредили тебе, я бы точно… Эдди покачал головой и чуть поддался вперед, прижимаясь губами сначала ко лбу, потом к обеим щекам и, наконец, к губам Ричи. Поцелуи были невесомыми настолько, что Тозиеру померещилось, будто его лицо обдал порыв теплого летнего ветра. Он потянулся, чтобы сомкнуть руки на Эддиной тонкой талии и прижаться лбом к его лбу. — Когда родителям было не плевать на меня, — выдохнул Ричи, — они говорили, что Бог любит своих детей, всех своих гетеросексуальных детей.