Жар в груди.

*Безмолвен он и одинок. Смотрел, вздыхая на него, Томим неясною тоской. Ведь для него он был чужой, И жаждет встречи каждый миг, Чтобы взглянуть в незримый блик Его чернеющих очей, Услышать тихий, сладкий звук его речей,* Но наступил тот страшный миг, Когда увидел вновь его, На этот раз не одного, И тут незримый блик вдруг сник. Стоял, обнявшись, он с другим, Его печальный взор был не движим, И странной горькою тоской. Опять моя заныла грудь Я долго силился вздохнуть Слезы не знал я никогда, Но тут я плакал без стыда. В груди моей родился тот ужасный крик, И больно было мне, понять Не мог я долго В сомненье погружён Я думал-это страшный сон? Зрачки его недвижных глаз, Блеснули грозно, Казалось, будто кто-нибудь Железом ударял мне в грудь, И смутно понял я тогда Что я пред ним. Напрасно грудь Полна желаньем и тоской, Тот жар бессильный и пустой - Игра мечты, болезнь ума. Ведь мне не быть с ним никогда, И в час ночной, ужасный час Я убежал. О, я как брат, Обняться с бурей был бы рад. Глазами тучи я следил, Рукою молнию ловил, Бежал я долго-где? куда? Не знаю. Ни одна звезда, Не озаряла путь, Пытался долго я вздохнуть, В истерзанную болью грудь. Много я часов бежал, И наконец устав упал, И в исступлении рыдал, Кричал и плакал как дитя, И смутно понял я тогда Что вновь один, Но страх не сжал души моей, И жизнь моя, Без этих трёх блаженных дней, Была б печальней и мрачней. *Три дня все поиски по нём Напрасны были, но потом Его в степи без чувств нашли, И вновь в деревню принесли* Когда же я очнулся Я поднял голову мою Я осмотрелся, не таю Мне стало страшно. Вдруг-голос- лёгкий шум шагов То вдруг стихал он, то сильней Он раздавался в тишине Я жадно вслушиваться стал И ближе, ближе всё звучал Невольным трепетом объят Я поднял боязливый взгляд И вот, я вижу будто бы теперь, Как отперлась тихонько дверь, И затворилася опять. Немолчный ропот, Раздался снова в тишине, И тут всё ясно стало мне. О! Я узнал его тот час! Прилежный взор был так глубок, Я в нём тонул глазами и душой, Так безыскусственно живой, Так сладко вольный, Так полон тайнами любви, Что думы пылкие мои Смутились. И добрая рука печально тронулась лица, Во мне дышала слабость бытия. Хотел я встать-передо мной Всё закружилось с быстротой. Хотел кричать-язык сухой Беззвучен и недвижим был. Ну что же! Привстал, собрав остаток сил И долго так я говорил. «Ты слушай исповедь мою, Сюда пришёл, благодарю, Всё ж лучше перед кем-нибудь Словами облегчить мне грудь. А душу можно ль рассказать? Я знал одной лишь думы власть, Одну, но пламенную страсть. Она, как червь ,во мне жила, Изгрызла душу и сожгла Она мечты мои звала. Я эту страсть во тьме ночной, Вскормил слезами и тоской. Я нынче громко признаю, О том, что я тебя люблю! И о прощенье не молю. Знал ли ты, Или не знал, или забыл? Как ненавидел и любил, Как сердце билося живей При виде ласковых очей, И вспомнил я наш мирный дом. Объятья, лучи сладостных речей, И звук тех песен, Над колыбельною моей. Простая песня то была, Но в мысль она мне залегла. Скажи что среди этих стен, Мог дать ты мне взамен Той дружбы краткой, но живой, Меж бурным сердцем и грозой. Тогда пустых не тратя слёз, В душе я клятву произнёс: Мою пылающую грудь, Прижать с тоской к груди родной! Увы. Теперь мечтанья те Погибли в полной пустоте. Я слышал много раз, что ты меня от смерти спас-Зачем? Всё что я чувствовал тогда , Те думы-им уж нет следа, Но я б хотел их рассказать, Чтоб жить хоть мысленно опять Тебе, я знаю, не понять Мою тоску, мою печаль, Но воспоминанья тех минут. Во мне, со мной. Я цель одну имел в душе. Дай руку мне, ты чувствуешь? Моя в огне, Знай, это пламень с юных дней Таяся жил в душе моей. Верь моим словам или не верь, Мне всё равно» Я взглянул на него. И мрак очей был так глубок. Я ждал. Кругом таинственная мгла, Как лёд холодная струя, Вливалась в душу Жажда та. И мне она даёт страданья и покой. Я б рай и вечность променял, На то чтоб что-то он сказал, Но тут… Он кинулся ко мне на грудь, И стало сердцу моему легко, Не знаю почему. Обняв его прижавшись Недвижим молча я лежу. Объятья жадные раскрыв Он тёмен был и молчалив, И огонёк в его глазах То трепетал, то снова гас И жадно я припал к губам. Слилися наши языки, Как две бушующих реки. И как его, палил меня Огонь безжалостного дня. Он медленно вошёл в меня Томился, даже слабый стон Из его губ не вылетал. Моя кружилась голова. До боли прикусив его уста Раздался вдруг протяжный, жалобный и робкий стон. Терпел, томился он, страдал Рукою член он мой ласкал. Блаженство вольности познав, Я застонал. Рука скользила бережно, Играя, нежася на нём, Но тут он полностью вошёл, И я привык лишь после, Нескольких толчков. Он припал к моим губам, Так было сладко, любо мне. Взор его был нежен и глубок, И надивиться я не мог. Сорвавшись, быстро двигаясь во мне Он стал изнемогать, стонать. Мне речи странные шептать. Он говорил: «Останься здесь со мной» Даря мне, холод и покой. И близ мен я перед концом Родной опять раздастся звук! «Я никогда не мог сказать священных слов, Но вот теперь… О милый мой, не утаю, Что я тебя люблю! Люблю тебя, как жизнь мою» Тут я забылся, Бессилью тело уступил. Я кончил. Он застонав Рванулся из последних сил, Его струя вливалась пламенно в меня. И мы сплетясь как пара змей, Обнявшись крепче двух друзей, Упали разом. И брат, склонившись надо мной, Отёр внимательной рукой С лица кончины хладный пот. Он что-то шёпотом поёт. И с этой мыслью я усну И никогда не прокляну!